увидела тебя здесь и подумала, не поможет ли мне огонь.
Костер горел довольно сильно, и когда я смотрел на ее лицо, на оранжевые отблески пламени, отражающиеся на ее щеках, мне было трудно отвести взгляд. Прочистив горло, я сказал:
— Я слышал об этом. Невозможность регулировать температуру тела в течение некоторого времени. Последствия детоксикации.
Фиби одарила меня вымученной улыбкой.
— Я подозреваю, что это так.
Она откинулась на спинку стула, и ее взгляд потерялся в огне. Я закурил и сам уставился на пламя. Прошло совсем немного времени, и я почувствовал, что Фиби смотрит на меня. Когда я повернулся и поймал ее взгляд, ее голубые глаза изучали меня, словно препарируя каждую черту моего лица.
— Что? — спросил я.
— Ты ведешь себя с ними по-другому.
Я нахмурил брови.
— С кем?
— С твоими друзьями. Теми, что были здесь сегодня вечером.
— Ты наблюдала за нами? — спросил я.
Ее щеки запылали от смущения.
— Мне нужно было попить воды и подышать свежим воздухом. Но когда я увидела их с тобой, то решила подождать, пока они уйдут. Я… Я не готова видеть никого... никого, кроме тебя.
Ее губы изогнулись в уголках, когда она произнесла это дерьмо, и Господи, если моя грудь не сжалась от этого. Но это точно произошло, когда она наклонилась в мою сторону, ее лицо было так чертовски близко к моему.
— Ты смеялся и шутил. Ты был игривым и дурачился.
Я хотел рассмеяться, сказать ей, что именно таким я и был на самом деле, но эта сучка не смеялась. Она даже больше не улыбалась.
— Ты носишь маску, АК.
Она наклонила голову в сторону, в то время как мое сердце ударялось о грудную клетку и не унималось.
— Ты смеялся и шутил, но твои глаза... — Фиби протянула руку и провела пальцами указывая на них. — Твои глаза оставались затравленными. Ты видел что-то, и даже, когда ты веселишься, видение этого не уходит.
Я застыл, чертовски неподвижно. Фиби опустила глаза, затем села на свое место и уставилась на огонь.
— Я наблюдала за тобой и размышляла, почему ты изображаешь из себя двух людей. И думаю, нашла ответ — потому что ты хочешь найти счастье в той обуви, которую сейчас носишь, — она повернулась ко мне и впилась в меня своими голубыми глазами. — Не в той обуви, которую ты когда-то носил. Та, что причинила тебе боль, натерла мозоли на ногах и сердце... навсегда.
— Да? — ответил я, мой предательский голос подвел меня, от ее меткости. — Откуда ты знаешь?
— Потому что только тот, кто ходил в похожей обуви, кто прошел по знакомому пути, может увидеть это.
Фиби согнула колени и провела руками по своим ногам. Они все еще были в порезах и отметинах, появившихся в городе-призраке.
— Эти шрамы поблекнут, но никогда не исчезнут. Так же, как и у тебя, АК. Игривость, которую ты проявляешь в компании своих друзей, сохранится, но твои глаза навсегда обнажат твою душу тому, кто по-настоящему узнает ее.
— Что ты видишь в моих глазах? — спросил я, моя гребаная кровь отхлынула от лица.
Мои чертовы ладони вспотели, пальцы дрожали, пепел от сигареты падал на джинсы.
— Кое-кто ищет благодати, — Фиби рассмеялась смехом, в котором не было ни капли юмора. — Незнакомые с нашей болью люди, те, кто еще не был брошен на ту же каменистую дорогу, не узнают в тебе попутчика, отчаянно ищущего то, что лежит в конце пути, — она глубоко вздохнула. — Прощение. Но те из нас, кто уже прошел много миль по этой дороге, увидят тебя. Мы увидим в тебе родственную душу.
Она не давила на меня. Она не спросила, что я могу скрывать. Нет, она просто вскрыла мою чертову грудь, обнажила мою душу, а затем выставила ее на обозрение своим голубым глазам.
Руки Фиби вылезли из-под одеяла, и она протянула ладони к огню. Я увидел, как ее глаза переместились на руки, а затем она издала один смешок.
— Мои веснушки. Мои миллионы веснушек выделяются на фоне бледной кожи, как неоновый свет в отблесках этого огня, — она пожала плечами. — Они мне всегда не нравились, — она провела рукой по лицу. — Особенно те, что на моем лице. Я чувствовала, что они портили мою внешность. Заставляли меня выделяться из толпы.
Конечно, бл*дь, они это делали. Она выделялась на целую милю. Но не в плохом смысле. После недели, проведенной с ней в одном доме, я был уверен, что она была самой сногсшибательной сучкой, которую я когда-либо видел.
Я посмотрел на ночное небо, потом снова на Фиби.
— Посмотри наверх.
Фиби перевела свой взгляд на меня.
— Посмотри на небо, — сказал я снова.
Она посмотрела. Я наблюдал, как на ее губах появилась чертовски огромная улыбка.
— Там так много звезд, — прошептала она.
— Представь себе небо без них.
Фиби посмотрела на меня в замешательстве.
— Зачем мне это делать? Звезды ведь делают небо таким красивым. Из-за них люди любят на него смотреть. Чтобы увидеть их красоту.
— Думай о своем лице, как о небе. Веснушки, как звезды, только усиливают впечатление от зрелища.
Глаза Фиби расширились настолько, что ресницы практически прижались к бровям. Она моргала, бл*дь, просто молча моргала, заставляя меня чувствовать себя гребаным идиотом. Затем ее глаза заблестели.
— Спасибо, — прошептала она, как будто никогда в жизни не получала комплиментов.
Но это была правда. Я не мог представить это чертовски красивое лицо без веснушек так же, как не мог представить ночное небо без звезд.
— АК? — спросила она несколько минут спустя.
— Ммм?
— Я должна покинуть тебя завтра?
Мой желудок перевернулся. Меня скрутило от одной мысли о том, что она уйдет, и не в мою постель.
— Да. Тебе нужно снова увидеть свою сестру. Не хотел привозить ее сюда, когда ты была в таком состоянии. Теперь тебе лучше, пора бы ей знать, что ты в безопасности.
Фиби сглотнула, затем заставила себя улыбнуться.
— По крайней мере, ты снова будешь спать. Я заметила, что всю неделю тебе удавалось поспать не больше пары часов за ночь. Твоя кровать, свободная от меня, снова вернет тебе мирный сон.
— Я и так мало сплю, Рыжая, —