class="p1">Утром мы привели себя в порядок и позавтракали в общем зале. Благодаря высокому положению Вонвальта мы сидели – как и было положено, – во главе стола. Нас окружала небольшая армия рыцарей, служивших маркграфу. Некоторые были замерзшими, промокшими и покрытыми грязью – они всю ночь патрулировали побережье и ходили до самого Эноса, ближайшего к крепости города, который находился к западу отсюда. Другие выспались, умылись и готовились отправиться в дневной дозор.
– Вы приехали к нам по официальному делу, Правосудие? – спросил рыцарь, сидевший напротив Вонвальта. Его синий сюрко был таким темным, что казался почти черным, а на груди красовалась белая чайка – герб маркграфа Вестенхольца. От рыцаря пахло соленой водой, а на лице виднелись грязные брызги.
– В некотором роде, – безрадостно ответил Вонвальт.
– Если один из моих бойцов натворил что-то, заслуживающее вашего внимания, сир, я лично его повешу, уж поверьте. В этом замке чтят закон и справедливость.
– Верно, – вставил другой рыцарь. Я увидела на его шее цепь с саварским крестом. – Здесь собрались благочестивые воины. За последние несколько недель мы уже отправили две дюжины солдат на юг, чтобы они присоединились к войску, что собирается в Васае. И маркграф посчитал, что сможет выделить еще тридцать.
Вонвальт хмыкнул.
– Не видел я никакого войска. А мы ехали прямиком по Эстафете.
Конечно, только мы проехали Васаю глубокой ночью, и было неудивительно, что мы ничего не видели.
– Оно там, Правосудие, – стал убеждать его рыцарь. – У Васаи уже должно было собраться несколько сотен человек из Северной Марки. Патре Клавер пообещал патрициям, что отодвинет Пограничье на сотню миль.
Вонвальт сдержанно улыбнулся. Я же думала лишь о том, что один из рыцарей, предавших Рилл огню, мог сейчас сидеть с нами за одним столом.
– Будем надеяться, что они в этом преуспеют, – наконец сказал Вонвальт. Вид у него был недовольный и неприветливый, и, несмотря на попытки других рыцарей вовлечь его в разговор, он им больше не отвечал. Вонвальт и я ели молча, пока солдаты шумели и ночной патруль обменивался беззлобными подначками с теми, кто собирался отправиться в дневной дозор. Несмотря на то что я находилась под защитой законов и негласных правил, я все же чувствовала себя неуютно. Солдаты – знатные и безродные, имперские или любые другие – часто оказывались ненамного лучше бандитов с большой дороги и отличались от них лишь униформой.
Мы закончили завтракать и собрались уходить. В тот же миг человек, который до этого слонялся неподалеку, вдруг преградил нам путь. На миг я испугалась, подумав, что это еще один убийца.
– Сэр Конрад? – спросил он.
– Да?
– Лорд Вестенхольц готов принять вас, милорд.
– В таком случае вам стоит отвести меня к нему, не так ли? – сказал Вонвальт.
Посыльный поклонился, сбитый с толку тоном Вонвальта, и вывел нас из столовой. Пройдя через замок, мы поднялись на тот же этаж, где располагались наши покои, но оказались в другом углу донжона. Здесь находились личные покои маркграфа.
В обычных обстоятельствах мы бы встретились с маркграфом в зале для аудиенций на первом этаже. Там он принимал прошения, выслушивал жалобы местных жителей и управлял землями, за которые отвечал Моргард от имени Императора. То, что нас проводили в его личные покои, говорило о многом. Маркграф явно не желал, чтобы кто-либо подрывал его авторитет в присутствии его подданных. С такими лордами – теми, кто правил огромными крепостями на границах Империи, – всегда возникала подобная трудность. Поскольку Сова находилась во множестве миль отсюда, в своих владениях маркграф пользовался неограниченной властью. И для человека, привыкшего быть своим собственным сеньором, Вонвальт был крайне нежеланным гостем.
Нас провели в приемную. В нее из двух больших окон, выходивших на пристань внизу, лился поток света. Лес мачт, вздымавшихся с морских карраков, покачивался на ветру. Развевались имперские флаги. Вдали я видела такой же корабль, качавшийся на гребнях волн и пересекавший пролив; он казался маленьким насекомым на поверхности бурлящей серой воды.
Когда мы вошли, маркграф стоял за столом лицом к нам. Он был высоким мужчиной непримечательной внешности, с выбритым суровым лицом и темными волосами. У него было мускулистое телосложение человека, не чуждого физическим упражнениям, и безжизненные серые глаза, привыкшие видеть смерть во всех ее проявлениях. Он не излучал ни тепла, ни радушия и отметил наше появление одним лишь сухим кивком – что в тех обстоятельствах было несказанной грубостью. Поверх дублета на нем была надета коричневая кожаная куртка, а его штаны были заправлены в военные сапоги для верховой езды, доходившие ему до колена. На руки он уже натянул перчатки, а на спинке кресла висел тяжелый вощеный плащ.
– Вижу, вы куда-то собираетесь, – заметил Вонвальт.
– Да, – ответил Вестенхольц. – Время от времени я выезжаю в дозор. Так проще завоевать уважение солдат.
– А иначе они бы не стали вас уважать? – спросил Вонвальт. Я понимала, что на этой встрече колкостей было не избежать, но обычно Вонвальт не опускался до подобной мелочности.
Маркграф и бровью не повел.
– Я не испытываю недостатка в их уважении, – спокойно ответил он. – Вы ведь и сами человек военный. Ваша слава идет впереди вас. Я наслышан о ваших подвигах в Рейхскриге.
– Я нечасто вспоминаю те времена.
– Что ж, некоторым людям место за книгами, а не на поле боя.
Я переводила взгляд между ними. Их разговор не произвел на меня особого впечатления, но при этом я ненавидела маркграфа. Раз они решили устроить обмен пустыми колкостями, то я хотела, чтобы Вонвальт одержал верх.
– Империи строятся и поддерживаются словами. А мечи всего лишь предшествуют перу.
– Я не ученый человек, Правосудие, – пожимая плечами, сказал маркграф. – Так что нет нужды цитировать мне ваших иссохших старых юристов. Скажите, что же привело вас в Моргард… снова. Мне сообщали, что вы были у нас совсем недавно.
– До меня дошли тревожные сведения, – сказал Вонвальт.
– Неужели? – спросил маркграф. – Об этой крепости?
– Да.
– Ну а я не слышал ничего, что дало бы мне повод тревожиться. Будучи господином и хозяином этого замка, я…
– Вы сожгли дотла деревню Рилл и всех ее жителей!
Голос Императора. Он прокатился по комнате, как раскат грома. Свечи потухли. Я почувствовала его силу – неосязаемую, но бьющую не хуже кулака. Она оглушала, как удар мечом плашмя по шлему. Всякий слабовольный человек сломился бы от такого натиска, а сильного он заставил бы пошатнуться.
Маркграф Моргарда остался стоять как ни в чем не бывало.
– Не растрачивайте на меня свои фокусы, Правосудие. Я безо всяких колебаний готов это