– Боже правый! Так вот что произошло во время пожара в конюшне.
– Да. Физически Джеймс был там. Мозг же его был в Испании, воспоминания сделали его неподвижным.
– Как ужасно! – Верити почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. – Бедный... Он, наверное, был в отчаянии, когда понял, что произошло.
– Хуже того, – сказал капитан. – На прежнюю вину наложилось чувство вины за гибель своей семьи. Красивой нежной Ровены и милого ребенка.
Верити смахнула слезы, дрожащие на ресницах. Сердце ее разрывалось от боли за то, что пришлось пережить Джеймсу.
– Как это жутко! И его после этой трагедии заклеймили убийцей? Но это же жестоко!
– То объяснение, которое я вам дал, – ответил он, – известно только мне и его камердинеру Сэмюелу Лоббу. Больше никто не знает ни об Испании, ни о провалах в сознании, ни о ночных кошмарах.
– Но почему? – спросила Верити. – Разве не легче было бы людям понять, что произошло, если бы они знали, как на него действует вид огня?
– Он предпочитает, чтобы его считали хладнокровным убийцей, чем трусом.
– Но это нелепо!
– Я знаю, женщине это трудно понять, – сказал капитан, – но это выбор Джеймса и его жизнь.
– Интересно, почему он спас меня в Ганнислоу? – пробормотала Верити, не успев подумать, надо ли задавать этот вопрос.
Капитан Полдреннан бросил на нее заинтересованный взгляд:
– Спас?
– Да, – кивнула она. – Я сначала думала, что у него дурные намерения, что мне грозит с его стороны опасность. Но опасности не было. Он держится от меня на расстоянии. – Конечно же, Верити не собиралась рассказывать Полдреннану о поцелуе прошлой ночью.
– Джеймс почти ото всех держится на расстоянии, – сказал капитан. – У него до сих пор бывают провалы в сознании, и, я думаю, он живет в страхе перед неожиданным пожаром. Он не хочет никого подвергать опасности.
– Поэтому меня удивляет, что он привез меня сюда, – вздохнула Верити. – А были еще пожары? Мне говорили и о других происшествиях.
Лицо капитана Полдреннана стало неподвижным, он пустыми глазами смотрел прямо перед собой.
– Я слышал об одном или двух непонятных пожарах, но ничего о них не знаю.
Как странно, что этот любезный джентльмен, за минуту до этого такой откровенный, вдруг решил придержать язык. Что ж, она не будет на него давить. Она и без того узнала больше, чем могла надеяться.
– Благодарю вас, капитан, за то, что вы мне сказали. Я понимаю, насколько трудно вам это было. Вы не представляете себе, в каком замешательстве я была, не зная, следует ли мне опасаться за свою жизнь. И какое облегчение почувствовала, узнав, что со стороны лорда Харкнесса опасность мне не грозит.
Капитан Полдреннан улыбнулся:
– Вы весьма чуткая женщина, миссис Озборн.
– Лорд Харкнесс ранен на войне, – сказала она. – Точно так же, как если бы он потерял руку, ногу или глаз. Я лечу такие вещи, капитан, ведь совсем нетрудно понять, когда человек страдает от телесных болей.
Его улыбка стала еще обаятельнее.
– Я очень рад, что вы беспокоитесь о нем, – сказал он.
От его слов у нее вспыхнули щеки. Действительно ли она беспокоится о нем?
– Вы сами ответили на свой вопрос. Поэтому он и привез вас сюда, – сказал капитан. – После всех этих лет вы можете оказаться человеком, который в конце концов вылечит его.
Джеймс въехал через задние ворота в западный двор – маленький, посыпанный гравием дворик, примыкающий к главной части дома. Джаго Ченхоллз, как всегда, был на месте и забрал у него Кастора.
– Добрый день, милорд.
Джеймс спешился и отдал ему поводья.
– Добрый день, Джаго. – Он поднял глаза к небу, на котором наконец было больше розового, чем серого. – Погода меняется, тебе не кажется?
– Не-ет, – ответил Джаго. – Грачи летают низко. К ночи пойдет дождь.
Джеймс улыбнулся ему. Предсказания погоды Джаго были невероятно точными. Джеймс прошел под низкой, широкой аркой на центральный двор и увидел две фигуры, приближающиеся к главным воротам. Алан Полдреннан, ведя под уздцы свою гнедую кобылу, шел рядом с Верити. Джеймс удивился, как они оказались вместе. Он наблюдал, как его красивый друг тепло улыбается Верити и получает ответные улыбки, и внезапно почувствовал, что ревнует. Ему Верити никогда так не улыбалась. А почему, собственно, она должна была ему улыбаться? Какой повод для этого он ей давал?
За то время, что она провела в деревне, он съездил в Уил-Деворан и обратно. Сделала ли она то, что он ей предлагал? Что она узнала? Рассказали ли ей женщины о пожаре? Конечно, рассказали, если она спросила. А что ей сказал Алан? Со стороны кажется, что они болтают, как будто знакомы многие годы. Спрашивала ли она и у него тоже? Что он ей ответил? Алан знал больше, чем все остальные. Но что он мог рассказать посторонней женщине, даже такой красивой?
«Красивая» – не совсем верное слово для описания Верити Озборн. Красивой можно было назвать хрупкую Ровену. Очарование Верити было более земным, но каким-то благотворным. Она казалась здоровой, живой и излучающей свет, скорее статная, чем изящная и утонченная. Может быть, такое впечатление создавалось из-за разницы в цвете волос, и тем не менее, когда она повернула голову в сторону Алана, ее длинная шея изогнулась и выглядела как нельзя более женственно. Или соблазнительно. Джеймс ощутил волну подступающего желания.
Алан обвел взглядом двор и встретился глазами с Джеймсом.
– Джеймс! – сказал он. – Надеюсь, ты не сочтешь меня назойливым, но я по дороге встретил миссис Озборн, и она позволила мне проводить ее до Пендургана.
– Спасибо. Очень мило с твоей стороны, Алан. – Его слова прозвучали грубее, чем он рассчитывал.
– Не за что. – Алан еще раз тепло улыбнулся Верити. – Мне это доставило удовольствие.
– Мне тоже, капитан, – ответила Верити.
– Надеюсь, вы удачно сходили в Сент-Перран? – спросил Джеймс Верити.
Несмотря на все свои старания, он не мог подавить угрюмые нотки в своем голосе. Проклятие! Он собирался быть вежливым, надеясь до вечера исправить то, что натворил накануне ночью. Он даже думал улыбнуться, но тут встретился с ней взглядом.
Она знает. Ей все рассказали. Проклятие!
– Да, – ответила Верити.
В ее карих глазах не было страха. Там было что-то другое. Он не понял, что это такое, но оно ему не понравилось.
– Я навестила бабушку Пескоу, – сказала она. – Ее ногам стало намного лучше.
Джеймс включился в словесную игру:
– Еще одна победа ваших снадобий. Ваша первая победа сегодня утром резвилась с отцом в конюшнях.
Лицо Верити засветилось от счастья.
– Дейви? Он уже бегает?
Реакция Верити вызвала у Джеймса слабую улыбку, отчего ее взгляд стал еще мягче.