Читать интересную книгу Без обезьяны - Роман Подольный

Часто животное делают домашним после того, как изрядно поубавят его численность. Когда вошли в моду украшения из страусовых перьев и число страусов в Африке стало стремительно уменьшаться, их начали разводить сами люди. Сейчас страусовые перья из моды вышли, зато спросом пользуются портфели и туфли из крокодиловой кожи. И грозные хищники поредели настолько, что в Азии и Африке есть сейчас десятки доходных крокодильих питомников.

И, может быть, люди ещё будут разводить и домашних белых медведей, и тигров, и даже тропических бабочек: чем это удивительнее крокодильего питомника?

В последнее столетие появился новый тип домашних животных — лабораторные животные. Учёным нужны для опытов морские свинки и белые мыши, мартышки и кролики.

И тут изощрённость искусственного отбора достигает предела. Даже чудесам, проделанным с собакой, не уступают превращения лабораторных животных.

Выводят, например, кроликов — наследственных психопатов. Это чтобы испытывать на них лекарства, после применяемые к душевнобольным.

В ручных дельфинах некоторые учёные пытаются увидеть не просто будущих помощников в освоении моря, но братьев по разуму. Другие с ними не согласны. Но не дожидаясь, пока согласие между специалистами будет достигнуто, Советское правительство запретило охоту на дельфинов.

Мне кажется, что собаки, скажем, ничуть не менее сообразительны, чем дельфины, — просто к собачьему уму мы привыкли и не видим в нём ничего особенного. К тому же дельфины способны к звукоподражанию и членораздельной «речи», а ведь за то же в средние века считали разумными попугаев.

(Но это только личное мнение профана в биологии).

А решение правительства безусловно верно. Нельзя рисковать жизнью существа, которое может оказаться разумным. Не зря же великий французский просветитель Руссо, один из предтеч Великой французской революции 1789 года, писал в своё время, что «больших обезьян Азии и Африки, известных нам по неумелым описаниям путешественников», он скорее предпочитает отнести к людям неизвестной расы, чем рискнуть отказать в человеческой природе существам, которые, возможно, ею обладают.

* * *

Где возникло земледелие? Очень долго его начало историки связывали с долинами великих рек: Нила, Тигра и Евфрата, Янцзы и Хуанхэ. С возражениями примерно полвека назад выступил не историк, а биолог Николай Иванович Вавилов. Он объездил почти весь мир. И всюду искал предков современных культурных растений. Оказалось, что искать их надо в горах. Здесь всего разнообразнее дикие злаки. Из их богатства человек и выбрал те виды, которые после превратили долины больших рек в цветущие земледельческие страны.

У диких злаков зёрна выпадают из колоса сразу после созревания. Первой задачей человека было вывести сорта, лишённые этого недостатка.

Открытие земледелия, конечно, не было случайностью. Недаром же в разных углах Земли это открытие было сделано на свой лад. Египтяне выращивали пшеницу, индийцы — рис, китайцы — просо, индейцы — кукурузу и картофель. В Европе рисовая каша долго была лекарством, а цветки картофеля когда-то английская королева вкалывала в причёску.

Рожь и овёс пережили ещё более удивительное превращение — ведь сначала они были только сорняками при пшенице и ячмене. А подсолнечник из декоративного цветка превратился лет сто сорок назад в поставщика масла. Что будет дальше с культурными растениями? Им, конечно, угрожает много «врагов»! Микроскопическая водоросль хлорелла может за день дать то же количество питательных веществ, что пшеница за год. Микробы изготовляют из нефти жиры, углеводы, сахара, даже белки и витамины. Химия учится делать то же самое из дерева и известняка. Если всё это не будет годиться в пищу человеку, то уж для скота-то сойдёт. А потом настанет день, когда пшеница и рожь станут ненужными? Может быть. Кто в силах ручаться за будущее? Но до этого «потом» ещё сотни лет.

Земледелие кормило сотни тысяч там, где впроголодь жили просто сотни. Можно было селиться вместе большими группами людей, а не разбредаться крохотными кучками по огромной территории. Так стали возможными сёла.

Ещё быстрее стала развиваться техника, ведь теперь появились специалисты. Они могли почти целиком посвятить свои силы одному делу, потому что их кормили другие люди, оставшиеся земледельцами. Первый профессионал-кузнец поднял молот, первый специалист-гончар шлёпнул рукой по мокрой глине.

И встали города, где жили ремесленники, торговцы, ну, и правители. Правители — потому что теперь люди в обществе были не одинаковы и не равны: появились крестьяне и князья, рабы и рабовладельцы. Государство, можно сказать, выросло на засеянном поле. Человеческая история ушла от первобытного коммунизма, чтобы в конце концов в наши дни вывести человечество к преддверию коммунизма.

СВЕРХРОБИНЗОНЫ И ТЕХНИКА КАМЕННОГО ВЕКА

Десять или двенадцать тысяч лет назад этот человек жил там, где сейчас стоит в Днепропетровской области деревня Васильевка. Жил не очень счастливо. Голова часто кружилась и почти непрерывно болела. Часами, наверное, сидел он, охватив затылок руками, и раскачивался, безнадёжно пытаясь бороться с болью. Враг ли в бою, медведь ли на охоте — мы не знаем точно, кто повредил голову древнему жителю Васильевки. Зато знаем, как её лечили. В черепе просверлили отверстие. Работали или заострённой костяной палочкой, или деревянной, с закреплённым в ней кремнёвым остриём. Может быть, палочку вертели не просто руками, а заставляли её вращаться быстрее с помощью тетивы лука (так умеют сверлить некоторые народы Африки). В этом случае «скальпель» прошёл через кость за каких-нибудь несколько минут. Дырка была проделана — операция закончилась. А больной? Выздоровел.

Так делали трепанацию черепа пятьсот поколений назад. И умели находить место для отверстия, как умели его быстро и безопасно для оперируемого высверливать. Молодцы были наши предки! А за последние лет пятнадцать-двадцать мы особенно хорошо узнали, какие же это были молодцы.

Как узнали? Раньше чем ответить на этот вопрос, я позволю себе маленькое отступление.

Меня всегда с детства удивляла тщательность, с которой Даниэль Дефо позаботился о полном обеспечении своего Робинзона Крузо. Невероятно длинные списки оружия, инструментов, снастей, кусков холста, бочек с мукой, всевозможных товаров и продуктов в ящиках, бочках и бочонках. Пожалуй, иная серьёзно организованная экспедиция по части снабжения могла позавидовать этой жертве кораблекрушения. Жюля Верна, мне кажется, тоже смущали такие материальные последствия естественной любви Дефо к своему герою. И когда Жюль Верн написал свой вариант робинзонады — «Таинственный остров», то его действующие лица были снабжены куда хуже. Но всё-таки у них были часы, двояковыпуклое стекло которых дало им огонь, у них были ножи, сделанные из стального собачьего ошейника, а главное — у них были знания, благодаря которым остров оказался в кратчайший срок цивилизован. И речи не было о том, чтобы героям Дефо или Верна пришлось браться за камни и думать над тем, что и как из них можно сделать.

Но в наше время нашлись добровольные робинзоны, отказавшиеся от стали и железа, спичек и увеличительных стёкол. Правда, заодно они прекрасно обошлись и без острова. Окрестности Каунаса в Литве, лес на Карельском перешейке, берег Ангары в Сибири, окраины Сухуми — все эти места неплохо выполняли обязанности «острова Робинзона» (так в «Дон-Кихоте» весёлый герцог «назначил островом» отведённое Санчо Пансе губернаторство).

Задачей археологических экспедиций, возглавляемых С. А. Семёновым, было установить, как наши предки изготовляли орудия и пользовались ими. Работа идёт уже пятнадцать лет — первая экспедиция суперробинзонов состоялась в 1957 году. И как бы ни менялся географический адрес экспедиций, отправлявшихся то в Прибалтику, то на Дальний Восток, их «хронологический адрес» был ещё более переменчив. Археологи уходили на миллион, если не больше, лет назад, в эпоху простейших каменных орудий, вроде расколотых пополам галек, у которых благодаря этому появлялся режущий край. И во времена, отдалённые от нас четырьмя-пятью тысячелетиями, — когда археологи выясняли, годится ли чистая медь (а не сплав меди с оловом — бронза) для орудий, способных соревноваться с камнем.

Правда, в одном отношении эти суперробинзоны напоминали героев «Таинственного острова». Каменные и всякие иные орудия делали люди, уже знавшие в них кое-какой толк. То есть исполнителем-то работы мог быть кто угодно — важно то, что ему показывали, как надо работать.

Одна из узких специальностей доктора исторических наук С. А. Семёнова — исследование следов, оставшихся от работы на древних каменных орудиях. Когда каменным топором рубили дерево, на топоре оставались царапины, сам он постепенно становился всё тупее. Часто нетрудно установить, как именно держал труженик каменного века своё рубило или сверло: только пальцами, всей ладонью или обеими руками. К услугам археологов был миллионолетний опыт человечества; они старались не придумывать, но только копировать уже изобретённые формы топора, скребка... И учёные рубили, резали, шлифовали, сверлили, затачивали, кололи, шили...