Читать интересную книгу Ришелье - Франсуа Блюш

Видно, насколько все эти идеи или эти формулировки парадоксальны и двусмысленны. Сегодня модно восторгаться скрытым в «Завещании» теологическим смыслом. Некоторые более светские авторы превращают «Политическое завещание» в шедевр приобщения к великим истинам. Мы же можем извлечь из него истины попроще. Следует уменьшить притязания гугенотов, которые «делят государство» с королем; грандов, забывших о своем подчинении государю; губернаторов провинций, правящих, «словно они являются в своих провинциях правителями». Более тонкой представляется защита внешней политики, менее убедительной — ее воплощение. Заявив (часть II, раздел 1, глава 1), что «первая основа процветания государства — основание царства Божьего» (задача амбициозная), — как заставить понять необходимость объединиться с протестантами Европы против двух ветвей католического Австрийского дома? Однако столь немыслимая затея вполне по плечу кардиналу, с 1635 года противостоящему новым критикам из «партии святош» и с этого же времени поддерживаемому Ренодо, «Ля Газетт», отцом Жозефом, его «воспитанниками», его кабинетом, его преданными памфлетистами. Ему достаточно вставить между двумя понятиями несколько общеизвестных истин, способных передать этапы логического рассуждения: «Разум должен быть правилом и управлением государством» (было бы неразумным, объединившись с Габсбургами, позволить поглотить или задушить себя державе, так давно нам противостоящей). «Государственные интересы должны быть единственной точкой отсчета для тех, кто управляет государством». «Предвидение является необходимым для управления государством». «Бесконечные переговоры немало способствуют хорошему ведению дел» (но они не могут отсрочить или даже сократить растущую опасность, которую представляют Испания и империя). Поскольку «государь должен быть силен силой своих границ», следует не только ослаблять тиски Габсбургов, но раскрыть двери за пределами современных границ. Это значит содержать мощную армию и сделать так, чтобы король «был силен на море». Вот оправдание войны с Мадридом и Веной. Нет практически никаких комментариев по поводу вступления в конфликт, а требование государственных интересов, похоже, применяется лишь к делам внутренним. Это великое искусство.

О государственных интересах кардинал мог бы сказать: «Думайте об этом всегда, никогда об этом не говоря». Невозможно было бы найти лучшего места и времени для представления знаменитого «Политического завещания», толкование которого никогда не прекратится. Подготовленное четырьмя произведениями друзей или союзников — «Правителем» Бальзака, «Государственным советником» Филиппа де Бетюна, «Государственным министром» Жана де Силона и трактатом «О суверенитете короля» Кардена Ле Бре, вышедшими в 1631 и 1632 годах, — «Политическое завещание», как произведение об «искусстве идеального правления» и как произведение, посвященное внутренним проблемам государства, представляет, похоже, самое умелое и лицемерное оправдание прагматичной и фактически циничной политики, которую взяло на себя христианство или то, что от него осталось.

В ЗАЩИТУ РАЗУМА

Разум должен стать факелом, ос вещающим путь правителям и их государствам.

Ришелье. Политическое завещание

Во многих отношениях Ришелье, истинный символ привилегированного поколения, символизирует переход Франции от эпохи барокко к эпохе классицизма. Поэтому «общественному мнению» нравится делать из него картезианца, последователя Декарта. Однако тщательный свежий анализ выявляет множество несовместимостей между министром-кардиналом и основателем современной философии[105]. Ришелье никогда не пытался быть оригинальным. В его время «философом» был не Декарт, а Аристотель. Ришелье не ждал «Рассуждения о методе» (1637), чтобы рассортировать свои мысли. Он интуитивно понял или почувствовал, что Берюль, а вслед за ним и Оратория ошибались, считая картезианскую критику солидной опорой для священников христианской веры (янсенисты, даже когда среди них появится Паскаль, все еще будут поворачиваться в сторону Декарта). Если вспомнить «рационализм» Ришелье — того Ришелье, которого Бремон считал стоящим ближе к суеверию, чем к ханжескому гуманизму, — он сильно напоминает «рационализм» его младшего соотечественника. Действительно, «для Декарта понимать — значит видеть с очевидностью и вниманием; для Ришелье понимать — значит действовать» (Ф. Гильдехаймер).

Общим между двумя гениями является частое повторение слова «разум». Использование этого слова как понятия мы могли бы назвать по-настоящему нелогичным. Изначально разум, которым пользуется Его Высокопреосвященство, происходит от Аристотеля, через посредничество святого Фомы Аквинского, а не от современных ему схоластов, в основном испанских, например, отца Франсиско Суареса. Можно «разделить задачи, методически продвигаться, решать их самым простым способом, чтобы прежде всего действовать в соответствии с разумом» (Ф. Гильдехаймер), можно желать и осуществлять все это, не будучи вольнодумцем или деистом; не заменять Бога «философов и ученых» Богом Авраама, Исаака и Иакова. Достаточно сказать томисту о разуме, чтобы предохранить себя от обвинения в лишенном священного характера рационализме. Кардинал знает это или чувствует, чувствует или догадывается. Добавив несколько «ссылок в прошлое», он может приукрасить свой кардинальский рационализм оттенком человечности.

Однажды оправданный, Ришелье может все свести к разуму, прибегать к практическому смыслу, иметь связь с чистым разумом, жонглировать рациональным, взывать к разумному. Пусть говорит или пишет, взывая к разуму, избегает законных споров, столкновений, затруднительных противоречий. Если кардинал без конца потрясает здравым смыслом, если богиня разума (богиня католическая) всегда на его стороне, то потому, что сей прелат — не перестающий удивлять — всегда прав. Если он часто использует понятие разумности (далекое от фантазий, утопий, крайностей, от вольности и тирании), это потому, что он воплощает благодаря Небу сдерживающий и благодетельный центризм, «средний путь».

Современники Людовика XIII не хотели, чтобы намерения министра воздействовали на хрупкое равновесие. Рациональность, разумность, чистый разум, разум практический — все это смешивается или сочетается. В результате получается двусмысленность, практически всегда благоприятствующая нашему кардиналу-философу. Он в общем-то является человеком здравомыслящим. Умный и хитрый, он пишет то в так называемой богословской сфере, то с историческими и политическими намерениями, а чтобы запутать следы, ежеминутно использует слово разум. Так и надо.

Что касается публичных дел, Ришелье остерегается обращаться к государственным интересам; мы знаем, что он считает это выражение слишком уничижительным. Итак, он часто говорит о государстве и мало о государственных интересах; очень часто просто о разуме. В своих религиозных текстах он не нуждается в самоограничении. Не оставляя без внимания веру, не отказываясь от традиции, не умаляя догмы, он использует и злоупотребляет разумом — как концепцией, так и словом, — что выглядит одновременно античным (восходя корнями к Древней Греции) и современным. Автор явно желает заставить забыть читателя о своем желании соединить, спаять, сцепить интеллектуальные и морально-политические понятия в аксиомы, представления и термины веры.

РАЦИОНАЛЬНОЕ И РАЗУМНОЕ

Ришелье, поднявший знамя разума, далек от того, чтобы самому всегда быть рациональным и разумным. Кольбер, более сдержанный, показывает себя более рациональным и бесконечно более разумным.

Все доводы в области публичных дел кажутся, таким образом, идентичными доводам, поддерживающим и обрамляющим церковь. Если министр-кардинал на самом деле имел семнадцать оснований посадить в тюрьму аббата Сен-Сирана, какой невежа, какой недовольный, какой нигилист осмелился бы оспорить наличие у него не только разумного, но и рационального характера; не только рационального, но и религиозного, легитимного и почти сакрального?

Тонкий формализм и небывалый семантический опыт позволили Его Высокопреосвященству изобрести оригинальную и утонченную форму теократии…

ВОСПИТАННИКИ КАРДИНАЛА

Это длинная и захватывающая история — история образования группы, помогавшей Людовику XIII и Ришелье управлять Францией.

Орест Ранум

Эти фавориты заслуживают эпитета, которым пользуются по отношению к ним, описывая кардинала. Это были воспитанники Ришелье.

Орест Ранум

У британского историка Ореста Ранума, справедливо считающегося одним из знатоков Франции эпохи барокко, возникла великолепная идея — оригинальная и ничуть не анахроничная — называть «воспитанниками Ришелье» членов правительства, то есть канцлера, хранителя печати, сюринтенданта, государственных секретарей, министров и иногда «низших советников». «Тесно связанные» и «работающие сообща», они, широко пользуясь царившим повсеместно «отсутствием разделения обязанностей», решительно поддерживали мысль и дело кардинала, попутно усиливая его влияние на монарха. Как уже было сказано, «воспитанников» кардинала было гораздо больше, чем те двое, кто остался в истории: отец Жозеф и Джулио Мазарини.