Читать интересную книгу Аномальные каникулы - Алексей Гравицкий

Мелкого он заметил не сразу.

Тот стоял возле угла будки и, согнувшись, ловил пальцами развязавшийся шнурок. На куртке и штанах серела россыпь мохнатых репьев и колючек поменьше. Шея раскраснелась от быстрой ходьбы.

Тимур подошел поближе и устало облокотился на ствол дерева. Опустил дробовик стволом вниз.

— И что ты тут кому доказываешь? — спросил он.

— На себя посмотри, — упорно повторил Мазила, ловя наконец пальцами кончики шнурков. — Всем уже надоел.

— Мелкий, ты бы язык прикусил. — Тимур еле сдержался, чтобы не нахамить в ответ. Отголосок страха все еще дрожал внутри. — Ведешь себя как маленький.

— Ты больно большой, — сопя и завязывая тугой бантик, ответил Мазила. От положения «вниз башкой» к лицу его прилила кровь, оно стало пунцовым. — Перед Лесей выпендриваешься, а на других пофиг. Раскомандовался…

— Что, хочешь главным быть? — прищурился Тимур. — А хотелки-то хватит?

— А чего? — Мазила закончил со шнурками, опустил штанину и выпрямился. Вишневый цвет с его физиономии сошел, но румянец на щеках остался. — Чем ты лучше всех, а? Тем, что сам решил покомандовать? Вон Ворожцов тоже может не хуже тебя… И я смогу, если надо!

Сзади, из перелеска, донесся хруст веток и голос Ворожцова. Тот кричал что-то, но слов было не разобрать.

— Ты серьезно, что ль, мелкий? — обалдел Тимур.

— Я не мелкий. — В глазах Мазилы вспыхнул недобрый огонек. Тимур сроду не замечал за ним такого взгляда. — Не называй меня так больше. Понял?

Тимур промолчал, ошалело глядя на Мазилу и не узнавая его. Если бы он встретил такого пацана на улице, никогда бы не подумал, что тот младше на класс. Голова агрессивно наклонена вперед, взгляд колючий, исподлобья, вена на лбу вздута…

Сзади снова раздался шум, уже ближе.

Так и не дождавшись от Тимура ответа, Мазила повернулся вправо и собрался пойти дальше, за угол трансформаторной будки, но вдруг замер. Словно его в одно мгновение сковал невообразимый холод. Казалось, вот-вот раздастся хруст, и его тело развалится на ледяные куски.

Очень-очень медленно Мазила поднял голову и резко, со свистом втянул ртом воздух, будто его не хватало. Грудь под курткой раздулась.

— Ты чего? — испуганно спросил Тимур, глядя, как раскрасневшаяся рожа мелкого стремительно бледнеет. — Мелки… Мазила, чего там такое?

Мелкий не отреагировал. Вообще никак. Даже не моргнул. Он до белизны на костяшках стиснул задрожавшие кулаки и шагнул вперед. Затем еще раз. Движения были ломаные, как у дешевой марионетки.

— Э! — ринулся вслед Тимур. — А ну стой…

Он схватил Мазилу за шиворот, но почувствовал, как тот увлекает его за собой: не обращая внимания на сопротивление, мощно, неумолимо… Равнодушно?

Мелкий был и впрямь чудовищно силен.

Тимур по инерции просеменил за ним еще несколько шагов, заворачивая за угол, и подался вперед, чтобы не упасть. Пальцы соскользнули с воротника, а мелкий неожиданно остановился, встал вполоборота к Тимуру и крепко взялся за цевье обреза.

— Сдурел? — прошептал Тимур, пробуя оттянуть на себя ружье. Бесполезно. Страх вспыхнул внутри с новой силой. — Мазила, что с тобой?

В остановившихся глазах мелкого больше не было ни злобы, ни обиды, ни бунтарского задора… В них замерла боль. Дикая, нечеловеческая, всепоглощающая боль.

А еще в глубине расширенных зрачков застыл немой крик.

Тимур, отмечая периферийным зрением, как из кустов выскакивает растрепанный Ворожцов, медленно отвел взгляд от перекошенного лица Мазилы и посмотрел левее. В сторону уже различимых в дымке ветхих домов деревеньки. Туда, где было что-то, напугавшее мелкого до смерти…

Оно было гораздо ближе, чем он ожидал. Висело метрах в пяти или шести.

То, что увидел Тимур, не было похоже на аномалию. Не плавился воздух, не кружились жухлые листья, не парили в обворожительном танце искорки или огоньки. Там просто плавно летело нечто. На грани природного явления и живой сущности. Без четких контуров, без сгустков или уплотнений, с единственной бритвенно-тонкой линией, будто бы расколовшей пространство позади себя напополам.

Тимур почувствовал, как рука дернулась: от зверского рывка Мазилы его запястье чуть не разлетелось в разные стороны, как игральные кости при ударе о стол. Но боли почему-то не было…

Пальцы, только что сжимавшие рукоять обреза, схватили воздух…

А потом небо рухнуло.

Облака рваными клочьями упали вниз и в беспорядке застыли над деревней. Крупные сизые хлопья густо посыпались сверху, застилая все вокруг. Пепельная мгла опустилась на мир, стирая цвета и смазывая контуры. Боковая кромка трансформаторной будки поплыла мелкой рябью.

Стужа сковала мышцы, в голове гулко завибрировало.

Мазилы больше рядом не было.

— Тимур!

Бессмысленный крик Ворожцова остановился где-то далеко, на грани восприятия. Пустое, хрустально-прозрачное эхо.

Зато в сознание втекли отражения чужих мыслей — несвязные, пугающие, тысячекратно дробящиеся. Пробирающий до костей мороз остановил сердце, превратил кровь в сосудах в нити льда. В кончиках пальцев возникло покалывание, возле губ зависло белесое облачко пара.

Тихо. Сумрачно.

Мертво.

Только неторопливо падает темно-пепельный снег. А страх уступает место другому чувству: незнакомому, похожему на легкость сна, сумевшую каким-то образом просочиться в явь.

Только… эта легкость обманчива.

Там, за сизой пеленой кружащихся хлопьев, кроется боль…

…боль пришла не сразу.

Сначала Тимур почувствовал, как его дернули назад. Падение, удар головой. Перед глазами вспыхнула радужная россыпь искр, к горлу подступила тошнота.

А вот потом пришла боль.

Одновременно в едва не разорванное рывком Мазилы запястье и в затылок, которым он приложился о фундамент будки. Лучше бы он потерял сознание, чем терпеть эту прострелившую с двух сторон боль…

— Айа-а… — застонал Тимур, сжимая кулак и энергично растирая руку. — Мелкий, что за…

— Не рыпайся, — втек в ухо страшный шепот Ворожцова. — Назад.

— Там мелкий… — Тимур хотел было встать, превозмогая гул в башке, но Ворожцов мертвой хваткой взял его за шею сзади, давя на кадык. — Тхи-и-и…

Хватка ослабла.

— Ты чего творишь, гад? — выплюнул Тимур, ворочаясь спиной на собственном рюкзаке. — Там мелк…

Грохот выстрела разорвал пространство, сметая окружающие звуки куда-то в сторону. Сердце пропустило удар. В короткий миг Тимур осознал, что обреза у него в руке нет, а значит, ему не привиделось, и мелкий его все-таки вырвал, а значит…

— Пусти! — рыкнул он, вырываясь из захвата Ворожцова, но тот, несмотря на покусанную руку и растрепавшийся конец бинта, держал крепко. — Пусти, скотина!

«Нет».

Тимур не видел губ Ворожцова, не слышал этого слова, но знал, что тот произнес его. Так иногда случается: человек ступает за грань обычных чувств. Тимур знал, что за углом будки произошло что-то ужасное, непоправимое. Знал и беспомощно сжимал пальцами мокрую траву, понимая, что идти за этот угол нельзя. Там…

Черные хлопья.

Стужа.

И смерть.

Тимура уже никто не держал.

Рядом поднималась Леся. На ней буквально висел Ворожцов, не давая встать и пойти к Мазиле. И Тимур следил за их смазанными движениями на фоне светло-серого неба, как за дергающимся изображением со старого кинопроектора на простыне. Им однажды крутили древнюю черно-белую пленку на уроке истории…

Постепенно происходящее ускорялось, движения Ворожцова и Леси становились плавней, в мир возвращались цвет и звук. Холод и боль.

Леся вывернулась из рук Ворожцова и, не соображая, кинулась к углу будки. Тимур в последний момент успел схватить ее за ногу, подтянуть к себе и повалить наземь.

— Пусти! — прошипела девчонка. И дернулась так же яростно, как только что рвался он сам. — Ему помочь надо! Пусти!

Тимур, морщась от пульсирующей боли в запястье, прижал ее руки к земле. Навалился. Подоспел Ворожцов, помогая удержать взбесившуюся Лесю.

— Пустите, изверги! — завопила Леся, дергаясь, как угодивший в капкан зверь. — Садюги, что ж вы делаете! Пустите!

— Нельзя туда, — быстро заговорил Ворожцов, изворачиваясь и дотягиваясь до оброненного наладонника. — Ни в коем случае!

— Там Мазила! — завопила Леся. — Вы что творите?!

— Нет-нет, нельзя, — как заведенный повторил Ворожцов, протирая рукавом экран. — Аномалия все еще там!

— Ну и что! — не унималась Леся, дергаясь в руках Тимура. — Ему нужно помочь! Мы просто поможем ему… Вытащим…

— Нет, — хрипло сказал Тимур. — На нее нельзя смотреть. Иначе…

Его передернуло от всплывшего в памяти сумрачного мира, где за пепельным бураном таится такая боль, от которой одно лекарство: смерть. По сравнению с этим потянутые связки и шишка на затылке — ничего не значащая ерунда! Там, за этими кружащимися хлопьями, человеку показывают то, после чего ему становится незачем жить.