тех двух минут, которые она следовала за Франком до такси, Эвелина вдруг сразу на несколько лет постарела, стала мудрее и опытнее. Сознание этого странно и больно сжало ее сердце. Этот момент помог ей овладеть собой, быть может в первый раз в жизни. Франк говорил с ней по-французски, и она отвечала по-французски же. Он был вежлив, и вежлива была она. Встреча обошлась без всякой романтики, без какого-либо порыва, без бессвязных, вполголоса произнесенных благодарностей, без какой либо из тех, не поддававшихся воображению вещей, которые себе смутно представляла Эвелина. Не дойдя еще до такси, она уже поняла, что ее приезд в Париж значил для Франка далеко не то, что он значил для нее. Она ехала по стеклянным облакам, сквозь призрачный город, по улицам, которые казались ей нереальными, а напоминавшими кинематограф, в то время как Франк, по-видимому принимал ее приезд в Париж как нечто должное и обычное. Казалось он не отдавал себе ни малейшего отчета о том, насколько ей было трудно отрешиться от своего брака, мужа, детей, квартиры в четыре комнаты на Дюссельдорферштрассе, от всей ее жизни и существования. «Но так это и есть» – думала Эвелина в своей, новообретенной мудрости. Это то, чего мужчины не знают. Ни тот, от кого вы уехали, ни тот, к кому вы приехали.
Это сознание сразу состарило ее и придало ей новую уверенность, странную и неизведанную. Она откинулась на сиденье автомобиля и посмотрела в окно. Она почувствовала, что Франк взял ее за руку, и быстро сняла перчатку. Прикосновение его пальцев к ее ладони отдалось во всем ее теле тяжелым, горячим толчком. Ha мгновение она затаила дыхание, чтобы полностью ощутить это переживание. Тем временем они глупо, нелепо разговаривали. Да, она хорошо доехала. Нет, спасибо, она не устала. Вчера в Берлине шел дождь.
«Вчера» – подумала Эвелина. – «Вчера я была дома. Сегодня я в Париже. Где я буду завтра?» – эта мысль была внезапна и неожиданна.
«Завтра я поеду домой» – подумала она. Ho тут же со странной, новой ясностью она почувствовала, что никогда не сможет вернуться. Она увидела себя стоящей у борта парохода, уплывающей вместе с Франком. Она никогда еще не была на пароходе. Ее маленький саквояжик, стоящий на переднем сиденье, вдруг показался ей жалким. На нем была только одна отельная наклейка, да и та из отеля в Дортмунде. Бедный саквояжик, не привык к чему-либо более волнующему, чем поездка на уикэнд в Гельтоу, а теперь, вдруг, он помчался с нею вместе навстречу романтике. Он отправится с ней повсюду, туда, куда прикажет Франк. Она украдкой сжала ручку саквояжа, как будто она была рукой скромного, но испытанного друга…
Маленький, серебристо-серый скверик в лучах туманного солнца. По мостовой разгуливают голуби. Такси остановилось. Эвелина вышла и, держась очень прямо, прошла в маленькие вращающиеся двери, которые толкнул для нее Франк. Она не знала, как нужно вести себя, когда входишь в гостиницу с любовником. Она не знала даже, что выглядит гордой, как принцесса. Она встретила тяжелый, испытующий взгляд мадам. Улыбка, обнажившая золотые коронки зубов, лифт, лестница, коридор, комната. Эвелина быстро подошла к окну. Глубоко вздохнула. Она боялась чего-то, что должно было придти скоро, сейчас, великой, неизвестной, всепоглощающей любви зубов.
– Вы наверно захотите выкупаться, – услышала она вместо этого откуда-то из комнаты сзади.
– Да, спасибо, – ответила она, но повернулась не сразу. Только в эту минуту она проснулась и почувствовала, что действительно находится в Париже. Не в городе грез, а в очень реальном Париже. Париж пришел ей на память при виде высокого окна с балкончиком перед ним. Как раз перед таким окном она уже стояла однажды, во время своего свадебного путешествия с Куртом. Тогда ей тоже было страшно. «Забавно», – подумала она, в Париж всегда приезжаешь с мужчинами.
– Я должна распаковать свои вещи, – сказала она Франку.
– Прекрасно. Могу я помочь?
Еще секунда, и она лежала у него в руках и целовала его. Она почувствовала, что быстро падает сквозь волны красного тумана, потом перед ней появились гигантские папоротники, первобытный лес, и затем она снова упала в отельный номер.
Она почувствовала, что при этом безумном поцелуе был какой-то свидетель и, обернувшись встретила улыбку, скользившую по щеке с ямочкой, принадлежавшей лукавой Жозефине Богарне. На камине стояла скверная гипсовая копия знаменитого бюста работы Гудона. Эвелина – ее колени все еще
были тяжелы и дрожали после поцелуя – подошла к ней как бы ища защиты у более опытной сестры. В этот момент она необыкновенно ясно вспомнила урок истории искусства, на котором профессор Дамгаузер показал им фотографию этого бюста и отнесся к нему довольно презрительно. Она вспомнила шуршание платья из серого альпака, которое было на ней в тот день. Как странна была жизнь и как велико было расстояние, отделявшее ту Эвелину, которая изучала историю искусств в школе, от Эвелины, приехавшей в парижский отель к своему возлюбленному. Ей показалось, словно она впервые познакомилась с Жозефиной Богарне в хорошем обществе, а теперь снова встретилась с ней при странных и подозрительных обстоятельствах. Эта встреча была полна неловкости и неприятна для обеих сторон. Eе сознание было странно раздвоено, как будто она сама стояла рядом с собой и наблюдала за собой.
Так чувствовала себя Эвелина. Она чувствовала, что всецело сдалась, отрезала себе все пути этой необдуманной поездкой в Париж. Но она ничего не могла поделать. Ей было абсолютно безразлично – куда бы ее не занесло. Eе единственной целью и желанием было достижение чего-то, удовлетворение какого-то желания, и она сама не знала, что может дать ей это удовлетворение. Как бы то ни было, она готова была на любое унижение, чтобы только достигнуть неведомой ей цели.
С легкой болью она почувствовала, что, приехав в Париж, она окончательно упала в глазах Франка. Все здесь казалось причудливым и слегка запачканным: сидящая в холле мадам с ее темно-фиолетовыми, накрашенными веками, потертая шелковая обивка мебели, зеленый фартук лакея, преувеличенная скромность, с которой он немедленно отошел от дверей, даже сами обои с голубыми птицами, трепыхавшимися над корзинками с чересчур пышными розовыми цветами. На потолке было темное пятно, причиной которого был испорченный водопровод. A Жозефина не переставала презрительно улыбаться. Франк взял ее саквояж и отнес его в спальню. Последовав за ним, Эвелина почувствовала, как напряглись его мускулы под синим костюмом. Дошло до того, что теперь, каждый раз, когда она смотрела на Франка, она видела его тело, а не его костюм. Все носило