Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глеб аккуратно растоптал наполовину выкуренную сигарету и сказал:
– Завтра вы должны раздобыть мне портативный газовый резак, заглушку на трубу вот такого диаметра, – он указал на ответвление водопровода. – А главное – баллон с нервно-паралитическим газом средней силы действия – такой, чтобы нюхнув его, сильный мужчина вырубился минут на пятнадцать. И не забудьте, пожалуйста, пару угольных противогазов.
Кое-что уже смутно прорисовывалось в голове полковника Студийского, но только в общих чертах. Ему не терпелось расспросить Глеба более основательно, но он боялся показаться смешным.
– Я раздобуду все, о чем вы просите.
– Тогда проблем больше не существует. Все остальное я найду в своей мастерской. Так что завтра, полковник, заезжайте за мной где-то около часа дня.
Я хочу отоспаться, – и Глеб, уже не обращая никакого внимания на Студийского, пошел назад клюку.
Единственное, что он сказал на прощанье:
– Не забудьте закрыть люк, полковник. Все-таки мы имеем дело не с такими идиотами, как мне хотелось бы.
Он вывел машину через узкую арку и, глянув мельком на дом с вывеской «Экспо-сервис Ltd», усмехнулся.
Окна на втором этаже горели.
– Работай, работай, – подмигнул своему отражению в зеркальце Глеб, – чем больше материалов окажется в папке, тем лучше. Правда, я еще не решил окончательно, стоит ли ее отдавать полковнику или лучше придержать у себя.
Все-таки какая-никакая гарантия, не чета честному слову офицера ФСБ.
Глава 8
Бомж по кличке Сиротка, насмерть перепуганный случившимся, задыхаясь, взбежал на чердак. Он светил себе спичками, обжигая пальцы, и собирал свои пожитки в дерматиновую сумку. После того, как вещи были собраны, Сиротка также поспешно покинул свое убежище.
Перед тем, как уйти, от остановился и посмотрел на диван, на котором еще час назад спокойно лежал его приятель, наслаждаясь окурком кем-то брошенной сигареты и кашляя.
– Господи, спаси и помилуй, – пробормотал Сиротка, и истово перекрестился трясущимися пальцами, хотя ни в Бога, ни в черта не верил.
Он выбежал из подъезда, и никто не обратил внимания на его исчезновение.
Сиротка еще и сам не знал, куда пойдет, но он прекрасно понимал, что оставаться в этом доме опасно, ведь во дворе лежит зверски задушенный телефонным проводом его приятель, а возле мусорного контейнера брошен целлофановый сверток, в котором находятся четыре детских руки. Сиротка успел разглядеть, что руки детские.
– Господи, Господи, – бормотал бомж и, пошатываясь, уходил с проспекта Мира, волоча свою черную дерматиновую сумку.
Конечно же, он не. знал, что произойдет далее, но понимал, что оставаться здесь дальше нельзя. И еще он понимал, что если вздумает делиться с кем-нибудь увиденным, то, скорее всего, тоже будет не жилец на этом свете. Да и не нужно ему все это было, ведь сам-то он остался в живых.
Когда Сиротка был уже далеко, взвизгнула пружина подъездных дверей, они хлопнули, и на крыльцо шаркающей походкой вышла старуха. У нее на плечи был накинут плащ, в одной руке она несла ведро, полное картофельных очисток, арбузных корок и прочего мусора, а в другой – старую обувную коробку.
Старуха, аккуратно обходя лужи, двинулась к мусорному контейнеру. Она что-то негромко бубнила в адрес своих внуков-непосед, которых с трудом уложила спать. Она только сейчас смогла прибраться в кухне и решила не оставлять на ночь мусор – ведь и так хватало тараканов, они были настоящим проклятием этого дома. Она подошла к мусорному контейнеру, и в глаза ей бросился блестящий сверток целлофана.
– А это что такое? – заинтересовалась старуха и ногой в тапке принялась разворачивать сверток.
То, что открылось ее взору, повергло старую женщину в дикий ужас. Она выронила ведро и коробку из-под обуви. Мусор рассыпался.
– Господи, Господи, что же это такое? – сдавленно прошептала она.
Но потом старуха подумала: "Может, мне кажется? Насмотришься телевизор, потом всякие гадости мерещатся.
Она наклонилась, отвела край целлофана.
Нет, ей не померещилось. Из ее рта вырвался странный звук, похожий на свист, в этом звуке был такой леденящий душу ужас, что даже два кота, пробавлявшихся У мусорных контейнеров, кинулись наутек, скользнув у старухи прямо под ногами, чем еще больше напугали ее.
– Свят, Свят, Свят! Что же это творится на белом свете! Ручки, ручки, маленькие ручки! – старуха, забыв о ведре, бросилась к дому.
Она почти бежала, нервно переставляя свои старые, опухшие ноги. Прямо на первом этаже она принялась звонить в двери.
– Господи, Господи, – причитала она, – да открывайте же скорее! Марья Ивановна, где ты? Где ты? Дверь открылась.
– Ты чего? Случилось что?
– Случилось, случилось! – кричала старуха. Соседка стояла в теплом халате, в тапках на босу ногу.
– Ну что же ты? Говори быстрее.
Марья Ивановна была когда-то школьной учительницей, и слыла женщиной грамотной и умудренной жизнью.
– Машенька, Маша, слушай, – затараторила старуха, – там такое, такое!..
– Где – там? Что случилось? С внуками что-нибудь? Да говори же ты, Анфиса Петровна!
Но у Анфисы Петровны словно язык отнялся, она шевелила губами, размахивала руками, но ничего сказать не могла. Тогда соседка взяла Анфису Петровну за локоть, втащила в квартиру и принесла чашку воды. Поздняя гостья взяла чашку трясущимися руками и чуть не пролила воду, но все-таки умудрилась сделать три судорожных глотка, и после этого ее прорвало.
– Машенька, там такое возле мусорного контейнера! Я, понимаешь, как всегда пошла выбросить мусор, ну, знаешь, чтобы не оставлять на ночь, и так от тараканов спасу нет, так я подумала: «Вот сейчас вынесу, выброшу, в кухне будет чисто». Я все прибрала, хлеб спрятала в пакеты, все кастрюли закрыла, сковородки тоже, ну, думаю, еще и мусор выброшу. Спустилась себе спокойненько.
На улице темно. Но я каждый день хожу к мусорному контейнеру, иду себе смело – а чего мне бояться? Пришла – смотрю, что-то блестит…
– Так что там? Ты не тяни, – твердым голосом, по-учительски, вспомнив молодость, строго-настрого приказала Марья Ивановна Анфисе Петровне.
– Так вот, погоди. Там блестит, блестит, значит. Погоди, забери свою чашку, а то я обольюсь. – И старуха передала чашку Марье Ивановне Сидоровой. Та взяла ее и поставила на полочку рядом с телефоном. – Так вот, там блестит. Я этак ногой. Раз, раз развернула… И знаешь, что там?
– Да говори же ты! – потеряв терпение, крикнула бывшая учительница.
– Там… там детские ручки. Четыре или пять рук…
– Да ты что?! Не может быть! – всплеснула руками Марья Ивановна. – Сейчас пойдем посмотрим, я только обуюсь.
– Да нет, не ходи, не надо. Я боюсь. У меня внуки – наверху. Я пойду домой.
– Нет, нет, подожди. Так нельзя. Мы должны сообщить.
– Куда?
– Куда следует.
– Вот ты и сообщи, ты была учительницей, ты у нас грамотная.
– Да не стой ты, присядь, – Марья Ивановна подвинула маленький стульчик, на котором она обычно сидела, когда обувалась.
Анфиса Петровна Смолянская, когда-то в молодости водившая трамвай, тяжело опустилась на стульчик и вздохнула. Она вздохнула так, словно ей не хватало воздуха и она задыхалась.
– Ой, я боюсь, ой, я боюсь, – выдыхала Анфиса Петровна, прижимая трясущиеся руки к груди.
– Сиди у меня, я схожу, гляну.
Быстро переобувшись и набросив на плечи пальто, Марья Ивановна отправилась к мусорным контейнерам. Уже через пять минут она вернулась. Ее морщинистое лицо было бледным.
– Какой ужас, какой кошмар, я чуть не умерла от страха, – Марья Ивановна, схватив телефонную трубку, собралась вызывать милицию.
Дверь квартиры все это время оставалась полуоткрытой.
Анфиса Петровна услышала, как хлопнула дверь. Раздались шаги, звякнули ключи, и Анфиса Петровна Догадалась, что кто-то открывает почтовый ящик.
– Посмотри, Маша, кто там?
Бывшая учительница выглянула. Внизу у почтовых ящиков рассматривал корреспонденцию высокий мужчина в черной кожаной куртке. В его пальцах дымилась сигарета, распространяя сладковатый запах.
– Олег Иванович! – закричала Марья Ивановна, – Олег Иванович, можно Вас на минуточку?
– Конечно. Добрый вечер, Марья Ивановна.
Мужчина в кожаной куртке работал на телевидении. Марья Ивановна и Анфиса Петровна как могли объяснили ему. Олег Иванович понимающе кивал, не особенно веря в то, что рассказывают две старухи. Но он все же решил сходить и посмотреть сам. Он вернулся через две минуты и бросился к телефону.
– Вы звоните в милицию, Олег Иванович? – спросила бывшая учительница.
– Да, да, да, не отвлекайте, в милицию, в милицию.
Но он набрал номер не милиции, а телевидения.
– Говорит Соколов Олег Иванович. Да, срочно приезжайте! Тут у нас во дворе такое! Немедленно приезжайте. С камерой, конечно же! И не забудьте захватить свет. Скорее, пока не приехала милиция. Думаю, это можно будет показать в ночных новостях да и в утренних… Скорее, скорее! Что? Да нет же, скорее, я буду здесь и встречу вас во дворе. Зачем милицию и «скорую»? К черту, лучше мы сначала снимем, а потом позвоним. Или даже лучше вместе. Хорошо. Через пять минут я позвоню в милицию.
- Слепой. Живая сталь - Андрей Воронин - Боевик
- Большая игра Слепого - Андрей Воронин - Боевик
- Ставки сделаны - Андрей Воронин - Боевик
- Бросок Аркана - Андрей Воронин - Боевик
- Строго конфиденциально - Максим Шахов - Боевик