Улькар Дальтыр, мы ходим разными путями, мой путь безгрешен, одинок и посвящен лишь долгу. Будь счастлив ты на сцене и в судьбе актера будь благословенен. — Так, голос Уны строг, и судя по всему, все точки над «и» давно расставлены.
Не похоже, что она даст шанс этому Улькару. А ведь всего несколько часов назад я говорила, что мы обе на «безмужиковой диете». И что? Я в мыслях ищу этого интересного ветеринара, а Родогуна вон буквально отбивается от ухажера.
Вот и как нам с такой компанией идти в бордель… Бордель! А спутница-то моя еще не в курсе, куда я собираюсь ее затащить. Нужно будет заранее включить видеозапись при приближении к «Красному Бархату». Такое зрелище можно будет показывать ее детям, когда она будет слишком заносится и упиваться своей непогрешимостью.
Вот, а теперь уже Уна схватила меня за руки и тащит вперед, не разбирая дороги. Этот ее поклонник так и остался стоять позади. Мне его даже чуточку жаль, красивая бы пара получилась.
— Родогуна, притормози. Мы идем слишком быстро, ты так наступишь на свое платье и грохнешься, тем более, что нам надо в другую сторону. — Она и правда шла вперед с таким упорством, что под ноги не смотрела. Пару раз она уже наступила себе на подол платья, которое грозило в самый неподходящий момент порваться прямо по шву. Пару раз глубоко вздохнув, Уна сделала над собой явное усилие, чтобы успокоиться.
— Мне стыдно, друг мой Рена, я правда собой что-то не владею, этот выход на сцену был слишком неожиданным. Не понимаю, как Улькар уговорил меня помочь ему и выйти на замену не явившейся актрисы. Я стояла возле того шатра и ждала твоего возвращения, когда он увидел меня и узнал, хотя мы виделись в последний раз в далеком детстве. Он умолял меня помочь, я сжалилась над ним. За что и поплатилась, ты разозлилась на меня, я рада, что мы теперь не в ссоре. — Мне пришлось завернуть в ближайшую подворотню, я просто не видела другого места, чтобы привести Уну в нормальный вид. Она привлекала слишком много ненужного внимания.
— Уна, когда я тебя оставляла, на тебе была обычная одежда, а не эта театральщина. Где она и откуда ты взяла эту, и почему не оставила за сценой, когда оттуда уходила? — Вопросы, одни вопросы. В принципе, понятно, что она-то со сцены хорошо видела, в отличие от меня. И когда я начала уходить, она побоялась меня снова потерять, поэтому и не стала переодеваться. Я бы на ее месте поступила именно так.
— Прости меня, Смаргдена Сидус, я потратила на эту одежду все деньги, которые ты мне оставила. А моя старая одежда так и осталась за сценой, но мы можем сейчас же за ней вернуться, там я смогу переодеться… — А вот возвращаться нам нет никакого смысла. Там опять будут восторженные зрители и один очень грустный воздыхатель. Если выбирать между возвращением и неудобством в пути, я выбираю второе. Не так уж мы и спешим, просто пойдем помедленнее. Надо только оглядеться, чтобы понять, как далеко нам до цели.
Ага, судя по всему, мы почти дошли, недалеко отсюда будет развилка, на которой нам нужно свернуть направо. Потом идти прямо до упора, и в небольшом тупике мы и найдем вход в «Красный Бархат».
Так мы шли с Уной под ручку, медленно и очень аккуратно, я слишком боялась, что невольный стриптиз из-за порванной тоги привлечет сюда всю местную шваль, поэтому путь мы преодолели не за двадцать минут, а за все сорок. И вот она, заветная золотая дверь с красным орнаментом из роз. Вот и табличка с шеренгой улыбающихся девиц и ярко-красной надписью «Красный Бархат». А чуть ниже, как издевка, была приписка: «А solis ortu usque ad occasum» — звучит как очень смелое обещание… Посмотрим, можно ли здесь верить таким громким обещаниям, или это просто реклама.
Как это ни удивительно, столь буквально кричавшее название и картинка ничего не говорили Родогуне. Я несколько замешкалась и пустила ее вперед, это была моя маленькая месть за ее чопорность и правильность, а еще за подставу с Битывасом. Черт, я так и не выяснила, что именно между ними произошло.
Дав ей несколько мгновений, чтобы полностью осознать увиденное, я тоже перешагнула через порог этого приюта разврата и сладострастия.
Первое, что бросалось в глаза — это отсутствие стен и перегородок. Всю площадь помещения занимали низенькие, на уровне пояса, столики и, пушистые ковры с горами разноцветных подушек, на которых сидели, лежали, стояли в различных позах райской красоты девушки и мужчины.
Да, именно мужчины в самом расцвете сил, а не милые смазливые мальчишки, которых больше хочется пожалеть, а не провести с ними длинную, утомительную ночь.
Потолок заведения был оформлен в виде шатра, ткань спускалась из-под потолка до самого пола, как бы прикрывая и давая немного уединения многочисленным парочкам. У самой дальней стены от меня располагалась большая барная стойка, за которой стоял ахилот-бармен.
По всему заведению витал приторный запах благовоний и звуки чарующей музыки. Мелодия обволакивала, так и звала упасть на ковер, подоткнуть под себя пару подушек и наслаждаться приятным зрелищем, которое творилось на сцене в самом центре борделя.
Кстати, насколько мне было видно из-за спины Родогуны, ничего непристойного в основном зале не наблюдалось. Хоть игра Вальдира доступна с совершеннолетия, но какая-то цензура здесь все же была. Но это не значит, что за пределами этого красочного зала в комнатах, которые находились этажом выше, не происходила форменная вакханалия. Как говорится, стыдно, когда видно, а все остальное только догадки.
Что ж, моя спутница переживала сейчас культурный шок, поэтому протиснувшись мимо нее, я решительно направилась к барной стойке. Там должна быть Мадам, с ней можно договориться об аренде комнаты и оплате за проживание.
Почему я не боялась оставлять Уну у себя за спиной в полном одиночестве? А ей просто некуда деваться, к алхимику не вернуться, город она не знает, знакомых, куда можно пойти, не имеет. Короче говоря, она полностью в моей власти. Кстати, что удивительно, хоть хозяйка и относилась к расе углопов, их в заведении было не видно. Здесь были только ахилоты — как посетители, так и обслуживающий персонал, кое-где мелькали осьминоги и гриетси, а вот углопов не было совсем.
Поэтому я безошибочно опознала в углопе, попивающей из высокого закрытого стакана пузыристый напиток, саму Мадам Олиюси Тума. На ее голове была кокетливая расплющенная как