Читать интересную книгу Наука любви и измены - Робин Данбар

Увы, некоторые из нас воспринимают все это чересчур буквально. В конце XI – начале XII веков в Нидерландах бешеным успехом, на глазах превращаясь в живого кумира, пользовался странствующий проповедник Танхельм Антверпенский: послушать его стекались огромные толпы. Еретик был так ослеплен и собственной славой, и любовью к Деве Марии, что в конце концов устроил пышную церемонию посреди чистого поля, позвав тысячи своих почитателей на собственное обручение с Богоматерью. (К сожалению, невеста в тот день, видимо, была занята другими делами, так что ее заменяло священное изваяние.) По сути этот Танхельм был чем-то вроде сегодняшних телевизионных проповедников, способных стремительно наэлектризовывать толпы людей, приводя их в состояние религиозного исступления.

Это чувство влюбленности в Бога свойственно не только христианам – оно встречается и в других авраамических религиях. Нет ничего изысканнее любовной поэзии, составляющей сердцевину суфийского стиля каввали в исламе. Суфизм – это мистическое направление внутри исламской традиции, и, подобно большинству мистических сект авраамических религий (в иудаизме это каббала, а в христианстве – гностицизм), оно навлекало на себя подозрения и даже открытые гонения со стороны господствующих ветвей внутри своей же религии. Традиция каввали в Пакистане и Иране, одной из вершин которой стало творчество покойного великого Нусрата Фатеха Али Хана, – это особая форма пения, использующая зажигательные ритмы и старинные тексты суфийской любовной поэзии, причем во время исполнения и сам певец, и слушатели приходят в состояние исступленной радости. Многие из этих стихотворений относятся к традиционным газелям – старинному поэтическому жанру, восходящему еще к доисламской арабской поэзии VI века, где говорится и о боли утраты, и о разлуке, и о красоте любви. Особой силой воздействия газели наделяет двусмысленность поэтических оборотов, поэтому их можно воспринимать одновременно и как стихи о страстной плотской любви, и как выражение чистой, духовной любви к Богу.

О ты, с прекрасными длинными черными волосами,Не пленяй меня своей колдовской сетью, —

умоляет певец и продолжает:

Взгляд, что пронзает,Успокаивает сердце;Раскинь тени от кос твоих,Чтобы меня ласкала их темнота.

И снова:

Ты заставляешь меня плакать…Я молил о любви, но получил лишь скорбь.

А можно вспомнить и чуть застенчивые слова из ветхозаветной «Песни песней» – этого, пожалуй, самого необычного любовного стихотворения (или, вернее, цикла любовных стихотворений) из когда-либо написанных. Ее включили в христианский свод Библии, несомненно, только потому, что текст можно было толковать (впрочем, с большой натяжкой, прямо скажем) как обращение к Богу:

Отперла я возлюбленному моему,а возлюбленный мой повернулся и ушел.

Души во мне не стало, когда он говорил;

я искала его и не находила его;звала его, и он не отзывался мне.

Харизма, секс и религия

Похоже, что это чувство экстатической религиозной любви с ужасающей легкостью способно превращаться в нечто совсем иное и отнюдь не духовное, а именно – в самый что ни на есть земной секс. При всех своих метафизических и нравственных контекстах религия в целом обнаруживает на удивление тесную связь с сексом. Во всяком случае, судя по народным преданиям, половые сношения играли особую роль в обрядах многих языческих и не вполне языческих религий. Например, в европейской традиции секс ассоциировался с колдовством (ведьм, помимо прочего, обвиняли в том, что они совокупляются с самим дьяволом); а в современных, с некоторых пор вошедших в моду реконструкциях древних европейских языческих культов обряды отправляются иногда нагишом, а в завершение участники действа совокупляются без разбора (так, во всяком случае, рассказывается об этом в самых пошлых репортажах «желтой прессы»).

Учитывая сказанное, наверное, не стоит удивляться тому, что секс очень часто просачивался и в основные, главенствующие направления религии. В эпоху позднего Средневековья такие секты, как Братья и сестры свободного духа, движение Кристерунг Клауса Людвига и мюнстерские анабаптисты, – все они выступали за свободную любовь. Каждое из этих течений, достигая вершины, привлекало тысячи последователей, а потому становилось серьезной угрозой в глазах светских и церковных властей. Несмотря на попытки главенствующей ветви христианства искоренить ереси, секты анабаптистов и братьев свободного духа просуществовали несколько столетий, в итоге породив множество новых религиозных движений – хотя, надо сразу оговориться, далеко не все из них сейчас проповедуют секс как путь к райскому блаженству. Например, от анабаптистов отпочковалось несколько сект праведников, ставивших превыше всего нравственную чистоту; среди них не последнее место сегодня занимают меннониты, амиши и гуттериты. С другой стороны, некоторые течения, произошедшие от Братства свободного духа, похоже, не слишком далеко ушли от исконных учений секты-родоначальницы. К ним относятся рантеры, проявившие себя в Англии в эпоху Кромвеля, в 1650-е годы; из их собственных сочинений явствует, что повсеместные обвинения в свальном грехе отнюдь не являлись исключительно пропагандой их противников.

В православной России еще в конце XIX века ходили рассказы о хлыстах: отправляя свои обряды, приверженцы этой секты плясали до умопомрачения вокруг костра или чана с водой, непрерывно распевая псалмы, а потом в исступлении валились на землю и совокуплялись с кем попало. Разумеется, можно вспомнить и знаменитые индуистские храмы, украшенные изваяниями совокупляющихся пар, иногда переплетенных в крайне замысловатых позах. Наверное, подобные скульптуры немало способствовали энтузиазму, с каким в 1960-е годы западная молодежь принимала индуизм и создавала религиозные коммуны.

Если вдуматься, в том, что секс прорывается в религию, нет ничего особо удивительного. Ведь он сумел проникнуть почти во все прочие сферы человеческой жизни, особенно в те области, где требуются напряженные переживания. Приток эндорфинов и других нейромедиаторов, обычно сопровождающий наступление экстаза, по-видимому, переполняет человека особенно теплыми и нежными чувствами к остальным участникам совместно переживаемого важного действа – настолько сильными, что только самым суровым религиозным и моральным запретам под силу удержать «крышку» на бурлящем котле наших эмоций, а нас самих – в рамках общепринятых приличий. Однако в отсутствие таких сдерживающих сил ситуация стремительно вырывается из-под контроля. Вот только что вы вроде бы спокойно занимались своим делом – как вдруг налетает армия гормонов, и вы, не успев ничего понять, уже оказываетесь в совершенно ином состоянии сознания. Сколько раз вам случалось говорить: «Да я ничего такого и в мыслях не имел, бес попутал…»? Нейромедиаторный вихрь подхватывает нас, лишая воли и разума, уносит ввысь, чтобы в следующий миг швырнуть, обессиленных, на землю.

Впрочем, сейчас нас больше интересует то, какую роль в успехе того или иного движения играют харизма и сексуальная привлекательность его основателя. Среди приверженцев многих средневековых христианских сект – в том числе секты Танхельма из Антверпена и Братства свободного духа – заметно преобладали женщины. Яну Брокельсону – последнему вожаку мюнстерской общины анабаптистов перед ее уничтожением в 1535 году – под конец карьеры пришлось нести на себе все тяготы окормления не менее пятнадцати женщин (в их число не входила его собственная жена, которую он оставил в Нидерландах).

Хотя официальная церковь, разумеется, всячески порицала подобную сексуальную разнузданность сектантов, в истории имеются яркие примеры того, как отдельные представители самого что ни есть мейнстрима с особым пылом предавались именно данной стороне своего религиозного призвания. Не последними в ряду этих духовных особ были римские папы эпохи Возрождения, из которых особенно прославился папа Александр VI из рода Борджиа. Говорили, будто он прижил ребенка с собственной дочерью, а одного из других многочисленных незаконных отпрысков назначил кардиналом в нежном возрасте 18 лет (к тому времени юноша уже три года находился в сане епископа Памплоны). Уже на нашей памяти в СМИ прокатилась череда громких скандалов и разоблачений многочисленных телевизионных проповедников. Билли Джеймс Харджис, Джим Баккер, Джимми Сваггарт, Эрл Полк и Тони Аламо запомнились публике отнюдь не по причине своей святости, а как раз наоборот.

Есть и множество других примеров, наделавших в свое время не меньше шума. Так, в викторианской Англии проповеди преподобного Генри Принса привлекали огромные толпы восхищенных последовательниц, покуда он в ответ на неодобрение вышестоящего епископа не объявил себя пророком Илией (а впоследствии пересмотрел это решение, повысив себя в звании до Господа Бога). Затем Принс и вовсе покинул чересчур тесное лоно англиканской церкви, открыв, что называется, собственную лавочку примерно на шесть-десять сектантов. В основном это были женщины, которых он без особой фантазии окрестил «невестами Господними». В царской России, уже в предсмертные годы обреченной империи, прославился «безумный старец» Распутин – как уникальным даром целителя, так и необыкновенной силой воздействия на женщин, не в последнюю очередь – на саму царицу Александру Федоровну и ее фрейлин. Ходили темные слухи о его сексуальной силе и тайных оргиях.