Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ЧЕМ ДЕЛО?
«Хлеб давайте!» Хлеба мало —кулачок хлеба́ припрятал.Голову позаломалатыща разных аппаратов.Ездят замы, тратят суммы,вздохи, страхи, ахи, охи.Даже вкус теряем к сну мыот возни и суматохи.Мозг трещит, усталость в теле,люди двигают горами.По Союзу полетелимолнии и телеграммы.Конкуренция и ругань,папок «жалоб» пухнут толщи.Уничтожить рад друг другаразный хлебозаготовщик.Затруднений соучастник,случая не провороня,кружит частник, вьется частниксея карканье воронье.Вьются частники, а рядомв трудовом упорстве наши,обливаясь потом-градом,выжимают хлеб из пашен.Волоките пылеватой —смерть! Усерден выше меры,кто-то строит элеваториз «входящих»… и фанеры.Сонм часов летит задаром.Днем рабочим стала ночь нам.Всё в порядке разударном,в спешном, в экстренном и в срочном.В доску выплющились люди,как не плющились давно.Хлеб достанем, хлеб добудем!Но…Шум такой, по-моему, нелеп.Вопросом в ушах орание:Разве то, что понадобится хлеб,мы не знали заранее?
ПРОБА
Какая нам пользалазить по полюсам,с полюсного глянцаснимать итальянцев?Этот рейд небывалый — пролетарская проба,проба нашей выучки, нервов и сил.И «Малыгин», и «Красин»! — ринулись оба,чтобы льдины трещали и ветер басил…Победители мы в этом холоде голом:удивляйся, земля, замирай и гляди,—как впервые в этих местах ледоколомподымали людей с двухметровых льдин.Жили в железе мы, а не в вате.В будущей битве хватит решимости,хватит людей, умения хватит —дряблых, жирных снять и вымести.Мы в пробную битву во льду введены!..Весельем не грех разукраситься.Привет победителям ледяным!Ура товарищам красинцам!
ПОП
Сколько от сатириков доставалось попам,—жестка сатира-палка!Я не пойду по крокодильим стопам,мне попа жалко.Идет он, в грязную гриву спрятавхудое плечо и ухо.И уже у вожатых спрашивают октябрята:«Кто эта рассмешная старуха?»Профессореет вузовцев рать.От бога мало прока.И скучно попу ежедневно врать,что гром от Ильи-пророка.Люди летают по небесам,и нет ни ангелов, ни бе́сов,а поп про ад завирает, а самне верит в него ни бельмеса.Люди на отдых ездят по ме́сяцамв райский крымский край,а тут неси и неси околесицупро какой-то небесный рай.И богомольцы скупы, как пни,—и в месяц не выбубнишь трешку.В алтарь приходится идти бубнить,а хочется бежать в кинематошку.
Мне священников очень жаль,жалею и ночь и день я —вымирающие сторожааннулированного учреждения.
НЕБЕСНЫЙ ЧЕРДАК
Мы пролетали, мы миновалиместности странных наименований.Среднее между «сукин сын»и между «укуси» —Сууксу показал кипарисы-носыи унесся в туманную синь.Го- ра.Груз. Уф!По- ра.Гур — зуфСтанция. Стала машина старушка.Полпути. Неужто?!Правильно было б сказать «Алушка»,а они, как дети — «Алушта».В путь, в зной,крутизной!Туда, где горизонта черта,где зубы гор из небесного рта,туда, в конец, к небесам на чердак,на — Чатырдаг.Кустов хохол да редкие дерева́.Холодно. Перевал.Исчезло море. Нет его.В тумане фиолетовом.Да под нами на полянерадуги пыланье.И вот умолк мотор-хохотун.Перед фронтом серебряных то́полеймы пронеслись на свободном ходуи через час — в Симферополе.
ГОРЯЩИЙ ВОЛОС
Много чудес в Москве имеется:и голос без человека, и без лошади воз.Сын мой, побыв в красноармейцах,штуку такую мне привез.«Папаша, — говорит,— на вещицу глянь.Не мешало понять вам бы».Вынимает паршивую запаянную склянь.«Это, — говорит,— электрическая лампа».«Ну, — говорю,— насмешил ты целую волость».А сам от смеха чуть не усох.Вижу — склянка. В склянке — волос.Но, между прочим, не из бороды и не из усов…Врыл столбище возле ворот он,склянку под потолок наве́сил он.И начал избу сверлить коловоротом.И стало мне совсем неве́село.Ну, думаю, конец кровельке!Попались, как караси.Думаю,— по этой по самой по проволокев хату пойдет горящий керосин.Я его матом… А он как ответил:«Чего ты, папаша, трепешься?»И поворачивает пальцами — этим и этим —вещь под названием штепсель.Как тут ребятишки подскачут визжа,как баба подолом засло́нится!Сверху из склянки и свет, и жар —солнце, ей-богу, солнце!Ночь. Придешь — блестит светёлка.Радости нет названия.Аж может газету читать телка,ежели дать ей настоящее образование.
ПОДЛИЗА