* Золотое поле (франц.). — Ред.
220. ПОСВЯЩЕНИЕ
Он хвалит свой товар, но сдержанно: народЗевак во всем готов увидеть повод к сплетням.«Слоноподобная Венера! Только входНе разрешается несовершеннолетним!»
Безусые юнцы, солдатики, легкоВ предложенную им уверовав программу,Проходят под навес, где предъявляют даму —Сто пятьдесят кило, затянутых в трико.
Один из простаков, объятый страстным пыломК гигантской женщине, совсем прирос к периламИ делает свой взнос вторично торгашу,
Как вдруг из темноты, неотразимо-томен,Желая ободрить его, басит феномен:«Ты можешь трогать все — ведь я не укушу!»
ЭМИЛЬ ВЕРХАРН
221. К БУДУЩЕМУ
О род людской, твой путь в небесные глубиныЛежит среди светил, но кто б сумел из насОтветить, что за вихрь потрясТвою судьбу за век единый!
Прорвавшись в высоту, сквозь облачный шатер,И самых дальних звезд разоблачив убранство,Из ночи в ночь и вновь из одного пространстваВ другое странствует неутомимый взор.
Меж тем как под землей, где дремлют вереницыБесчисленных годов, где целые векаПластами залегли, пытливая рука,Нащупав их, на свет выводит из гробницы.
Стремление во всем отдать себе отчетОдушевляет лес существ прямостоящий,И человек, сквозь все проламываясь чащи,Свои права и долг извечный познает.
В ферменте и в пыли, аморфной и инертной,И в атоме есть жизнь; и все заключеноВ несчетный ряд сетей, которые даноСжимать и разжимать материи бессмертной.
Искатель золота, мудрец, артист, герой —Все в ежедневный бой вступают с Неизвестным.Благодаря трудам их розным иль совместнымМы мироздание осознаем собой.
И это вы одни лишь,О города,Как сила грозная, которой не осилишь,Восстали навсегдаСреди равниныИ среди долины,Сосредоточивши достаточно людей,Кипенья рдяных сил и пламенных идей,
Чтоб лихорадкою и яростью священнойЗажечь сердца у всех смиренныхИ надменных,Кому лишь удалось,Открыв закон миров, в себе увидеть осьВселенной.
Господень дух вчера еще был духом сёл.Враждебный опыту и мятежу, все клятвыОн рабски блюл. Он пал, и по нему прошелГорящий воз снопов, как символ новой жатвы.
На обреченное погибели селоСо всех сторон летят разрухи ветры злые,А город издали последнее теплоСтарается извлечь из этой агонии.
Где золотилась рожь, маховики стучат.По крыше церкви дым драконом вьется черным,Мы движемся вперед, и солнечный закатУже не кажется причастьем чудотворным.
Проснутся ль некогда поля, исцеленыОт ужасов, безумств и зол средневековья,Садами светлыми, сосудами весны,До края полными цветущего здоровья?
В подмогу взяв себе и подъяремный скот,И ветер, и дожди, и солнца дар нетленный,Построят ли они свой новый мир — оплот,Спасающий людей от городского плена?
Иль станут, навсегда былых богов изгнав,Они последними подобиями рая,Куда в полдневный час придет мечтать конклавУсталых мудрецов, дремоту поборая?
Покуда ж, к прошлому сжигая все мосты,Жизнь стала радостью безумно-дерзновенной.Что долг и что права? Лишь зыбкие мечтыТвои, о молодость, наследница вселенной!
АНРИ ДЕ РЕНЬЕ
222. ЭПИТАФИЯ
Я умер. Я навек смежил глаза свои.
Вчерашний Прокл и ваш насельник, Клазомены,
Сегодня — только тень, всего лишь пепел тленный,
Без дома, родины, без близких, без семьи.
Ужель настал черед испить и мне струи
Летейских вод? Но кровь уж покидает вены.
Цветок Ионии, в пятнадцать лет надменный
Узнав расцвет, увял средь вешней колеи.
Прощай, мой город! В путь я отправляюсь темный,
Из всех своих богатств одной лишь драхмой скромной
Запасшись, чтоб внести за переправу мзду,
Довольный, что и там в сверкающем металле
Я оттиск лебедя прекрасного найду,
Недостающего реке людской печали.
223. ПЛЕННЫЙ ШАХ
Я — шах, но все мои владенья в этом мире —Листок, где нарисован я.Они, как видите, увы, едва ли ширеНамного, чем ладонь моя.
Я, любовавшийся денницей золотоюС террас двухсот моих дворцов,Куда бы я ни шел, влачивший за собоюТолпу угодливых льстецов,
Отныне обречен томиться в заточенье,Замкнут навеки в книжный лист,Где рамкой окружил мое изображеньеИранский миниатюрист.
Но не смутит меня, не знающего страхаНи пред судьбой, враждебной мне,Ни пред убийственным бесстрастием Аллаха,Изгнанье в дальней стороне,
Пока бумажных стен своей темницы теснойЯ — благородный властелин,И, в мой тюрбан вкраплен, горит звездой чудеснойНа шелке пурпурный рубин;
Пока гарцую я на жеребце кауром,И сокол в пестром клобучке,Нахохлившись, застыл в оцепененьи хмуром,Как прежде, на моей руке;
Пока кривой кинжал, в тугие вложен ножны,За поясом моим торчит;Пока к индийскому седлу, мой друг надежный,Еще подвешен круглый щит;
Пока, видениям доверившись спокойным,Я проезжаю свежий луг,И всходит в небесах над кипарисом стройнымЛуны упавший навзничь лук;
Пока, с моим конем коня пуская в ногу,Подруга нежная мояВ ночном безмолвии внимает всю дорогуПечальным трелям соловья
И, высказать свою любовь не смея прямо,Слегка склоняется ко мне,Строфу Саади иль Омара ХайямаНашептывая в полусне.
АЛЬБЕР САМЕН
224. КОНЕЦ ИМПЕРИИ
В просторном атрии под бюстом триумвираАркадий, завитой, как юный вертопрах,Внимает чтению эфеба из Эпира…Папирус греческий, руки предсмертный взмах —
Идиллия меж роз у вод синей сапфира,Но стих сюсюкает и тлением пропах.Вдыхая лилию, владыка полумираЗастыл с улыбкою в подведенных глазах.
К нему с докладами подходят полководцы:Войска бегут… с врагом уже нельзя бороться,Но императора все так же ясен вид.
Лишь предок мраморный, чело насупив грозно,Затрепетал в углу, услышав, как трещитКостяк империи зловеще грандиозной.
225. НОКТЮРН
Ночное празднество в Бергаме. Оттого ли,Что мягким сумраком весь парк заворожен,Цветам мечтается, и в легком ореолеХолодная луна взошла на небосклон.
В гондолах медленно подплыв к дворцу Ланцоли,Выходят пары в сад. За мрамором колоннОркестр ведет Люли. При вспышках жирандолейБал открывается, как чародейный сон.
Сильфид, порхающих на всем пространстве залы,Высокой пошлостью пленяют мадригалы,И старых сплетниц суд не так уже суров,
Когда, напомнивши о временах Регентства,Гавотов томное им предстоит блаженствоВ размеренной игре пахучих вееров.
ФРАНСИС ЖАММ
226.
Зачем влачат волы тяжелый груз телег?Нам грустно видеть их покуренные лбы,Страдальческий их взгляд, исполненный мольбы.Но как же селянин без них промыслит хлеб?
Когда у них уже нет сил, ветеринарыДают им снадобья, железом жгут каленым.Потом волы опять, в ярем впрягаясь старый,Волочат борону по полосам взрыхленным.
Порой случается, сломает ногу вол:Тогда его ведут на бойню преспокойно,Вола, внимавшего сверчку на ниве знойной,
Вола, который весь свой век послушно брелПод окрики крестьян, уставших от труда,На жарком солнце — брел, не зная сам куда.
227.