Читать интересную книгу Синергетика как феномен постнеклассической науки - Владимир Аршинов

Именно эти различения самотрансценденции собственно и имеются в виду, когда я говорю о пространственном измерении синергетики. Точнее, имеется в виду «топология путей» (само-)трансценденции синергетики, среди которых при всем ее плюрализме не все эквивалентны между собой.

Я уже говорил о различии самотрансценденций у Поппера и Поляни, и к уже сказанному добавлю лишь, что у Поппера самотрансценденция понимается как выход за рамки, границы представлений, диктуемых доминирующим в конкретной научной программе языком. Для Поппера основная задача в том, чтобы «разотождествиться», освободиться из плена языковой тюрьмы, в которую неизбежно заключает себя ученый, некритически верующий в метафизические установки той или иной исследовательской программы. Освобождение от приверженности прежним, некритически принятым и догматически применяемым жестким правилам, методологическим предписаниям, нормам и т.д. — вот пафос доктрины критического рационализма Поппера. Но после того, как долгожданная свобода обретена, естественно возникает вопрос: а что дальше? Дальше с необходимостью следует новое отождествление, обретение новой языковой онтологии. И здесь в принципе возможны два пути самотрансцендирования: бессознательный и осознаваемый, личностный, по Поляни и Маслоу. В своей книге «Дальние пределы человеческой психики» Маслоу выделяет и обсуждает тридцать пять различных значений трансценденции, среди которых, пожалуй, наиболее близко к концепции личностного знания Поляни и его принципу фидуциарности находится понимание трансценденции под номером тридцать два [91]. «Мне кажется, — пишет Маслоу, — что нужно отдельно выделить трансценденцию особого рода — трансценденцию как интроекцию человеком высших ценностей и идентификацию с ними, подчинение собственных желаний и поступков именно этим высшим ценностям». Это близко Поляни, для которого такой высшей ценностью выступает научная истина, ее поиск. Ученый, который пошел этой тропой самотрансценденции, в научном познании способен и к отождествлению, и к разотождествлению себя с той или иной научной программой и/или доктриной, или учением. Он предрасположен к восприятию, открытию, к становлению нового. Конечно, он рискует попасть в плен собственных иллюзий и заблуждений. Но, «если мы закроем дверь перед заблуждением, то как же тогда войдет истина?». (Р.Тагор). Так или иначе, попперовская метафизическая программа пропенситивной интерпретации квантовой механики, возникшая из настойчивых попыток понять квантовую механику, реинтерпретировать ее в духе онтологии мира как систему предрасположенностей, выглядит созвучной современным интенциям синергетики.

В рамках своей программы Поппер ставил задачу «получить картину мира, в которой найдется место для биологических явлений, человеческой свободы и человеческого разума».

В предисловии к английскому изданию своей книги «Логика научного открытия» (1959) [121] Поппер писал: «Существует по крайней мере одна философская проблема, в которой заинтересовано все мыслящее человечество. Это проблема космологии, проблема понимания мира, включая и нас самих, и нашего знания как части мира». Цитируя это высказывание Поппера, И.Пригожин высказывает солидарность с его позицией [127]. И здесь я выдвигаю гипотезу, что метафизическим ядром программы самого Пригожина является идея переоткрытия времени, идея возвращения Времени в естествознание, когда-то потерянное им на путях «объективного познания истины». Имеется в виду, конечно, время в контексте его собственных креативных качеств, таких как необратимость, множественность, направленность... Пользуясь другим языком, можно сказать, что в основе программы Пригожина лежит (само-)трансценденция времени.

Сам Пригожин неоднократно предпринимал попытки конкретно реализовать эту идею средствами формализма аппарата теоретической физики, вводя в рассмотрение оператор времени, идею нарушения временной симметрии на уровне фундаментальных законов природы. Я эти попытки здесь обсуждать не буду, мне важно лишь обратить внимание на личностно-биографический момент вопроса, а именно: метафизика времени, установка на «переоткрытие» времени укоренена в особенностях его личностного опыта, в его специфической ориентации на трансцендирование времени, на его переживание как чистой темпоральности, длительности. И в этом Пригожин внутренне близок Бергсону. Именно отсюда проистекает его стремление к преодолению разрыва между личностным, «внутренним» переживанием времени и его внешним, «объективным» представлением, сведенным классической наукой Нового времени к пространственному образу еще одной добавочной пространственной координаты.

Бергсон — здесь фигура, конечно, во всех отношениях ключевая. И не только потому, что он философ темпоральности. Но и потому, что он как философ междисциплинарности в науке долгое время противостоял в качестве авторитетного оппонента экспансии физики, претендовавшей в первой половине нашего века на монопольное право выступать носителем парадигмы наиболее развитой научной дисциплины, носителем идеалов и норм всего научного познания в целом [25].

Само «переоткрытие Бергсона», с моей точки зрения, есть необходимый момент становления синергетики как кросскультурного, меж- и трансдисциплинарного ее диалога с другими сферами воплощенного бытия человеческого творчества. Здесь уместно дать слово самому А.Бергсону, комментирущего одну из своих первых работ «Опыт непосредственных данных сознанию» (1889). Этот комментарий содержится в его интервью Шарлю Дю Бо, записавшему его в феврале 1922 года. «Мне потребовались годы, чтобы осознать, а затем признать, что не все способны с той же легкостью, что и я, жить, вновь и вновь погружаясь в чистую длительность. Когда эта идея длительности осенила меня в первый раз, я был убежден, что достаточно сообщить о ней, чтобы пелена спала, и я полагал, что человек нуждается лишь в том, чтобы его об этом уведомили. С той поры я убедился в том, что все происходит иначе...» [25].

Итак, восстановить связанность (в некотором топологическом смысле) темпорального опыта, представленного в его фундаментальных разделенностях и противопоставлениях внешнего и внутреннего, субъективного и объективного, сконструированного и открытого и т.д., переоткрыть время, осмыслить заново стрелу времени как паттерн различения событий, «которые были», которые «имеют место здесь и теперь», в настоящем, и которые могут быть в будущем, осознать этот паттерн как единство, как гештальт — таков метафизический контекст исследовательской программы Пригожина, в моем истолковании, естественно.

Но, повторяю, в фокусе метафизической программы Пригожина — Время, его трансценденция или, точнее, самотрансценденция. Но возможна ли чистая трансценденция времени в контексте постнеклассической парадигмы научного познания конца 20-го века? Научного познания постквантоворелятивистской эпохи с одной стороны, и эпохи бифуркаций — с другой. Мотив пространственности, пространственной самотрансцендентности как метафизическая идея исследовательской программы у Пригожина в явном виде не присутствует. В современных теориях, установках, подходах, объединяемых общим именем «синергетика», ориентация на ревизию пространственно-временных представлений характерно для работ С.П.Курдюмова и его учеников. Далее я остановлюсь на имплицитных предпосылках исследовательской программы Хакена, исходя из того, что именно идея возрождения динамической пространственности составляет ее ядро. Более того, я полагаю, что именно в достраивании синергетикой представлений о пространственности в их становлении, т.е., по существу в единстве с переоткрытым временем, и лежит тот путь, на котором синергетика обретает столь необходимый ей сейчас собственный язык. Здесь уместна аналогия с программой унификации физики на геометрической основе, программой, идущей от ОТО Эйнштейна и нашедшей свое дальнейшее развитие в концепциях калибровочных пространств, расслоенных пространств, суперсимметрий и т.д.

3.5 Дао и логос синергетики

Вернемся к Хакену, который с самых своих первых «синергетических» публикаций всячески подчеркивал ее междисциплинарность и системную историческую преемственность, указывая в этой связи в качестве одного из своих предшественников Л. фон Берталанфи [188, 189]. Это, что называется, об «отцах основателях», или о «продолжателях дела». Других я здесь называть не буду. Как любил говорить в свое время Л.Витгенштейн, единственное знание, которое нам здесь и теперь действительно нужно — это знание о том, как двигаться дальше.

Так что далее речь пойдет о «Дао» синергетики, об образах ее пути, о представлениях этих образов. Обращение в данном случае к традиции я бы хотел окрасить в постмодернистские тона. «Источником света» для синергетики, ее ориентиром, если угодно, «Логосом» для «Дао» синергетики, ее «маяком», как любит повторять Хакен, является лазер. К этому сравнению или, точнее, метафоре стоит отнестись со всем вниманием, коль скоро мы стремимся явно учесть в своих рассуждениях личностный контекст синергетики. Апелляция Хакена к лазеру не случайна: он был одним из тех ученых, которые сделали основополагающий вклад в создание теории работы лазера — символа успехов прикладной физики и высоких технологий науки и техники второй половины 20-го века.