Утром Элинор провалялась в постели несколько дольше обычного. Мысли ее переключались от сна, где ей привиделся Иэн, на ссору с ним и обратно. Им нужно помириться, но как? Она лежала не шевелясь, подавляя в себе желание просто побежать к нему в комнату и попросить у него прощения, как она поступила бы с Саймоном. Вне ее поля зрения в ожидании, когда хозяйка проснется, стояла служанка Гертруда, в отчаянии ломая руки. Ей следует сообщить Элинор, что Иэн уехал. Не сказать — навлечь немедленное и болезненное возмездие, но это будет ужасный день для них всех. Если хозяйке не удастся выместить свою горечь на ком следовало, она не преминет отыграться на каждом, кто окажется под рукой.
Хотя все началось ужасно, день оказался не таким плохим, как боялась Гертруда. Первоначальная реакция хозяйки была достаточно грозной, но когда Элинор допросила всех, кто наблюдал отъезд нового господина, и осмотрела его комнату, гнев ее поутих. Она ненадолго уселась за вышивание — как сидела неделями после смерти старого лорда, — не работая, а лишь глядя в пространство. На сей раз, однако, это долго не продолжалось. Немного посидев, она взяла иголку и принялась работать с большой ловкостью. Наконец она все-таки поднялась и пошла искать отца Френсиса. С этого момента в доме воцарился мир. Леди Элинор заперлась в комнате наедине со священником.
После того как Иэн свернулся на грязном тюфяке в крестьянской хижине, Оуэн потянул Джеффри за рукав, и мальчики вышли за дверь. Сначала Джеффри пытался сопротивляться, боясь, что господин захочет чего-нибудь, а его не окажется на месте. Он был так изможден и напуган, что далеко не сразу сообразил, что Иэн уснул почти сразу, как лег. Это казалось таким же невероятным, как и все остальное в этот совершенно невероятный день.
— Что произошло? — шепотом спросил Оуэн. — Он все еще безумствует? Я готов был биться об заклад, что все миновало. Мне казалось, что он едва не падал с лошади от усталости, когда мы расстались.
— Я не знаю, — ответил Джеффри дрожащим голосом, едва не плача. — Он был совершенно спокоен всю дорогу до замка, по крайней мере, разговаривал с леди Элинор очень любезно. Когда мы въехали в город, он оставил там… тела убитых, распорядившись, чтобы их выставили у ворот и глашатаи разъяснили всем, что они совершили и какое понесли наказание. Потом мы приехали в замок, и госпожа позвала его принять ванну. Они говорили о приглашениях на свадьбу и брачном контракте. Потом он рассказал ей про эту хижину, и какая здесь грязь и паразиты, и попросил почистить его от них, и она послала служанку за чем-то, и… и… — дальше я не знаю! Они вдруг начали кричать друг на друга. Я не знаю, почему, а служанки выбежали из комнаты и меня увели за собой. Я…
— Господи и все святые! Это женщина! — воскликнул Оуэн.
— Это потому, что она красивая, — зарыдал Джеффри.
— Частично поэтому, — согласился Оуэн. — Но ему приходилось иметь дело с еще лучшими, но они никогда не трогали его. Разница в том, что он любит ее — и любит давно, я думаю. Да, да, должно быть, так. Он очень изменился, стал вспыльчивым — чего раньше за ним не наблюдалось — с тех пор, как получил известие о смерти сэра Саймона. Я думал, что он горюет по своему другу и господину, но это, оказывается, все было связано с этой женщиной. Я думаю, он хотел ее и боялся, что будет бесчестием взять жену своего старого господина.
Джеффри снова всхлипнул, и Оуэн, поморщившись, покачал головой.
— Прибереги свои слезы. В ближайшие дни у тебя будет много причин поплакать. Служить влюбленному — все равно что дьяволу, — заметил Оуэн с высоты своего на два года жизни превосходящего опыта.
8.
Страдание тоже познается в сравнении. Служанки Элинор, которые долго проклинали угрюмость их хозяйки, ложившуюся тяжелым бременем на их души, теперь имели причину вспоминать те времена с умилением. После завершения долгого разговора с отцом Френсисом хозяйка бросилась в кипучую деятельность. Все, что ни делалось, однако, творилось совершенно бестолково. Шлепки и площадная брань перебрасывали прислугу с одной работы на другую целых три бесконечных дня.
Люди, служившие Иэну, в эти дни пережили подобный же опыт. Поначалу они думали, что плохое настроение господина вызвано их неспособностью поймать преступников. Произошли две небольшие стычки, но грабители поспешно убрались, как только поняли, что фермы, на которые они напали, защищают воины, а не крепостные с мотыгами. Люди Иэна преследовали их лишь до границы владений Элинор, согласно полученным распоряжениям, и были весьма довольны результатами своих усилии, поскольку злоумышленникам не удалось унести ни одной курицы, ни мешка муки, никакого другого добра.
Неудовольствие Иэна очень смутило их, но лишь немногие наконец сумели заглянуть дальше своего носа, чтобы объяснить остальным, что господин желает уничтожить саму банду. Пока это не произойдет, они будут сидеть здесь, на границе, хоть целую вечность. Даже если грабители ушли куда-то на время, они вернутся, как только обнаружат, что земли Роузлинда снова остались без охраны. Учитывая это, казалось резонным, что лорд Иэн будет проявлять нетерпение, пока не вернутся валлийцы с новостями о расположении лагеря разбойников.
Валлийцы предстали перед Иэном на второй вечер после его возвращения и были встречены раздраженным вопросом, где они так долго пропадали. Привыкший к нетерпеливым и несдержанным хозяевам, их толмач спокойно ответил, что лес большой и они полагали, что хозяину интересно будет узнать, где находятся пути к отступлению и запасные убежища, а также кто из лесников осведомлен о присутствии в лесу банды.
То, что этот достойный отпор не развеял дурное расположение духа хозяина, не удивило валлийцев — но то, что он даже не выказал удовольствия от их детального отчета, который давал ему возможность захватить бандитов врасплох, когда он сам пожелает, заставило их недоуменно покачать головами.
Наутро третьего дня люди старались по возможности не попадаться на пути у Иэна. Поскольку Оуэн и Джеффри помалкивали, как приличествовало их статусу, который запрещал пустую болтовню с простолюдинами, черное настроение Иэна для остальных оставалось необъяснимым и потому наводило на них страх. Оуэн не боялся и не удивлялся, но слишком чувствительная гордость юноши заставляла его вспыхивать с негодованием, когда ему доставались незаслуженные тумаки, или злобная брань. Он тоже старался избегать общения с хозяином. Один только Джеффри, который первоначально был самым боязливым, находил удовольствие задерживаться в компании Иэна.
Это было не потому, что Иэн обращался с ним любезнее, чем с остальными. Будучи менее увертливым, чем Оуэн, он не раз получал прямые удары, не говоря уже о многочисленных эпитетах вроде «неповоротливый болван», «осел» и «червяк ползучий», которые ему приходилось выслушивать гораздо чаще, чем другим. Джеффри, однако, подобные эпитеты не расстраивали. Поначалу это было связано с чувством какого-то родства с болью Иэна.