– Условия? – Шеннон нахмурилась. – У тебя тоже есть условия?
– Да, есть.
– Прежде чем мы займемся сексом?
– Прежде чем мы начнем «трахаться», – ехидно усмехнувшись, сказал Джон.
– Ты помнишь это слово?
– Я помню каждое слово из того вздора, что ты несешь с момента нашей встречи. Это, в общем-то, одно из моих условий.
– О? Ты хочешь сказать, что мне больше нельзя болтать вздор?
– Как раз наоборот. – Они уже были у колодца, и Джон опустил ее на землю. – Пока я буду готовить кролика для нас обоих, – и прошу не спорить! – я хочу услышать каждое слово.
– Чего? Ты хочешь сказать, вздора?
– Да!
– И я должна есть кролика? Это твое второе условие?
– Да.
– Понятно, – Шеннон закрыла глаза, чтобы не видеть, как Джон свежует зверька. – Я уже подумывала, что могла бы на время перестать быть вегетарианкой, здесь ведь нет других запасов протеина.
– Что это значит? – спросил Джон, ничего не поняв.
– Я съем немного кролика, раз для тебя это имеет значение… И, кроме того, я обожаю Герцогиню. Джон торжествующе улыбнулся.
– И еще потому, что тебе нравится трахаться?
– Фи, не будь вульгарным! Есть еще условия?
– Все. Ешь здоровую пищу и расскажи мне все подробно о своей жизни. Все, что сможешь вспомнить. И я буду доволен.
– Тебе будет скучно. – Ее сердце забилось быстрее. Он будет поражен ее рассказом, Только бы убедить его хоть немного, чтобы, когда она, наконец, исчезнет, он понял, куда она ушла. – Я расскажу тебе самое важное из того, что помню.
– Прекрасно. Входи и начинай историю, – Джон распахнул дверь хижины.
– Дом, милый дом, – нежно пробормотала она. – Как хорошо, Джон. Я рада, что мы здесь, а не в деревне.
Он сочувственно улыбнулся, заметив брошенный ею на кровать нетерпеливый взгляд.
– Начинай. Я разожгу очаг.
– О’кей, – Шеннон поставила на буфет свою сумку, и вышла на середину комнаты, – «История моей жизни, рассказанная Шеннон Клиэри (мною самой)».
ГЛАВА 13
Его улыбка словно согревала Шеннон, но та все же спохватилась и начала рассказывать.
– Моя история началась еще до моего рождения, в день встречи моих родителей.
– Блестящее введение, – сказал Джон, растягивая слова.
– Ш-ш-ш. В моем случае этот факт имеет большое значение. Видишь ли, когда моя мать встретила моего отца, она уже была замужем. Ее первый муж, Томас Тремейн, был сущим негодяем. Возможно, у него были положительные качества. По крайней мере, мама утверждает, что дома с ней он вел себя отвратительно, постоянно бил и оскорблял ее. Потом у них родился первый ребенок – мой брат Филипп. Прошло совсем немного времени, и Том принялся бить и его. Затем родилась моя сестра Гвен. Я хочу сказать, моя единоутробная сестра. Ее Том никогда, не бил, до самого развода.
– Твоя мать развелась с ним?
– Мой отец, Мэтью Клиэри, был тренером Филиппа в младшей лиге…
– Извини, не понял.
– Инструктор. Спортивный «дрессировщик». Ну, это неважно. Отец заметил, что Фил всегда в синяках и у него разбиты губы. Он не смог вынести того, что с ребенком обращаются жестоко, и репшл поговорить с матерью Фила. Отец сразу понял, что она – жертва и сказал, что если она ничего не предпримет, он сам отправится в полицию. Надо сказать, что мама была невероятно красива. И мой отец влюбился в нее.
– Ты похожа на нее?
– У мамы темные волосы. В остальном я ее точная копия. Мама развелась с Томом и вышла замуж за моего отца. Однажды ночью, за два месяца до моего рождения, Том напился, пришел в наш дом и застрелил моего отца.
– Что-о-о?
В глазах Шеннон застыли боль и слезы.
– Я никогда не видела своего отца, Джон, но я много знаю о нем. После него остались дневник, тонны книг по истории и фотографии разных уголков мира, где он успел побывать. Филипп говорил, что он очень хотел ребенка – меня – и я думаю… он был бы замечательным отцом.
– И когда он умер, вы похоронили его в священной земле саскуэханноков, – вспомнил Джон. – И тогда ты разожгла костер и увидела дух?
– Кто рассказывает – ты или я? – Шеннон вздохнула, слизывая с губ слезы. – Ты пропустил большую часть этой печальной истории. Например, что моя сестра всегда обвиняла моего отца и меня в том, что ее родители развелись. И тогда моя мать стала отрицать, что Том был жесток с ней и Филом. Просто «раздражен», как она теперь утверждает. И она ходит к нему в тюрьму. Можешь ты поверить в это? – Ее охватила знакомая волна негодования и боли. – Вообще-то, мать моего отца – моя бабушка – пыталась время от времени поддерживать со мною связь, но чувствовала себя неловко, потому что все семейство Клиэри во всем обвиняло мою мать. Поэтому я никогда не знала своих дедушку и бабушку по-настоящему. Филипп был мне и родителями, и братом, и защитником, и опорой в жизни. Он стал психологом.
Джон покачал головой, молча выражая свое отношение к ее странным словам.
– Этот Филипп, этот «психолог»… где он сейчас?
– Он в Австралии.
– Где? В Австралии?
– Ну да. Сейчас она еще не открыта?[12] – Шеннон подумала немного и сказала: – Австралия – огромный остров, Джон, континент, где живут удивительные животные. Их называют «сумчатыми». Они носят своих детенышей в сумке, пока те полностью не разовьются…
– Опоссумы?
– Как?
– Они серые с белым, с длинными крысиными хвостами. Они носят своих малышей во внешнем животе, – Джон внимательно смотрел на нее. – Я видел их к востоку отсюда. Наверное, ты вспоминаешь те места.
– Я не знала, что опоссумы – сумчатые. Я рассказываю об Австралии. Если плыть вокруг земли, она – как раз на полпути отсюда. Сама я никогда там не была. Я видела ее на картинках. Несомненно, ты никогда никому не расскажешь об этом.
– Мы не хотим изменить историю? – ласково поддразнил ее Джон. – И ты хочешь, чтобы я поверил, будто твой брат действительно находится в какой-то там еще неоткрытой Австралии?
– А почему бы тебе и не поверить?
– Да я никогда этому не поверю. Слышал я уже подобные рассказы. Улицы, мощенные золотыми камнями, женщины ростом в шесть футов…
– Кажется, ты перепутал Австралию с Атлантидой.
– Атлантида? – И Джон захохотал во все горло. – Так ты оттуда? Это кое-что объясняет.
– Перестань! – пробормотала Шеннон. – Мы говорим о моем брате Филиппе. Ты веришь, что он существует?
– Я верю, что кто-то любил тебя, иначе ты не была бы такой нежной. И, должно быть, кто-то угрожал тебе когда-то, поэтому ты так… поразительно ранима?
– Прекрасно, Джон, – Шеннон села ему на колени. – Давай, не будем больше ни о чем говорить.
– Закончи свой рассказ.
– Хорошо, – она соскочила с его колен с выражением притворной обиды на лице. – Да пошел ты со своими проклятыми условиями… На чем мы остановились?