благо, не добрались.
Отпив из умывальника, я вытащил пули из тела и оставил их в раковине. Разорвал рубаху и, обработав дыры спиртом, замотал тело. С Норкиным тоже обошёлся бережно. Культю промыл, рану обработал и закрыл. Этот ублюдок нужен мне живым. И не дай Бездна его кто-нибудь из своих ликвидирует, я буду в ярости. Уж лучше пусть сам себя убьёт, это позволит мне доказать властям, что у него есть ментальные способности.
Шагнув в сторону пыльной кровати, я рухнул лицом в подушку, перед тем сообщив о своих координатах и вызвав помощь тайной канцелярии. Заснул только тогда, когда почувствовал ауру жандармов.
На следующий день в доме было больше десяти человек. Норкин был связан, сидел у батареи, я же лежал на спине.
Работа жандармов по освобождению людей из арены протянулась на весь вчерашний день, судя по переданным от жандармов сведениям, но занимался этим уже Болконский. Я же отходил от полученных ран. Простреленные грудь и плечо, ожоги в спине и пояснице, трещина в ребре и левой руке. И это не считая различных повреждений, полученных после моей прогулки до Хранилища.
В ту ночь, помимо всего прочего, я ещё и десятки перемещений совершил, так что мне было изрядно, как говорил Альбертыч, хреново. И пока мой организм сам не подлечил себя от различных микротравм, с пулевыми ранениями я никому не давался. А то мало ли — не успеют среагировать, и откажет мой блистательный мозг. Ну их к чёрту, этих местных врачей. Разве что позволил пулю из плеча вытащить. А вот к вечеру, чтобы ускорить лечение, я и сдался на милость Антонине Фёдоровне.
Но если забыть про себя, потери за время обороны арены оказались колоссальны. От Вольных, устроивших атаку, практически ничего не осталось — жалких семь человек из тридцати, плюс шесть раненых, развезённых по госпиталям. Ну и Норкин, конечно. Из почти тысячи зрителей арены погибло двести человек — и сотня в госпитале. Погибла половина жандармов, В общей сложности почти шестьдесят человек из ста четырнадцати присутствующих на операции. Из десяти команд, сражающихся на арене, сейчас можно было собрать лишь две. И те ещё везунчики, похоже.
Ну и не стоит забывать про те силы, которые должны были прийти на помощь Вольным, там, в Хранилище, куда я заглянул, потери составили около двадцати человек и полусотни тварей. Тоже немало, но в процентном соотношении всё же недостаточно.
— Сейчас от арены остались лишь голые железобетонные колонны с торчащей арматурой, — сообщил Титов, помощник Болконского.
— Нас уже начали обвинять в подстраивании данного происшествия? — спросил я.
— Люди разбились на два лагеря, — Титов покачал головой. — Первые считают вас террористом. Желают гибели роду Громовых. Пишут Императору, чтобы тот отобрал у вас все титулы и статус. Другие же, кто сталкивался с делами контрабандистов, кричат об обратном. Есть масса видео, где вы сражаетесь в самой жаркой точке арены. Получаете ранения и даёте указания жандармам. Но в правдивость ваших намерений верит не каждый.
Я кивнул, покосил глаза на Норкина.
— Хочешь отвесить подонку пендаля напоследок? — усмехнулся Титов.
— Хочу, — ответил я. — Но даже если до полусмерти его изобью, о делах Центра он нам не поведает. Либо благородно уничтожит свой мозг, либо соберёт последние свои силы в кулак и попытается атаковать. В любом случае, ничего полезного из него выудить мы не сможем.
— Я понимаю, но ссориться с Императором из-за лживых обвинений в сторону твоего дома тоже не резон, — заговорил жандарм, — Вольные сами фактически напали на вас. Вы что, вообще ничего с этим сделать не сможете?
— В том-то и дело, что не нападали, — поморщился я. — А то, что они высвободили тварей… Скажем так, твари хранились под ареной и раньше, никто их туда силой не загонял. Лично я думаю, что не стали бы они так рисковать, будь всё так очевидно.
— А то, что они помогали туманным монстрам? — не сдавался Титов.
— Ну… Это как с убийством моего отца, — пожал я плечами.
— Не понял, — вскинул он брови.
— Все знают, что он погиб от рук Вольных, хотя в своё время одалживал земли для хранения в них контрабанды, — пояснил я. — Но можно ли доказать достоверно то, от чьей руки он погиб? А есть хотя бы одно косвенное доказательство? Стал ли он врагом тем, с кем он сотрудничал под ментальным влиянием? В том и дело, господин Титов, Вольные потому и держатся наплаву. Им попросту достаточно зрительного контакта, чтобы собеседник попал под влияние. Тут неважно, как мы к ним после этого относимся, с официальной точки зрения не подкопаешься. Дело у нас тут исключительно частное.
— Значит, Центр неприкосновенен, — заключил Титов, откинувшись на спинку стула.
— Здесь и сейчас — да, — чуть кивнул я.
— А что им самим мешает напасть на вас? — спросил он.
— Это предложение или вопрос? — не понял я.
— Эм… Вопрос, — ответил он, почесав макушку.
— Уже нападали. И не раз. Закончилось всё печально.
— Но раз так, их можно и спровоцировать.
— Первым устраивать провокации нам никак не нужно, — покачал я головой. — Нам совершенно не нужна лобовая война с Центром. Им, в принципе, тоже. Одно дело — вдали от дома повоевать, а совсем другое — когда в Москве полыхнёт. Все знают, что Громовы слабы, но наша репутация многих сдерживает. Да и кое-какое влияние. Плюс Император может вмешаться, плюс Старосты Контрольных пунктов, плюс другие союзники в лице девушки, которая вчера выиграла аукцион. В общем, воевать с нами — это как в рулетку играть. Восемь из десяти, что выиграешь, но ставить на кон абсолютно всё никому не хочется.
— Особенно теперь, — вставил Титов. — Когда вы без личного войска их Хранилище расколошматили. С минимальными для стороннего наблюдателя потерями.
— И это тоже, — согласился я.
— То есть, даём ему покончить с собой? — спросил Титов, глядя на Норкина.
— Да, — подтвердил я. — Но перед этим сделаем пару фотографий его мордочки и отправим их к Болконскому на составление протокола. Когда начнётся следствие, его морда обязательно всплывёт. Мне плевать на мнение людей, но лишаться титула князя я не собираюсь.
* * *
После собрания в хижине я под сопровождением жандармов покинул опустевшую деревушку и отправился