Читать интересную книгу ГНОМ - Александр Шуваев

Правда, размеров было всего три, поэтому подростки предпочитали натягивать жесткую, почти как проволока, дерюгу поверх ватника. А женщины теперь больше всего напоминали этакую зимнюю копну, оставшуюся где-нибудь на отшибе, возле лесочка, серую и растрепанную лесными обитателями. Если к этому добавить каску поверх классически повязанного теплого платка, то зрелище и вовсе получалось исключительное. Иные из них к тому же несли до полутора тысяч патронов. Дарья Пыжова, родом из-под Барнаула, например, прославилась тем, что приспособила к сутулой спине что-то вроде "козы" и волокла целый ящик "дуль" зараз… В значительной мере именно благодаря их силе и нечеловеческой выносливости поддерживалась та самая убийственная плотность огня, которой славился Корпус, и которая делала такой трудной борьбу с его бесстрашной и беспощадной пехотой. Главное же, что на поверку женщины оказались ничуть не менее отважны, чем отчаянные по глупости, безбашенные пацаны. У многих уголовниц отчаянность присутствовала с самого начала. У других такое особого рода отсутствие страха за свою жизнь появилось после раскулачивания и ссылки, когда на их глазах умирали от голода дети. У некоторых – после ряда изнасилований по лагерям. Но были и такие, кто начинал считать себя "бесстыжими" и "пропащими", а от того – "отчаянными" вот только что, надев мужские портки. Вот где грех-то! Смертный.

А "свитера" не брала пистолетная пуля. И редко какая из "шмайссера". Вышибало дух, ломало ребра и иные кости, но это, согласитесь, бо-ольшая разница по сравнению с проникающим ранением куда-нибудь в легкие или кишки. Иные осколки, прорезав-таки суровую тканину, уже не имели силы достать до живого тела. С этим в значительной мере оказалось связано то, что, потеряв убитыми в жесточайшем, продолжавшемся почти двое суток бою за Таганрог три тысячи человек без малого, будущий Корпус фактически не имел раненых. А отступать они не умели: это просто не приходило им в голову. Двадцать седьмого января 1942 года город был захвачен полностью, а последних немцев прижали к берегу и сбросили в залив танки Бурды. Положение заблокированных, скованных на Кавказе армий снова становилось отчаянным: и не в том дело, что Кубань, в соответствии с гениальным планом Фюрера не вместила бы двух армий вместо одной. Беда состояла в том, что 1-я танковая была очень, прямо-таки позарез нужна на западе, там, где щепилась, пятилась, но не поддавалась все-таки, не кололась до конца, не отдавала Смоленск группа армий "Центр". А еще больше, несколько южнее, где фронт немецких армий напоминал драную дерюгу, в бреши которой советские части зачастую проникали беспрепятственно. И никак не удавалось сымпровизировать группировку, пригодную для контрудара. Не из чего.

Товарищ Жуков вошел во вкус того, что раньше считал большой бедой и неизбежным злом: постепенного ввода в дело постепенно подходящих резервов. Теперь он научился воевать еще и таким способом, который, при некотором навыке, оказался вполне подходящим именно для заснеженных лесов и подмерзших хлябей на центральном участке фронта. Навык появился, а немцам, в конце концов, теперь тоже неизбежно приходилось делать что-то подобное, но только у него получалось лучше. За счет большей автономности частей, за счет лучшей информации, и, как он надеялся, за счет того, что он все-таки действительно Ферзь и быстрее немцев приобрел необходимые навыки. Кроме того, пополнения стали давать несколько щедрее, а немцам ни разу не удалось преподнести ему по-настоящему масштабный сюрприз. Потери при данном стиле ведения боевых действий были очень высокими, но на этот раз, не в пример всем прошлым, оказались вполне сопоставимыми. Попавшая под пулеметы, на минные поля, на колючую проволоку, заранее пристрелянную артиллерией, советская пехота, в общем, компенсировалась. Частями, накрытыми "бураном" на позициях, замерзшими и угодившими в плен из мелких, безнадежных "котлов", что получались после локальных прорывов. Пойманными на марше конно-механизированными группами. В конце концов, убитыми при попытках контратак, успешных и безуспешных, но совершенно неизбежных при таком стиле боевых действий, потому что здесь контратаковать нужно было немедленно, всеми и любыми силами, оказавшимися под рукой. Как оказалось, Красная Армия значительно лучше переносит равные потери. Фронт немцев медленно, но пятился на юг и на запад. В дикой круговерти атак и контратак как-то незамеченным осталось освобождение Ельни, одно событие из многих, бывает, дело, как говорится, житейское, но вот рефлекторная, предпринятая почти автоматически попытка отбить ее провалилась, и это уже было серьезно. Двадцать восьмого декабря войска Калининского фронта прочно оседлали железную дорогу Смоленск-Рославль. Тридцатого внезапной атакой было освобождено Ярцево, а занявшим станцию частям опять-таки удалось отбить поспешно организованную контратаку. Немцам пришлось сделать оперативную паузу для переброски серьезных резервов, но в это время к станции успели подойти части главных сил. Пять ополовиненных, смертельно усталых стрелковых дивизий сумели вцепиться в Ярцево намертво, три оставшихся "бурана" нанесли еще один успешный ночной удар по дивизионной колонне 9-й армии немцев, и попытка выбить русских из города провалилась. Захват Смоленска и выход на Днепр зимой, в январе месяце, когда его можно спокойно перейти по льду, а еще – в междуречье Днепра и Двины, грозил колоссальной военной катастрофой, далеко превосходящей масштабами Сталинград.

За неделю до этого, убедившись в том, что попыток деблокады не будет, Паулюс бросил 6-ю армию в отчаянную, безнадежную попытку прорыва, но ничего хорошего из этого не вышло. Последние капли горючего были залиты в баки передовых танковых частей, и они внезапным натиском смяли заслоны, прорвались в степь, но та же мера привела к тому, что армия растянулась в бесконечную вереницу падающих от голода и усталости людей. Быстро опомнившись от неожиданности, советское командование оперативно решило воспользоваться случаем и бросило во фланг прорывающимся танковые бригады, устроившие в степи форменное побоище. Нет – десятки побоищ на протяжении одних суток. Подвижные группы белых танков в сопровождении конников, как в саваны, закутанных в белые халаты, внезапно возникали из снежной круговерти и превращали тех, кто не сдался, в кровавую щебенку, но многие все-таки сдавались, и чем дальше, тем больше. Передовые части немцев тоже не прошли и полных сорока километров, когда частью – были остановлены, частью – остановились сами из-за отсутствия горючего. Начавшаяся через три часа после начала прорыва метель спасала от танков, но убивала голодных людей не менее надежно, чем танки. Через трое суток сдались последние из тех, кто остался в живых. Где-то там, в степи затерялся без следа сам Паулюс. До ушедшей далеко на запад и юг линии фронта добрались буквально единицы, так бывает всегда, даже при самых страшных разгромах вроде Канн, Аустерлица или Киева образца 1941-го, в самых жутких условиях кто-нибудь все-таки непременно доходит до своих. Разгром Сталинградской группировки позволил сразу же усилить Южный фронт, поначалу, в основном, косвенно, за счет угрозы тылам противника, но и это было очень существенно. 1-я танковая армия немцев начала движение общим направлением на Ставрополь, но захват Батайска, Ростова-на-Дону, Таганрога в значительной мере сделали это движение бессмысленным. А потом Родион Малиновский прорвался на соединение с частями Закавказского фронта. Практически вся группа армий "А" оказалась прижата к Большому Кавказскому хребту, окружена между Кубанью и Манычем. Только малая часть сумела отойти на позиции Таманского полуострова планомерно, остальным пришлось к морю пробиваться. Беда была в том, что и отхваченный советскими армиями "кусок" был такого размера, что разговоры об окружении почти теряли смысл. Немцы нанесли стремительный удар на северо-запад, на Ростов, но после неслыханного по ожесточенности сражения, длившегося пять суток, были отброшены и стали в оборону. "Неслыханного", в данном случае, не фигура речи: ветераны, дравшиеся в сентябре сорок второго к северу от Сталинграда, утверждали, что и тогда не было ничего подобного, но только теперь у войск был вовсе иной настрой, и порыв немцев разбились об их стойкость. Впрочем, разгромить группу армий "А" сходу тоже оказалось совершенно невозможным. Разметав кольцо окружения, группировка вышла к морю и предгорьям, образовав оборону с неслыханной плотностью войск[15].

Люди умные, творческие, и, главное, преданные своему делу, получают иногда совершенно особую награду. Совершенно нематериальную, но те, кто в курсе, не променяют ее ни на что другое. Это редкие моменты озарения, когда нечто важное вдруг становится до донышка ясным, и приоткрывается завеса будущего. По пути на ближайший полевой аэродром, бывший, на самом деле, не так уж близко, Бурда никак не мог миновать город Воронеж. Он миновал превращенный в хлам Левый Берег. Натужно взревывая, "виллис" прыгал по по обледенелым буеракам мимо нацело сметенного завода "СК-2". Город был мертв, и, если бы не солнышко, которое начало припекать по-весеннему, картина была такая, что впору было повеситься. Тут нечего было восстанавливать. Город нужно было строить на новом месте. Вот только было некому. Стылые серые развалины, и ничего живого окрест. Ни то что ни единой живой души, ни единого воробья. Ни одной паршивой, драной вороны. Не одними только глазами, всем своим существом ощутил генерал безнадежное безлюдье великой пустоши, мертвой страны вокруг мертвого города. Лед на реке почернел, но, по виду, стоял еще крепко. Из него торчали конструкции непонятно как уцелевшей средней части капитального моста. Обломки "концов" только кое-где виднелись над поверхностью льда. Тут еще работала "низкая" зимняя преправа, а немногочисленные саперы, хоть какие-то живые души, неторопливо мастерили "высокую", рассчитанную на полую воду. Сейчас переправа выглядела "остывшей", охранявшейся больше по инерции. Высокий правый берег нависал над поймой, как крепостная стена, и Александр Федорович не сразу понял, что вывело широченную черную кайму на осыпи под обрывом.