девушки ниспадали свободным потоком по всей длине тоги и сворачивались кольцами где-то у ног.
— …нет, уговор был честным, покинуть должен ты мою обитель, теперь здесь дом мой, а ты всего лишь зритель! — Голос девушки был очень знаком, но рассмотреть ее поближе не было никакой возможности, к сцене не подобраться из-за лавочек.
— О, ты само коварство и обман, я бился для тебя с самою смертью, в моих глазах остался лишь войны туман, побило меня жизни круговертью. — Ого, да здесь драма: он отвержен и унижен, она горда и неприступна.
— Ты жалок, видишь ли себя? И жизни цель твоя — лишь битва до смерти с врагами. Погибла без тебя твоя семья. Ни радости и ни любви они не знали! Ты дом свой променял тогда на что? На удаль молодую и почести героя. Не беспокой семьи ты кости, то грешно, оставь теперь их ты в посмертия покое! — Ух, голос девушки грозен, как удар набата.
Она просто раздавила своего оппонента. Он уже не стоит, а лежит у ее ног, руками пытаясь дотянуться до ее ступней, но она брезгливо отходит от него в сторону, даже не удостоив взглядом.
— Ты обещала мне улыбку подарить, коль сброшу я семьи своей оковы, мне от тоски осталось только выть, не вынесу я больше все твои укоры. — Мужчина уже не лежит, он на коленях перед этой… уже не милой фарфоровой статуэткой, а мраморной статуей, которая вершит его судьбу. Ей только занесенного над ним меча не хватает.
А нет, вот и меч, хотя… не меч, а небольшой кинжал, который эта девчонка безжалостно вогнала между лопаток коленопреклонённому мужчине.
Вот обагрился кровью кинжал… Судорожно схватившись за щиколотки своей убийцы, мужчина издал последний вздох и растянулся у ее ног. Она же, переступив через его неостывшее тело, покинула сцену, после чего опустился занавес и раздались аплодисменты зрителей.
М-да… Судя по реакции и аплодисментам, представление было очень интересным, жаль, я не успела увидеть, с чего все началось.
Это все конечно хорошо, но я так и не нашла Уну.
Ого, а кто это идет ко мне? Это же та актриса, что только что ушла со сцены, было бы интересно с ней познакомиться, только не мне одной. Буквально за несколько мгновений ее окружила волна восторженных зрителей, которые громко восхищались, дарили охапки цветов, осыпали комплиментами… Короче, актриса была на вершине славы. Что ж, значит, не судьба мне приобщиться к прекрасному, этой девушке и без меня найдется с кем пообщаться.
Пока я медленно удалялась от сцены, мысли мои были только об Родогуне: девчонка пропала, и это плохо, очень плохо. Без нее мне не выполнить уникальное задание.
В Ясли мне не вернуться, это точно, единственный выход — как-то передать Битывасу письмо, рассказав ему все как на духу. Он ахилот умный, поймет, что нужно делать и где искать мою потеряшку.
— Смаргдена Сидус! Куда уходишь ты? А как же путь наш святый и обещанье, данное тобою? А как же все мои мечты, неужто мне теперь не быть героем? — Откуда голос? Вокруг меня толпа зрителей, которые мне не дают и шага ступить, я только и могу слегка вертеть головой на звук.
Но я же не ошиблась, я точно слышала Уну, да еще и очень недовольную мной. Вот хоть убей не знаю, когда я успела ее обидеть.
В какой-то момент толпа передо мной расступилась и на освободившееся место вышла актри… Да нет!.. Нет, не может эта милаха быть моей грозной воительницей! Да разве по силам моей пигалице произвести такой фурор на сцене своим явным театральным талантом?
Но как я не протирала глаза, они точно видели Родогуну в тоге и браслетах, с прической до щиколоток. Хотя сейчас она несколько небрежно собрала свое пышное богатство в пучок на макушке и теперь может ходить без угрозы споткнуться.
Улыбка озаряла ее лицо, косметика, кстати сделала ее старше. Ведь ей было не больше шестнадцати, а теперь можно было смело давать почти тридцать.
Как говорят, лучшая защита — это нападение.
— Родогуна! Мы возвращаемся в твой дом, обратно к Битывасу. Мне так хотелось, чтобы ты стала паладином, но какой из тебя святой воин, если ты самого простого задания выполнить не можешь? Что я сказала тебе делать? Никуда не уходить, быть возле шатра. А разве играть на сцене — это то, о чем мы договаривались? — Надо отдать ей должное, она слегка смутилась, улыбка пропала, голова поникла. В ней уже ничего не напоминало о звезде, которая только что блистала на сцене. Теперь она опять была маленькой девочкой, впервые попавшей в большой город.
— Прости меня, о друг мой Смаргдена Сидус, тебя я огорчила делами рук своих. Твой гнев оправдан и недовольство справедливо. Могу ли я просить тебя о милости, дождись со мною Битываса, не смею я ему одна смотреть в глаза. — Блин, у нее по щекам катились слезы, ресницы дрожали, а глаза были как у олененка в свете фар, испуганные и обреченные.
Нужный эффект достигнут и бунт на корабле подавлен, даже не начавшись. Вот теперь можно дальше действовать по плану. И что-то мне подсказывает, что в таком соблазнительном виде Уне самое лучшее место в борделе «Красный Бархат» обеспечено.
Кстати, раньше все актрисы считались пропащими женщинами. Наравне с куртизанками, девушки, играющие на сцене, никогда не были в глазах общества ни благородными, ни пристойными.
Взяв ее под руку, я начала с ней протискиваться подальше от сцены, благо, что перед ней толпа слегка расступалась, сказывалось удачное выступление на сцене. Надо ее срочно переодеть, мы в этой тоге далеко не уйдем.
Я почти успела вывести Родогуну из толпы, когда путь нам неожиданно преградил тот мужчина, который погиб от рук моей напарницы на сцене.
— Прекрасен девы взор, как утренний рассвет. А голос для мужчин услада, раскрой о дева красоты секрет ведь для меня теперь она награда. — Нет, ну нет же, куда мне еще один ненормальный?! Если он за нами увяжется, я не выдержу, у меня и так нервы ни к черту. Прирежу его за ближайшим углом, будет ему и рассвет, и услада!
Пока я медленно считала про себя до десяти, эта пигалица даже голову в его сторону не повернула. Как была с ним на сцене холодной и неприступной, так и осталась сейчас такой же. Хотя на сцене же была постановка, а здесь-то уже реальность. Ничего не понимаю, что происходит.
— С тобой,