Сумрак в дремучем лесу стал непроглядным. Идти стало невозможно, да и рискованно из-за опасности потерять направление. Он сбросил ношу и принялся устраивать ночлег.
От жажды у него кружилась голова, а во рту все пересохло до того, что больно было ворочать языком. Пахом Степанович при свете костра открыл банку сгущенного какао, к которому до сих пор не прикасался, хотя в мешке у него лежало больше дюжины таких банок. Густая приторная масса не утолила, а еще более разожгла жажду. Всю эту ночь таежнику снилась вода. Он пил ее, пил без конца и никак не мог напиться…
На рассвете он встал слабый, измученный. Сухой язык прилипал к нёбу. К счастью, утро выдалось росистое. Но оказалось не легким делом добыть хоть несколько капель воды - роса осела в верхней части крон. Пахом Степанович попробовал раскапывать землю. Под слоем хвои обнаружился подзол, слегка напитанный влагой, и Пахом Степанович уже обрадовался. Но его ждало разочарование: чем глубже он долбил яму, тем земля становилась суше и плотнее. Никаких признаков воды в этом белесоватом суглинке не было.
Старый таежник с отчаянием бросил свой топорик.
Ничего не оставалось, как взобраться с котелком на дерево, и, каких бы это трудов ни стоило, попытаться собрать немного росы, чтобы хоть горло промочить. Почти час лазил Пахом Степанович по вершине могучей ели. Он подставлял котелок под ветки и стряхивал с хвои мельчайшие изумрудные капли. Между тем солнце поднималось все выше; роса испарялась, а в котелке оказалось так мало воды, что она едва закрыла дно посудины. Там же Пахом Степанович одним глотком осушил котелок.
И снова изнурительный путь по тайге. Над головой только маленький клочок неба, а перед глазами могучие деревья, одни деревья…
Несколько выстрелов, сделанных в первой половине дня, безответно потерялись в глухой тишине леса. Воды по-прежнему нигде не было. Всю ее без остатка впитывал в себя густой еловый лес. В сущности, этот лес представлял собой, как ни странно, мертвую пустыню, в которой властвовал не песок, а сплошная однообразная ель, давно уничтожившая здесь все другие деревья. В этом лесу не слышно было пения птиц, не водились звери. Даже комары прилетали редко, а мошкары и совсем не было.
Пахом Степанович напрягал последние силы. В ушах у него стоял непрерывный нудный звон. Иногда начинала кружиться голова, в глазах рябило, и все качалось. И трудно сказать, чем все это могло бы кончиться, если бы в полдень на его пути не оказалось счастливой находки. Ель неожиданно расступилась и образовала небольшую поляну шириной метров в пятьдесят. Заросли кустарника, что сплелись на поляне, несказанно обрадовали Пахома Степановича - там была жимолость. Сдерживая себя, чтобы не броситься к ней, он прошел к середине поляны, надеясь встретить ручей. Старый таежник не ошибся: небольшой родничок пробивался тут из-под корневищ кустарников. У ключа образовалась лужица студеной воды.
Пахом Степанович призвал все свое спокойствие, чтобы не спеша снять с плеч тяжелый мешок. Встав над родничком на колени, он дрожащими губами взял два глотка воды. Отдышавшись, снял фуфайку, сбросил шляпчонку и несколько минут сидел неподвижно, приходя в себя. Когда лицо немного остыло, он еще сделал несколько глотков, умылся. Опасаясь пить много холодной воды, он решил утолить остаток жажды ягодами.
Он раздвинул кусты, и осунувшееся его бородатое лицо озарилось счастьем: на лозах от земли почти до макушек были налеплены гроздья крупных янтарно-черных ягод, покрытых налетом спелости. Они оказались ароматными, сочными, моментально утоляли жажду.
Старый таежник ходил от куста к кусту, как вдруг обратил внимание на длинный бугорок, показавшийся среди зарослей. Бугорок напоминал человека, засыпанного листвой. Не успел Пахом Степанович подумать об этом, как в глаза ему бросился какой-то черный предмет, похожий на ружье, прислоненный к лозам. Пахом Степанович полез в гущу и внимательно осмотрел этот предмет. Оказалось, что это была покрытая ржавчиной старая берданка. Ложе уже сгнило, и в руках Пахома Степановича остался один ствол, когда таежник взялся за берданку. Он разворошил стволом листья на бугорке и увидел истлевший клочок одежды, желтые кости скелета. Таежник отшатнулся, потом набрался мужества, рассмотрел тряпицу, подцепив ее стволом. На ней еще сохранились чуть заметные следы орнаментированной вышивки…
- Бедный ты человек! В какую же лихую годину настигла тебя беда? - печально и мрачно пробормотал Пахом Степанович.
Он осторожно разгреб слежалые, ставшие прахом листья. Под ними обнаружился скелет человека, покрытый истлевшим тряпьем. Рядом оказался патронташ, набитый позеленевшими от окиси гильзами, под ними лежали остатки котомки. Они рассыпались от прикосновения ствола, показались круглые шарики - свинцовые пуля. Пахом Степанович посидел, раздумывая над судьбой безвестного человека, сложившего вдали от родного угла свои кости.
Потом собрал свинцовые пули, разрядил патроны, вынул из них дробь. Все остальное, в том числе и старую берданку, он положил рядом со скелетом и принялся засыпать безыменную могилу толстым слоем земли. Постояв с опущенной головой у выросшего холмика, он сказал грустно и тихо:
- Прощай, паря! Спи спокойно…
Отдых, а главное вода и ягоды подкрепили силы. Пахом Степанович запасся ягодой, сколько могли вместить котелок и банка из-под какао, и, закинув мешок за спину, продолжал путь. Шел он теперь быстро, стараясь отогнать мрачные мысли, навеянные встречей с безвестной могилой.
До вечера он сделал еще два выстрела, но, как и раньше, лесная глушь не отзывалась ему.
На следующий день Пахом Степанович с утра выстрелил вверх и опять ответа не дождался. Тогда впервые в его таежной жизни встала неразрешимая задача: что делать дальше? Долго он думал над своим положением и над судьбой заблудившихся Дубенцова и Анюты. Какие только мысли не приходили ему в голову! Наконец, он сбросил мешок и полез на одну из самых высоких елей. С ее вершины ему открылся знойный простор солнечного дня. Гряда сопок, которую он миновал, чтобы вступить в равнину с густым ельником, осталась далеко позади. Впереди же, километрах в двух-трех, тянулась новая вереница сопок. Ярус за ярусом громоздились они все выше и выше. Там, повидимому, пролегал главный хребет Сихотэ-Алиня.
На первом плане выступала высокая сопка с раздвоенной, похожей на верблюжий горб вершиной. Судя по яркой зелени, на этой сопке рос березняк, и с нее должна Хорошо просматриваться панорама окрестной тайги. «Если с ними ничего не случилось в этом проклятом ельнике, - думал Пахом Степанович о Дубенцове и Анюте, - то они обязательно задержатся у этой сопки. Должны же они убедиться, что идут не в ту сторону! Нужно добраться туда да развести на сопке костер побольше. Авось, увидят и дадут знать, где они».