Читать интересную книгу Химеры Хемингуэя - Джонатон Китс

— Никогда не бывает продано достаточно.

— И вы так их и продаете?

— Согласно плану.

— Тогда мне не нужно писать другую книгу.

— Теперь вам как никогда нужно писать другую книгу.

Через раздвижные двери они вышли на стоянку. Дорогу им пересек черный лимузин, последовали какие-то ливрейные формальности, в результате коих Анастасия обнаружила, что с бокалом шампанского в руке сидит в движущейся машине, а последние пять минут собственной жизни проходят у нее перед глазами на экране беззвучного мини-телевизора.

— Тост, — предложил Фредди.

— Прошу вас, — сказала Анастасия, — мы можем посмотреть что-нибудь другое?

— Что вы хотите увидеть?

— Что угодно.

Саймон пожал плечами. Фредди переключился на другой канал. Она была и там, ракурс менее лестный, но сомнений нет: там, на экране, была женщина, которую она видела каждый раз, разглядывая свое отражение в витринах и больших зеркалах или на снимках рядом с Саймоном на любом из сотни приемов, банкетов и балов. Она отвернулась. Посмотрела сквозь тонированное стекло прямо на — быть того не может! — полноразмерный дорожный рекламный щит, подсвеченный прожекторами, где была она, огромная, как гора Рашмор.

— Сюрприз! — сказал Фредди. — Пока вас не было, мы купили десять щитов в Нью-Йорке и десять — в Калифорнии. И как минимум по одному будет в каждом городе, который вы посетите.

— Мы только что посетили Рим, — ответила Анастасия. — Это было мило, но с меня хватит.

— Ваш тур в поддержку книги по тридцати городам, я имею в виду. Ваши чтения…

— Нет, — сказала Анастасия.

— Жанель уже договорилась с нами…

Анастасия посмотрела на мужа. Саймон посмотрел на Фредди.

— Нет, — сказал он, — ей нужно писать следующую книгу.

Анастасия кивнула.

— Мне нужно заняться другим романом, — услышала она собственные слова.

— Мы дадим вам отсрочку. Шрайбер не знал, как все пойдет. Мы изменим ваш контракт, дадим вам еще год. Самое важное для нас сейчас — реклама.

— А для моей жены самое важное сейчас — покой. Ее творчество — вот что важнее всего.

Она снова кивнула. Она допила свое шампанское и тянулась к бокалу Саймона. Он отдал.

— Я согласен, ее творчество важнее всего. Но мы с Жанель обсуждали…

— Забудьте обо всем, что сказала Жанель. В дальнейшем будете разговаривать непосредственно со мной.

— Вы были в Италии.

— А сейчас я здесь, с вами в машине. Я полностью в вашем распоряжении, Фредди. — Он пристально посмотрел на жену, которая плеснула себе шампанского из бутылки и пила, глядя в темноту за стеклом. — Полностью в вашем распоряжении.

— Войдите в мое положение. Десять городов.

— Нет.

— Из-за этой книги я рискую моей репутацией.

— Как я понимаю, после того как вы напечатали Джонатона, у вас нет репутации, которая стоит риска.

— Джонатон, — сказала Анастасия, но на этом замолкла. Все поняли, что она уже пьяна и говорить о ней можно что угодно.

— Может, когда я подписывал контракт с Анастасией, собственное дочернее издательство мне и не светило. Мы оба неплохо поработали. Все-таки стоит отдать мне должное.

— Согласен. Но не ждите, что я принесу Анастасию в жертву вашим маркетинговым фантазиям. Она, конечно, ваш автор, Фредди, но еще она моя жена.

— Значит, все дело в вас. Вы не хотите, чтобы она оставалась сама по себе. Вам не нравится то внимание, что ее окружает.

— Блядь, я женился на художнике, а не на знаменитости. И я намерен так все и оставить.

— На знаменитом художнике, — пробормотала про себя Анастасия. Она уже влила в себя большую часть знаменитого шампанского. Завязала волосы шелковой ленточкой с горлышка бутылки. Безучастно глазела на встречные машины.

— Вы только взгляните на нее, Фредди. Мы не можем показывать ее людям в таком состоянии. Мне стоило немалых затрат и времени привести ее в презентабельный вид. Ей нужна защита. Она двадцатилетняя девочка из пригорода, у которой и друзей-то было немного. У меня месяцы ушли только на то, чтобы научить ее вести себя на званых обедах. Поставь ее перед грязной толпой — она опустится моментально.

— Если она получит Американскую книжную премию…

— Это другое дело. Там приличные люди. Я не против ее появления перед публикой, которая сможет понять ее работу.

— А что скажете насчет очерка в «Алгонкине»? Если это будет эксклюзив, его могла бы написать сама Глория Грин.

— Очерк в журнале от Глории Грин. Уже намного лучше. Это мы с радостью сделаем. «Алгонкин» — та аудитория, что сможет по достоинству оценить нашу совместную жизнь.

— Сомневаюсь, что он будет о вас обоих.

— Я ее муж, — провозгласил Саймон. — Без меня нет никакой истории.

— Без истории, — повторила Анастасия, сбрасывая туфли и сворачиваясь под боком у Саймона, — нет никакой меня.

Дневной свет. Очередная белая постель. Две белые таблетки аспирина на ночном столике, тоже белом. Стакан воды, в нем плавают три маленьких кубика льда. Запотевшее стекло под пальцами мокрее, чем вода в глотке, будто стакан вывернули наизнанку. Будто ее саму — нет. Она насухо вытерла руки о несмятую подушку рядом. Закрыла глаза. Легла неподвижно, прислушиваясь к движению за соседней дверью.

Так Саймон провел ночь с Жанель. Они, по сути, не спали вместе — на самом деле они не спали вообще, — хотя в какой-то момент между двумя и восемью часами пополуночи заново столкнулись со сложностью ситуации, лежащей в соседней комнате, и, словно родители вундеркинда, решили, что брак их интересов перевешивает все личные разногласия.

Они согласились, что Анастасии нельзя слишком много светиться на публике или затмевать Саймона. Ее нужно защищать, раз она должна творить великие романы, и хорошо с ней обращаться, раз она должна вверить Саймону свое будущее.

— Но если мы ее потеряем, — подытожила Жанель со своей половины гигантской кровати, — она не единственная юная писательница на планете.

— Ты забываешь одно, — сказал ей Саймон. Он сидел на белом письменном столике на другом конце комнаты, раздетый до рубашки, положив ноги в носках на белый стульчик, — одну очень важную вещь.

— Какую? Абсолютное отсутствие у нее личных амбиций? Я не верю в это, Саймон. Она не инженю. Она спала с профессором в колледже, поскольку думала, что он поможет ей с аспирантурой. Мы ее спасли — пускай считает, что ей повезло. Я не возражаю против этих ее шалостей в интересах рекламы, но будь я проклята, если позволю тебе поверить, что она просто вовремя явилась с «Как пали сильные» без малейшего представления о том, что у нее есть или что она может за это получить. Она хотела статуса МИССИС и кого-нибудь солидного, кто обеспечил бы ей респектабельность, которую не смог дать работяга-отец, и теперь она своего добилась. Но от этого она отнюдь не стала меньшей блядью. Она продала свою пизду за…

— Ты забываешь о том, Жанель, если будешь так любезна и дашь мне закончить, что я люблю Анастасию.

— Ты любишь ее такой, какой себе представляешь, но это не делает маленькую шлюху более…

— Прекрати, Жанель. Это бесполезно.

— Отлично. Люби ее. Очевидно, людям надо кого-то любить.

— Вот именно. Тебе самой не мешало бы попробовать.

— Я уже почти жалею эту тупую потаскушку.

— А я уже почти жалею тебя.

— Ну да, если ты вообще способен что-нибудь чувствовать.

— Да способен, неужели ты не понимаешь? Я люблю свою жену.

— Ее гонорар?

— Не ее гонорар. Это совсем другое.

— Тогда зачем тебе нужна я, Саймон?

— Я не могу справиться с ней один.

— Пять футов два дюйма — такая женщина для тебя чересчур?

— Сейчас нужно сделать кучу денег. Не знаю, напишет ли она когда-нибудь второй роман. Не знаю, насколько она стабильна.

— Поэтому ты просишь меня обобрать эту ненормальную, перед тем как ты выкинешь ее в помойку?

— Я прошу тебя помочь мне обеспечить будущее «Пигмалиона», у которого, как ты, возможно, помнишь, все еще долгов на четыреста тысяч и который, как ты, вероятно, тоже помнишь, по-прежнему является основным источником твоего дохода.

— Ты просишь меня обобрать ее ради моего собственного блага? Как мило.

— Это будет ради всех нас. Я говорил тебе, что случилось с ней в медовый месяц.

— Ты прав. Тебе действительно нужна моя помощь.

— Спасибо, Жанель.

— Начнем с управления продуктом.

— С книги?

— С девчонки. Ты считаешь, что она нестабильна, потому что однажды дал ей валиум для успокоения?

— Не только. Она слишком много пьет.

— Как и Эрнест Хемингуэй. Это американская традиция.

— Я видел, как она курила в ванной. От нее пахло табаком.