Покончив с официальной частью и знакомством с теми, с кем мне предстояло отныне тесно взаимодействовать, я дождалась, когда зал опустеет и повернулась к бывшему мужу.
— Что теперь? — спросила и голос невольно сорвался от пережитого нервяка.
Он привлек меня к себе и, успокаивающе погладив по спине, сказал:
— Ты прекрасно держалась. А теперь нас ждет сущая ерунда — я отведу тебя в твой кабинет…
— Который прежде занимал ты?
— Да.
Я протестующе помотала головой:
— Я не хочу туда.
Он негромко рассмеялся:
— Тогда ты можешь занять любой другой. Ты же здесь хозяйка, в конце концов.
В итоге я оказалась в кабинете, в котором прежде работал мой отец. Арс не стал его занимать и много лет он простоял пустым. Меня же так и повлекло в это помещение с темной мебелью и строгой, почти аскетичной обстановкой, в которой, тем не менее, ясно чувствовалась папина рука. Его присутствие… будто он все еще был где-то здесь, просто ненадолго вышел… Эта мысль придавала мне сил.
— Ну что ж… начнем? — проговорила я решительно, устраиваясь за массивным столом.
Следующие несколько часов Арс вводил меня в курс дел. Он бесстрастно все обрисовывал, не навязывая мне своего видения или соображений насчет чего бы то ни было, но при этом умело направлял мои мысли в правильное русло, позволяя мне самостоятельно найти верный ответ на каждый вопрос.
С ним было… легко. И одновременно — трудно. Трудно противостоять его близости, голосу, запаху… Они обволакивали меня, заключали в кокон уюта и уверенности… Но они же и таили в себе угрозу — прежде всего, для моего сердца.
Когда рабочий день был завершен, Арсений, поднявшись, как бы между делом спросил:
— Ава, мне не хотелось бы тебя беспокоить, но мама очень хочет увидеться с Лесей… если ты позволишь.
Я встала следом за ним и пожала плечами:
— У меня нет причин отказывать ей. Твоя мама всегда была ко мне добра.
— Она тебя обожала, — неожиданно сдавленным голосом заметил он и, откашлявшись, тут же добавил:
— Тогда, если ты не против, мы могли бы заехать за ней по пути… она очень ждет.
Я всплеснула руками:
— Но меня целый день не было дома! Я ничего не готовила…
Он тихо улыбнулся:
— Ты же знаешь, что это неважно.
И он, конечно же, был прав.
* * *
Через пару часов я наблюдала картину того, как Леся, буквально светившаяся от счастья, сидела рядом со своей бабушкой и рассказывала ей буквально все подряд — даже такое, чего я сама никогда от нее не слышала.
Нина Семеновна привезла с собой кучу всего — целый мешок сладостей, игрушек и вязанных вещей. Я едва не расплакалась, когда она, кротко улыбнувшись, сказала:
— Вам, наверно, это все даже не пригодится… Сейчас ведь многое и так купить можно… но я когда про Лесеньку узнала — сразу захотела навязать всякого… ничего с собой не могла поделать…
Я уверила ее в ответ, что то, что она привезла — гораздо лучше покупного. И Леся была просто в восторге от новых варежек и шарфа с красивым орнаментом, где в каждом стежке чувствовалось, с какой огромной любовью это сделано.
— Я боялся, что Леся… ну, не сразу пойдет ей навстречу, — заметил негромко Арс, вместе со мной наблюдая за тем, как внучка втягивает бабушку в какую-то замудренную игру.
— Глупости, — ответила я ему так же тихо. — Леся мечтала… обо всем этом.
Я поймала на себе его внимательный взгляд, в котором затаилась надежда. Чего он хотел, о чем молчаливо меня просил? Разве не понимал сам, что уже и так прочно вошел в жизнь дочери?
И, кажется, опасно близко подошел к двери в мою собственную.
Но я сейчас совершенно не хотела об этом думать.
Уже позже, когда Нина Семеновна собралась домой, отказавшись от приглашения остаться на ночь, я пошла проводить ее до двери.
Она неспешно оделась и, уже готовясь уходить, вдруг повернулась ко мне и сказала:
— Аврора, не дойдешь со мной до ворот?
Я почувствовала, что ей нужно что-то сказать мне. И, видимо, наедине.
— Конечно, — кивнула спокойно и, накинув на себя теплую куртку, помогла бывшей свекрови спуститься по ступенькам вниз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы не торопясь дошли до ворот и только тогда она ко мне повернулась и, едва взглянув в глаза, тут же виновато отвела их в сторону.
— Я прощения у тебя попросить хотела… — проговорила она едва слышно. — За сына. Только недавно он признался мне в том, что натворил…
— Не нужно… — попыталась я было сказать, но она подняла руку, прося дать ей договорить.
— А еще я поблагодарить тебя хотела…
Ее рука нащупала мою. Старчески-хрупкие, узловатые пальцы сжали мою ладонь, поднесли ее к губам и поцеловали. Вместе с касанием губ кожу обожгла теплая влага — свекровь плакала…
— Спасибо тебе за внучку, Аврора. И за то, что разрешила с ней увидеться…
Я вышла из оцепенения, поспешно отняла свою руку и просто обняла старую женщину, которая ни в чем не была передо мной виновата.
— Нина Семеновна, ну вы что…
Я невольно шмыгнула носом, и теперь уже она утешающе похлопала меня по спине.
— Ты пережила страшное… такое, что многим не понять…
Когда наши объятия разомкнулись, она снова сжала мои руки и сказала:
— Я права не имею тебя о чем-либо просить… но я просто хочу сказать… Мой сын поступил так, что простить его нельзя. Но, может быть, ты сумеешь хоть немного его понять… Помнишь ведь, что отец его пил и играл? Но Арсений наверняка не рассказывал, что тот еще и гулял. Нередко он видел его в городе с другими женщинами — в то время, как дома мой муж не появлялся… И он его за это особенно ненавидел… Думаю, именно с тех пор у сына такое обостренное отношение к изменам…
Я поняла, что она хотела до меня донести. Но не этой женщине было оправдываться за то, в чем не было ни капли ее вины.
Да я и не хотела больше искать виноватых. Не хотела тратить время и силы на ненависть и обиды…
Распрощавшись с Ниной Семеновной я уже поднималась по ступенькам обратно к дому, когда вдруг услышала, как Арс приглушенно говорит с кем-то по телефону неподалеку.
Что-то заставило меня остановиться и прислушаться, но разговор уже оборвался. И несколькими мгновениями позже я с нарастающей тревогой наблюдала, как явно взвинченный и злой Арсений выбегает за ворота и бесследно растворяется в ночи…
15
Он ждал этого звонка давно.
Перед тем, как передать все Авроре и Лесе, позволил себе потратиться в последний раз лишь на две вещи: букет для жены и поиск того, кто разломал их с Авой жизни на части, словно это была какая-то игрушка.
Нет, конечно, он не снимал вины с себя самого. Он поддался умелой провокации, заглотил наживку, как последний идиот, позволил застарелым ранам возобладать над своим настоящим, над своими чувствами и верой по отношению к женщине, которая так незапланированно стала ему дороже всех.
Но за его роковой ошибкой стояли и другие. И Арсений не собирался допускать, чтобы они остались совершенно безнаказанными.
Он позволил себе взять старую машину Авы и примерно получасом спустя уже находился по адресу, сброшенному ему в смс.
Район, в котором оказался, был из тех, куда лучше было не забредать с наступлением темноты одному, но Арсений сейчас об этом не думал. Просто горел лишь одним желанием — вытрясти остатки правды из того, кто сделал с ним и Авой все это.
Он поднялся по ступенькам на нужный этаж, игнорируя царившее в разбитом, загаженном подъезде зловоние. Нажал кнопку звонка, а когда понял, что тот попросту не работает — забарабанил в дверь, готовый, если понадобится, даже снести ее с петель, но войти внутрь.
Но этого не понадобилось. Дверь распахнулась и он не без труда, но все же узнал в стоявшем напротив человеке того, кого искал.
— Ты? — выплюнул Быков севшим, словно пропитым голосом — впрочем, от всего его вида несло настоящим дном жизни, на котором тот, по видимости, и очутился.