Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответ был уже более собранным и походил на стандартную отмазку.
– Я не знаю, о ком вы говорите. Хозяина этой квартиры зовут Михаил Юльевич.
– А вы – его горничные, да?
– Не, мы за квартирой приглядываем.
– Да, тут есть за чем приглядеть, – усмехнулся один из оперов – Андрей Недоступ, разглядывая висевший на стене портрет. – Работа Шилова. Кто здесь запечатлен, а, отморозки?
Стоящий к портрету спиной Струге разглядывал на свет рюмку с недопитым коньяком. Ему было не до портретов. В углу, под массивной книжной полкой, он уже заметил приоткрытую створку маленького сейфа и после осмотра рюмки намеревался осмотреть и его.
– Михаил Юльевич и нарисован… – буркнул боец, пытаясь контролировать действия неизвестного ему мужика здоровым правым глазом.
Струге машинально бросил взгляд на портрет и направился к сейфу.
Через мгновение он о металлическом ящике уже забыл.
В груди бешено колотилось сердце, а все тело вновь пронзил заряд электрического тока. Как тогда, у лифта, рядом с ящиком пожарного гидранта.
Струге медленно развернулся и сделал шаг вперед.
«Этого не может быть…»
Чувство собственной глупости поразило его в самое нутро. Это тот момент, когда забываешь, что корить себя за то, что ты не провидец, нельзя…
Та секунда, в которую начинаешь желать возвращения уже прожитого. Когда в сердцах, совершенно не задумываясь, говоришь: «Эх, черт, вернуть бы все на неделю назад!»
– Эх, зараза!.. – вырвалось у Антона.
Оторвав взгляд от портрета, он вынул сигареты и закурил. Его сантиметровые затяжки привели Выходцева в замешательство.
– Что случилось, Антон?..
Струге повернулся к оперативнику и коротко махнул головой в направлении комнатной двери. Поняв, о чем идет речь, тот легко оторвал от пола бритоголового и вытолкал вон. Когда в зале остались лишь двое, Выходцев спросил:
– Ну, что еще дерьмового произошло в нашей жизни?
– А ты, парень, посмотри на этот портрет. – Струге воткнул палец в богатую багетную раму. – Господи, до чего же Шилов хорошо пишет!..
Выходцев, терзаемый напряжением памяти, вертел головой, как озадаченная немецкая овчарка. Он напоминал Антону Рольфа, после того как Струге прятал от него за спину мячик.
– Хоть убей, Антон…
– А не помнишь ты это лицо, потому что разговаривал в день убийства Феклистова только со мной. На него же не обращал никакого внимания. А я провел с ним самый прекрасный день в Москве, полный впечатлений и воспоминаний. Перед тобой, брат Выходцев, Меньшиков Максим Андреевич!! Он же – Михаил Юльевич Лисс.
На портрете был изображен крепкий мужчина не более сорока лет, сидящий в кресле. Закинув ногу на ногу и скрестив на коленях пальцы рук, он устремил свой спокойный внимательный взгляд на какой-то источник света. Картина была написана столь мастерски, что у зрителя не оставалось сомнения в том, что человек смотрит в окно. Со спинки стула небрежно ниспадало парчовое полотно, и каждая жилка на руке, трещинка на подлокотнике старого кресла были выписаны с тем изяществом и правдоподобием, которое свойственно лишь искусным мастерам.
– Твою мать… – только и смог вымолвить сотрудник прокуратуры.
– Вот именно.
Завидев Струге, направляющегося к подъезду в сопровождении десятка людей, Лисс на мгновение потерял контроль над ситуацией. Но это длилось лишь мгновение.
– Саша, где машина?!
Тот ответил, что там, где ей и положено быть, – за углом первого подъезда, на стоянке.
– Быстро на улицу! У нас гости.
– Кто? – этот вопрос Бес задавал уже на бегу, всовывая в рукава кожаной куртки руки.
– Следак в компании Струге и оперов! Черт, как они так быстро вышли?! – Уже на выходе из дверей подъезда, когда нужно было успокоиться и, не вызывая подозрения у сидевших за рулем двух ментовских «Волг» водителей, степенно прошествовать за угол, Михаил Юльевич резко остановился. – Бля, портрет!!!
Поняв, что уже ничего не изменить, выдохнул:
– Черт с ним, теперь уже все равно… Но как они так быстро вышли? Базаев, сука… Это только Базаев. Ремизову с повинной в прокуратуре делать нечего. На нем «мокрух», как на новогодней елке – шаров. Это твой Базаев, Бес!.. Сука!! Я говорил, чтобы ты наркоманов близко к моим делам не подпускал?!
Последние слова он договаривал уже в «Мерседесе».
В тот момент, когда иномарка почти бесшумно отъезжала от дома, Выходцев в квартире спросил:
– Где Лисс?
А Михаил Юльевич был совсем недалеко – в одном квартале от своего дома. Но с каждым мгновением это расстояние становилось все больше и больше.
За углом соседнего дома сталинской постройки стоял человек и, неторопливо покуривая, наблюдал за бегством своего заклятого врага. Сначала он, увидев рассыпающихся веером по двору оперативников, испугался. Страх обуял его из-за того, что уже через несколько минут Михаил Юльевич Лисс, его недавний покровитель и работодатель, окажется в руках правосудия. Как только это произойдет, шансы перерезать ему глотку станут равны нулю. Однако, когда он увидел Беса и Лисса, выходящих из соседнего подъезда, он облегченно вздохнул. Потом, глядя на их торопливый отъезд, напрягшись, пытался понять, как Лисс мог выйти из первого подъезда. Когда понял, расслабился и улыбнулся.
«Мерседес» уже мчался по улице, а человек стоял и наблюдал.
Когда сигарета была выкурена до фильтра, он отбросил ее в сторону и пошел прочь. Он знал, что делать дальше.
Антону стоило больших усилий снова взять себя в руки. Пока оперативники в присутствии понятых с дотошностью изучали все уголки необъятной квартиры Лисса, Выходцев пытался наладить контакт с бойцами. Он даже не стал применять «рассадку» – разделение их друг от друга с целью исключения общения вплоть до подачи условных знаков. В дополнение к собственной природной «воловатости» их еще посетил и ступор. Вид «шестерок» Лисса был настолько деморализован, что опытный Выходцев понял: лучший способ их разговорить – это усадить рядом. Опера втиснули их тела в узкий кожаный диван, и троица мгновенно стала напоминать сиамских близнецов. Они даже одевались одинаково: удлиненные кожаные куртки, черные джинсы и белые рубашки. А головы, сияя идеально выбритой поверхностью, торчали рядом, как яйца в кладке. Струге смотрел на эту картину с отрешенностью отшельника. Он никак не мог поверить в то, что весь первый день своего пребывания в Москве находился рядом с участником преступления. Чуть-чуть бы внимания, и…
– Не кори себя, – буркнул Выходцев. – Лучше трезво оцени, какую роль мог играть Лисс в убийстве Феклистова.
Но Антон, на которого продолжал давить груз собственной оплошности, сбился со своих размышлений окончательно. Он лихорадочно сопоставлял все факты того дня, когда был убит Феклистов. Экспертиза утверждает, что смерть последнего наступила около шести часов утра. Тем не менее Антона подводят к тому, что он просто обязан был увидеть в это время Меньшикова-Лисса в своем номере. А после этого – долгая дорога в московских дюнах. Зачем? Затем, чтобы отвести от Меньшикова-Лисса подозрение. Ведь сразу после прибытия Антона в номер тот неотступно следовал за ним! Мало того, немного растерявшийся от активности Меньшикова, Струге позволил тому составлять культурную программу на день. Поколесив по столице, они возвращаются и узнают, что в соседнем номере убит судья. И теперь уже не кажется странным, что сосед так быстро исчез. Этому тоже было свое объяснение. Его выгнали. Правильно? Кто заподозрит человека, пострадавшего от произвола администрации? И запомнится именно это, а не его исчезновение. Расчет был на то, что судья Струге, получив в соседи нового партнера по разговорам, вообще забудет о том мимолетном знакомстве. Вот так… Все так и должно было случиться. У Лисса «железное» алиби. Неплохо. Вот только никто не мог предусмотреть того, что любопытный судья Струге начнет искать «судью Меньшикова» в Воронеже. И никто не мог предвидеть, что новый сосед проявит себя антагонистом старому, чем заставит Струге постоянно помнить о соседе, с которым было легко и беззаботно. Вот они, маленькие ошибки, из которых складываются большие неприятности.
– Борис, подойди… – Антон отвлек Выходцева от разговора с троицей и знаком подозвал к себе. – Боря, тут вот какая ерунда получается. Я своими глазами видел живого Феклистова. А после этого я каждую минуту из последующих шести часов провел вместе с Лиссом. Если убил он, то когда он мог это сделать?
– Экспертиза, Антон… – досадливо поморщился следователь. – Ты не волнуйся. Успокойся, возьми себя в руки. Феклистова застрелили сразу после твоего прибытия в гостиницу. Так что в этом случае Лисс не при делах. Однако теперь непонятно другое. Что за спектакль был разыгран в «Комете»? Если Лисс не убивал судью, тогда кто это сделал? Вы точно все время были вместе?
– Да! Но я еще кое-что вспомнил. – Струге продолжал напрягать память, и она, никогда не подводившая хозяина, работала на все сто. – Помнишь, когда мы зашли в номер 1017, где лежал Феклистов? У Лисса в руках была сумка. Мы по дороге купили по паре пива и собирались выпить в номере. Так вот, Меньшиков вел себя спокойно до тех пор, пока я не заикнулся о том, что разговаривал с Феклистовым в коридоре. Он вздрогнул и едва не выронил сумку. Ты еще на этот звон очень раздраженно отреагировал.