— А рыбе смотреть на наживку не надо, она ее чует по запаху, — ответил Калл и тут, к своему ужасу, увидел, что рядом никого нет.
Гас Маккрае, чей локоть он только что ощущал, исчез бесследно. Калл сразу подумал, что Гаса схватили индейцы, но он не видел их, хотя его отделял от Гаса всего один шаг. Но Бизоний Горб захватил же Джоша Корна, а тот тоже был совсем рядом.
Калл, вертясь в разные стороны, сам чуть было не упал с обрывистого берега. Видеть кромку он не мог, но реку в лунном и звездном свете все же различал. Река текла далеко внизу — он догадывался, что Гас, должно быть, упал с обрыва. Калл не знал, что делать, может уже и поздно что-либо предпринимать. Гас уже, возможно, вот-вот умрет или даже умер. Калл понимал, что нужно спуститься вниз и искать друга там, но он боятся, как бы не загреметь с обрыва самому. Веревки у него не было, а стояла такая темень, что бесполезно было пытаться сползать по крутому склону вниз.
Тут он вспомнил, что еще днем видел, как по тропинке, протоптанной по откосу, к реке пробирался какой-то старик с удочкой в руках. Так что путь вниз проложен, но, чтобы отыскать его, надо иметь хоть какой-нибудь светильник.
Калл повернулся и побежал обратно в город, придерживаясь освещенных мест на берегу — там он надеялся встретить кого-нибудь. Ему казалось, будто он опять очутился на бескрайней долине за Пекосом. Пока он бежал до места, где ночевали рейнджеры, ему не попалось ни души. Добежав до ночлежки, он увидел, что единственным трезвым человеком там был хромоногий Джонни Картидж, самый большой тугодум из всех рейнджеров. Черныш Слайделл и Рип Грин надрались до такой степени, что не могли даже вспомнить, кто такой Гас Маккрае. Хорошо хоть Джонни Картидж не отказался помочь; они разыскали лампу и отправились обратно к реке. Там они наконец нашли место, откуда можно было спуститься вниз с крутого обрыва.
Проблема заключалась в том, что Калл не запомнил, сколько они прошли по краю обрыва до места, где свалился Гас. Посветив лампой, он убедился, что склон обрыва не так уж высок, чтобы при падении разбиться насмерть, если только Гас не сломал себе шею или позвоночник.
Джонни Картидж был настроен довольно решительно, пока они шли по береговому обрыву. Но при спуске по отвесному склону к реке, без всякой помощи от товарищей сверху, страх перед индейцами возрастал с каждым шагом. И он начал вздрагивать и шарахаться от любой тени.
— А ведь индейцы и плавают неплохо, — заметил он, вглядываясь в темную воду реки.
— Кто плавает? — переспросил Калл.
Он решил было окликнуть Гаса, но побоялся: а вдруг индейцы притаились где-то вблизи. Он опасался также, что Джонни может удариться в панику, если возникнет реальная угроза.
— Индейцы, вот кто, — ответил Джонни. — Тот здоровенный с горбом на спине может сейчас затаиться в воде.
— Что ему там делать в ночную пору? — пытался разуверить его Калл. Он старался отвлечь Джонни от мыслей об угрозе, задавая для этого здравые вопросы
— Еще как может, — не соглашался Джонни. Его так и подмывало пальнуть из пистолета, хоть он и не видел цели. Просто у него возникло такое ощущение, что если он выстрелит, страх ослабеет.
Джонни все же выстрелил в никуда, отчего Калл вздрогнул и здорово испугался. Он подумал, что Джонни заметил индейцев, может, даже самого Бизоньего Горба, затаившегося в воде. Джонни Картидж был на целых десять лет старше его и гораздо опытнее — может, он каким-то образом засек сидящих в реке индейцев.
— Попал в него? — спросил Ката.
— В кого? — переспросил Джонни.
— В индейца, в которого ты стрелял, — ответил Калл.
Джонни был так напуган, что уже забыл, что он только что стрелял. Он помнил только, что хотел стрелять, думая, что от выстрела нервишки у него успокоятся, но вот выстрелил ли он на самом деле, вспомнить толком не мог.
Гас Маккрае лежал на спине, ощущая ужасную боль в лодыжке левой ноги. Звезды на небе двоились и троились у него в глазах. Он никак не мог сообразить, пьян он или уже умер. Потом подумал, что если бы умер, то боли в лодыжке не чувствовал. Но вслед за этим пришла другая мысль: а что если и мертвые ощущают боль? Никакой твердой уверенности ни в чем у него не было, зная только одно — левая лодыжка сильно болит. Он слышал плеск волн о берег, и это значило, что он, по всей вероятности, все еще жив. Он не ощущая сырости вокруг — и это уже хорошо. Больше всего, будучи рейнджером, он не любил оставаться беззащитным перед силами стихии. Еще во время первого похода за Пекос он несколько раз попадал под проливной дождь, а однажды, переплывая через небольшую речушку, набрал полные сапоги воды, а когда снял их, чтобы вылить воду, заметил, как бывалые рейнджеры смеются над ним, но понял почему, лишь когда попытался натянуть сапоги обратно на ноги. Он никак не мог снова напялить их — они не налезали на ноги, с которых он только что их снял. И потом они не налезали целых двое суток, пока основательно не высохли. Гасу вспомнился этот эпизод главным образом потому, что страшно болела лодыжка — он понимал, что при такой боли ему нипочем снова не надеть сапог, если его снять с ноги. И теперь он обречен ходить босиком до тех пор, пока не заживет лодыжка.
Пока он прикидывал, какие могут возникнуть трудности, если его вымочит дождь, где-то поблизости грохнул выстрел. Первой мыслью его было, что это индейцы. Поэтому он попытался перекатиться в кусты, но на речном берегу кустов не оказалось. Ему очень не хотелось попасть под дождь, а еще больше не понравилось отсутствие кустов, да и мысль попасть в лапы индейцев тоже была не из приятных. Тогда он покатился в сторону воды, решив, что сможет отплыть на порядочное расстояние, так что индейцы не сумеют найти его, но тут же услышал поблизости голоса Джонни Картиджа и Вудроу Калла, которые говорили о той самой опасности, о которой и он думал — об индейцах.
— Эй, ребята, это я! — крикнул он. — Идите быстрее — я прямо у подножия склона.
К его превеликой радости Калл и Джонни быстро наткнулись на него.
— А я так боялся, что тут шастает тот огромный горбун, — сказал Гас, когда они подошли к нему и осветили лампой. — Он проткнул бы меня насквозь своим большущим копьем, увидев распростертым на берегу.
Хоть Калл и обрадовался, найдя Гаса живым, тем не менее не был до конца уверен, что обстановка в целом спокойная. Джонни тоже не мог никак приглушить страх. Его выстрел смутил Гаса и Калла. Хоть Джонни и не упился в стельку, все же он был не такой уж и трезвый, каким ожидал его увидеть Калл, когда они возвращались в отряд. Конечно, по сравнению с Чернышом или Рипом Джонни выглядел трезвее, но теперь его развезло и он стал по виду таким же, как они. Он не мог припомнить, стрелял ли из пистолета, потому что ему померещился индеец, или же пальнул просто так, а могло быть, что пистолет выстрелил сам, случайно.