– Хотел бы я дожить до того времени, когда ты станешь готова, – заметил Джек.
– Тебе бы тоже не мешало заткнуться, – оборвала его Хэйзел.
– И все же, детка, советую тебе поторопить события, – спокойным голосом проговорила Руби, – а то как бы не пришлось жалеть. Глядишь, кто-нибудь уведет его у тебя прямо из-под носа. Я сама была бы не прочь за ним приударить. Классное телосложение, отличная задница и ко всему такой невинный взгляд. Как посмотрит на меня, сразу руки начинают чесаться.
– Держи-ка ты свои руки подальше от него, – твердо произнесла Хэйзел. – Всякий, кто положит глаз на Оуэна, будет лететь далеко и долго. Гарантирую.
– Скажи, ты любишь его? – не унималась Руби.
– У нас... взаимопонимание.
– Взаимопонимание не согреет по утрам в постели. Просто ты боишься идти на сближение, Хэйзел. Панически страшишься брать на себя какие-нибудь обязательства. У тебя с этим всю жизнь были проблемы.
– Особенно приятно услышать это от человека, который сам ни разу не связывал себя ни с кем никакими обязательствами.
– Мы говорим не обо мне, – так же спокойно продолжала Руби, – а о тебе. И об Оуэне. Ты же знаешь: он не будет вечно вертеться вокруг тебя. Вас свела война, но она кончилась. Он – самое лучшее, что тебе уготовила судьба, Хэйзел. И ты будешь последней дурой, если упустишь его. Я права, Джек?
– Меня лучше не спрашивайте. Я до сих пор не могу разобраться, какие у нас должны быть отношения. И, несмотря на то что я был неоднократно женат, ни в одном из браков отношения не складывались. Работа профессионального мятежника пожирает тебя целиком, больше ни на что не остается времени. Ты не можешь уделить кому-то достаточно внимания, как бы сам того ни хотел.
– Но ведь все закончилось, Джек, – промолвила Хэйзел.
– Думаешь, я этого не заметил? – Он поднес бутылку к губам, однако неожиданно поставил ее на место. – Я был человеком, который противостоял Системе. Любой Системе. Я знал точно, кто я и что должен делать. Знал свое предназначение перед лицом Лайонстон и коррумпированной Империей. Теперь и с той, и с другой покончено. Что мне делать дальше, я не знаю. Меня это чертовски беспокоит.
– Тебе всего лишь нужно обучиться вести войну другого рода, – вступила в разговор Руби, – которая называется политикой.
– Я слишком старый пес, чтобы обучаться новым трюкам, – сказал Джек. – В результате мне приходится торчать на проклятых встречах, совещаниях и прочих мероприятиях, стараясь примирить заклятых врагов, пока те не вцепились друг другу в глотки. Конца и края этой хреновине не видно. И я нередко задаю себе вопрос: есть ли вообще от этой деятельности хоть какой-то толк? – Он глубоко вздохнул. – Пожалуй, я был бы не прочь податься в охотники за преступниками вроде вас с Оуэном, но меня никак не покидает ощущение, что, стоит мне выпустить из-под контроля то, что сейчас творится в Империи, все здесь развалится к чертям. Видите ли, народ мне доверяет. Для него я – легендарный профессиональный мятежник. Человек, который в конце концов предоставил им свободу. Не могу же я взять и сказать им, что меня воротит от их каждодневных проблем.
– Понимаю, – глубокомысленно кивая, подхватила Руби. – Нас испортил успех. Возьмем, к примеру, меня. В конце концов я получила богатство, о котором всю жизнь только мечтала. Такое богатство, что я не могу его толком оценить. Когда мне присылают счета, просто диву даешься, какие в них огромные цифры – никогда не знала, что такие вообще бывают. А делать-то для этого мне приходится совсем не много. Отыскать какого-нибудь богатенького преступника, выяснить, где тот припрятал награбленное добро, и конфисковать его. После чего передать Парламенту и получить комиссионные. Собственно говоря, всю основную муторную работу выполняют за меня компьютерщики – их в моем распоряжении предостаточно. Так вот, они отслеживают место, где ублюдки прячут деньги и драгоценности, после чего в дело вступаю я. Нагрянув как снег на голову, я беру негодяя, что называется, тепленьким. Во время ареста почти никто не оказывает сопротивления. Если мне удалось прорваться через охранную систему, сражаться, как правило, не приходится. Бывает, что стоит мне войти, как некоторые тут же начинают рыдать.
– Да ты, как я погляжу, везде успеваешь, – заметил Джек. – Только скажи, пожалуйста, с каких это пор ты стала заниматься арестами? Насколько я помню, прежде за тобой ничего подобного не водилось.
– Ну ладно, если ты уж так настаиваешь, то придется уточнить. До ареста, как правило, дело не доходит. Я просто врываюсь в дом и убиваю мерзавцев на месте. Все равно их дни сочтены. Самое большее, им удалось бы протянуть свое жалкое существование до суда. А мне при этом пришлось бы взвалить на себя массу бумажной волокиты, от которой меня тошнит. Поэтому я не вижу никакого смысла в том, чтобы обременять себя ненужной работой. Главное, впрочем, в другом – в том, что я теперь при деньгах. Даже более того. Их у меня столько, что не потратить за всю жизнь. Большой дом, прислуга, предметы роскоши и комфорта... Но оказалось, что от всего этого быстро устаешь. Дорогие вещи превращаются в побрякушки. Даже накричать на слуг мне уже не доставляет былого удовольствия. Какой смысл кричать на людей, которые за это от тебя же получают деньги? Но самое ужасное, что меня то, и дело преследует подозрение, будто я становлюсь мягкотелой и бесхребетной. А ведь нашему брату надо всегда держать ухо востро.
– Что правда, то правда, – тяжело вздохнув, согласился Джек. – Хорошо, когда мечты сбываются. Беда в том, что рано или поздно приходится просыпаться.
– Очень мудро, нечего сказать, – хмыкнула Руби. – Только что ты имеешь в виду?
– Будь я проклят, если знаю, – пожал плечами Джек. – Зато звучит здорово и как раз по теме. – Кинув в сторону Оуэна, Джек добавил: – Что у него за дела с женщиной из Вольфов?
– Может, она знает, где прячется Валентин?
– Может быть. Но я не стал бы доверять ничему, что исходит от Вольфов. Если верить последним сплетням, Констанция Вольф недавно переспала с одним из Ходжира. А это отвратительное семейство. Мерзкие людишки.
Хэйзел вперилась в Джека пронзительным взглядом.
– Что-то ты странно произнес имя Ходжира. От твоего голоса веяло каким-то особым холодом. Любопытно, чем они тебе так насолили? Что тебя с ними связывало в прошлом?
– Верно, – подхватила Руби, – я уже не в первый раз замечаю, что ты это семейство задеваешь как-то по особенному. Чем же, скажи, они хуже всех остальных ублюдков-аристократов?
Джек уставился на бутылку бренди только затем, чтобы не глядеть на Руби и Хэйзел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});