и несётся к автомобилю. Одета тепло, как я и просил: дутая куртка, сапожки и забавная шапка с помпоном. Та самая, которую забыла у меня дома. Если бы не она, даже не знаю, какой повод мы бы нашли, чтобы ещё раз встретиться.
— Куда едем? – спрашивает Ника, опускаясь на переднее сиденье.
— Пристегнись. Здесь дороги убитые.
— Готово! И всё же? Куда мы едем? Это безопасно?
— Думаешь, я стал бы рисковать твоей жизнью?
— Нет, — отвечает она, немного подумав. — Ты меня опекаешь похлеще, чем родители.
Тема щекотливая, поэтому между нами возникает длительная пауза. Я делаю вид, что увлечён дорогой, а Ника то и дело переключает радиостанции, пока не находит понравившуюся песню.
Чуть позже я рассказываю ей о том, что мы едем в приют для бездомных животных. Он небольшой — насчитывает примерно двадцать собак и столько же кошек. Основан нашим сторожем и его женой. Очень часто хозяева дач заводят на лето питомцев, прикармливают их, а потом, с завершением сезона, возвращаются в город, позабыв о несчастных животных. Некоторые не удосуживаются даже с цепи снять. Собаки голодают, воют, пока их не забирает к себе Иван Петрович. Они с женой живут бедно, но животные у них всегда ухожены и накормлены. Часто кто-то из сердобольных дачников привозит им корм и помогает финансово.
— Боже, какие котики! — пищит от восторга Ника, когда мы открываем калитку и проходим на территорию дома.
— О, Глеб! Рад видеть, — пожимает мою руку Иван Петрович. — Ты бы позвонил заранее, сказал, что приедешь, я бы баньку натопил.
— Мы ненадолго, Петрович. Я корм привёз. Закупил ещё неделю назад, всё таскал в багажнике, но вырваться на дачу только сейчас смог.
Я разгружаю двадцатикилограммовые мешки, пока Ника фотографирует животных и поочередно их гладит. Она быстро находит общий язык с женой Ивана Петровича и о чём-то оживлённо с ней разговаривает. Я слышу только обрывки фраз.
— Я всегда мечтала завести кошечку… — делится Ника с женой сторожа. — Помню, во втором классе возвращалась из школы и встретила маленькую такую, серую, пушистую… Принесла домой, но мама тут же её вышвырнула. Они с отцом даже хомяка не разрешали мне заводить.
— Переедешь в собственное жилье и заведёшь!
— Мама мне точно такую же фразу сказала, — смеётся Ника. — Но я обязательно так и поступлю. Приеду к вам и выберу себе какую-нибудь Мурку.
Выходные пролетают молниеносно. Всё воскресенье мы валяемся в постели, смотрим фильмы и гуляем по пустынным заснеженным улицам. Ника повсюду таскает с собой фотоаппарат и делает кадры. Говорит, что рядом со мной у неё появляется творческое вдохновение.
Она часто и подолгу на меня смотрит. Украдкой — когда думает, что я не замечаю. Всё чаще прижимается и целует. С Жанной меня раздражали все эти телячьи нежности, но с Никой иначе.
Мы возвращаемся в город в понедельник утром. Это были определённо лучшие выходные в моей жизни. Я отвожу Нику на занятия, забираю у неё сумку с вещами и прошу позвонить, когда она освободится. По дороге проведываю в больнице мать, встречаюсь там с сестрой и Алиской, после чего еду в свою квартиру.
Не успеваю я раздеться, как в дверь звонят. Сестра? Соседи? Не удосужившись посмотреть в глазок, открываю дверь и удивлённо вскидываю брови, когда вижу на пороге Марину.
Глава 32
— Привет. Впустишь?
Марина натянуто улыбается и перетаптывается с ноги на ногу. Чёрное пальто, стильная короткая стрижка и яркий макияж.
Не видно, чтобы она злилась из-за того, что я обесчестил её дочь. Значит, дело всё же не в Нике. Тогда в чём?
— Привет. Проходи, — киваю ей и пошире распахиваю дверь.
Марина переступает порог квартиры и, прежде чем раздеться, оглядывается по сторонам. Отвешивает пару комплиментов по поводу ремонта, снимает сапоги на каблуке и верхнюю одежду.
Я тем временем вспоминаю, где оставил вещи Ники. Кажется, дорожную сумку с фотоаппаратом занёс в спальню. В целом вся моя квартира давно заполнена её вещами и побрякушками, поэтому Марину я веду на кухню.
— Чай, кофе? — спрашиваю я вежливым тоном.
— Зелёный чай, если можно.
Я включаю электрочайник и складываю руки на груди, опираясь бёдрами о столешницу. О чём разговаривать с ней, я не знаю, поэтому выжидающе смотрю и жду, пока она начнёт разговор первой. Честно говоря, я пока теряюсь в догадках, чем обязан её визиту.
— Ты, наверное, удивился, зачем я пришла? — спрашивает Марина, словно читая мои мысли.
Она отводит взгляд и слегка улыбается.
— У тебя можно курить?
— Да. Пепельница на подоконнике.
— А ты? Не куришь уже?
— Бросил.
Поставив на стол пепельницу, Марина достаёт из сумочки тонкую сигарету и зажигалку.
— Помню, как вы с Лёшей тайком за школой курили, а директриса вас гоняла и писала в дневнике жалобы родителям.
Она издаёт короткий смешок и дрожащими руками вставляет сигарету в губы, делая глубокую затяжку.
Поставив перед ней чашку с горячим чаем, я сажусь напротив. Разговор не клеится с первой секунды. Марина начинает вспоминать одноклассников и подробно рассказывает об их личной жизни. Она была старостой — всё и обо всех знала. Ей это было интересно.
— А Даша Струкова в Америке живёт, представляешь? Троих детей родила, вместе с мужем занимается фермерством. Кто бы мог подумать, что первая красавица школы будет доить коров.
— М-м, Даша Струкова — это та, что со скобами ходила?
— Нет! Ну ты что, Глеб, — смеётся Марина. — Блондинка с длинными волосами. Вы ещё на свидание перед выпускным ходили!
Половину одноклассников я давно забыл, но вежливо выслушиваю и не тороплю. Жду, пока Марина созреет для того самого разговора, за которым сюда пришла. Про Лёху узнать хочет? Этого мне, блядь, только не хватало. Она же не думает, что я стану сдавать ей Крылова? Я давно уяснил для себя фундаментально важную жизненную аксиому — чужие отношения не должны касаться посторонних. В данном случае меня. Мне, по большому счёту, совершенно похер, кого он трахает, кого любит, а кому детей делает.
В прихожей начинает звонить мой телефон. Я поднимаюсь с места, оставляю Марину на кухне и отвечаю сестре. Она спрашивает, смогу ли я завтра утром привезти лекарства матери. Закончив разговор, я возвращаюсь на кухню с намерением выпроводить жену Лёхи из своей квартиры. С минуты