— Ясно, конечно, — подтвердил Гагик. — Берите лопаты, будем расчищать путь, а там уже и им займемся.
— Ты меня не так понял, Гагик, — смущенно возразил Асо. — Мы, курды, или спасаем товарища, или умираем вместе с ним. И откладывать этого нельзя.
И, словно он совершил какую — то неловкость, с похвалой отозвавшись о своих единоплеменниках, Асо, опустив голову, начал сбрасывать с обрыва ветки, приготовленные для Саркиса.
Шушик смотрела на пастушка с такой нежностью, что тот все время чувствовал на себе ее теплый взгляд. Вот она смотрит на его щеку, вот он повернулся, и она смотрит на его ухо, на затылок, шею…
А на Ашота эти слова произвели совсем иное впечатление. Он бросил лопату и, гордо подняв голову, спросил:
— Ты что же, Асо, думаешь, что мы меньше, чем курды, любим своих товарищей? — С подчеркнутой торжественностью заявил: — Мы не выйдем из Барсова ущелья, пока не освободим нашего товарища. Ясно?
— Ясно! — хором отозвались ребята.
— Ну, а теперь к Дубняку.
Но Гагик вдруг остановился, вытянул шею, поднял кверху нос и понюхал воздух.
— Чудеса! — пожал он своими узкими плечиками. — Снизу шашлыком тянет! Эй, Саркис, не позабыл ли ты, случаем, в огне свою ногу?
Саркис не отозвался. Однако запах шашлыка явно доносился с площадки, на которой лежал мальчик, и запах этот становился все явственнее, все нестерпимее для голодных ребят.
Только Ашот и Шушик знали, в чем дело, и едва сдерживали смех, видя Гагика таким растерянным и изумленным.
— Откуда у Саркиса шашлык? — ломал он голову и, не удержавшись крикнул, склоняясь над пропастью: — Не орла ли ты там ощипал, Саркис?
— Какого орла? Птичек, — слабо донеслось из — под скалы.
— Птичек? Как к тебе попали птички?…
Но, перехватив улыбку Шушик, Гагик все понял.
— Ах ты, предательница! — погрозил он девочке пальцем и тихо добавил, словно самому себе: — Да можно ли полагаться на женщину? Разве не Алмаст[21] отдала врагу ключи от крепости Тмкаберт?
Ребята направились к Дубняку — так назвал Ашот уголок под правым кряжем ущелья, где среди камней в беспорядке росло несколько десятков деревьев.
Когда они пришли, Ашот сказал:
— Нужно найти для Саркиса дерево с длинным и тонким стволом.
Задача была трудной. Откуда здесь, в этом каменистом, обвеваемом ветрами месте, такое дерево?
Искали долго и наконец остановились перед двумя молодыми ивами. Одна из них была несколько выше, стройнее другой, и, указывая на нее, Ашот сказал:
— Не так уж она высока, но выбора нет… Да и почва под нею мягкая — легче будет выдернуть с корнем. — Он поплевал на руки и полез на иву. — А вы следуйте за мной.
— И мне взбираться? — спросила Шушик.
— Нет, ты пойди поищи ягод.
Ашот добрался до самой верхушки дерева и, уцепившись за нее, повис высоко над землей. Ива прогнулась под его тяжестью, но даже не скрипнула.
— Ой, упадешь! — вскрикнула Шушик.
— Иди, куда тебе велено! — рассердился Ашот. — А вы, Асо и Гагик, хватайтесь за макушку и тоже подвесьтесь, как я.
Втроем повисли они на верхушке дерева. Ива, зеленая и гибкая, склонилась почти до земли, но, видно, корни у нее были крепкие — выдерживали напряжение.
— Ашот, я не могу больше! — взмолился Гагик. Ему казалось, что руки его вот — вот оторвутся от туловища.
— Бросьте, не вышло! — сказал Ашот товарищам и вслед за ними слез с дерева.
Усевшись под ивой, мальчики стали раздумывать.
— Не корни у нее сильные, а мы слишком легкие, — с грустью констатировал Гагик.
Ашот поковырял палкой в земле.
— Вот что ее держит, — показал он на толстый корень — надежную защиту дерева от налетающих с гор ветров. — Асо, принеси «топор первобытного человека».
Когда пастушок ушел, Гагик обратился к Ашоту:
— Скажи по совести, стоит этот Саркис того, чтобы мы из — за него столько мучились?
Ашот ничего ему не ответил, лишь посмотрел с укором. И только после долгого молчания не без пафоса сказал:
— Он не человек, но мы обязаны быть людьми! Всегда и во всем!
Вернулся Асо, и, сменяя друг друга, мальчики стали упорно бить каменным топором по толстому корню ивы.
— Разве это топор? — возмущался Гагик. — Не рубит, а жует, словно беззубый буйвол!
Немало пришлось им помучиться, пока не перерубленный, а скорее размолотый корень наконец сдался.
— Ну, а теперь полезем снова.
Когда они опять повисли на верхушке ивы, заставив ее прогнуться, из глубины земли послышались какие — то глухие стоны, скрипы. Дерево гнулось, но все еще сопротивлялось смерти. Наконец, не выдержав тяжести, оно жалобно застонало и рухнуло на землю.
В этой борьбе ребята немного пострадали: Асо растянул ногу, у Гагика посинела кисть руки, ушибленная о камень, а Ашот расцарапал руку. Однако все были обрадованы этой маленькой победой.
— Ветви мы обломаем на топливо, а из ствола соорудим лестницу, — объявил Ашот. — Ну, начнем.
Вскоре они очистили ствол ивы от ветвей и волоком дотащили его сначала до ущелья, а оттуда с большим трудом — и на Дьявольскую тропу.
Попытка спустить эту импровизированную лестницу под обрыв не удалась: ствол оказался слишком коротким. Не помогли и привязанные к нему пояса. Дерево вырвалось у ребят и, ударившись о выступ у елки, остановилось. Один конец его уперся в площадку, где ютился Саркис, другой — в стену.
— Саркис! А ну попробуй подняться по этой лестнице! — крикнул Ашот.
— Коротка… очень коротка, разве поднимешься? — донесся из — под обрыва безнадежный голос.
Ребята снова опечалились.
Полдня ушло у них на приготовление этой лестницы, и все пошло прахом. Столько труда и времени потеряно впустую… Ведь можно было расчистить по крайней мере двадцать шагов тропинки, а это путь к свободе!
Что же делать теперь? Что придумать? И голод томит так безжалостно… Просто нет желания ни встать, ни что — либо сделать.
— Гагик, Асо, шишки, шишки! Идите сюда скорее! — услышали они тоненький голосок Шушик, и он вывел их из подавленного состояния.
Все вскочили.
Они нашли девочку на небольшом колючем деревце ушмулы. Под деревом сидел Бойнах и нетерпеливо повизгивал в ожидании мягкой, вкусной шишки. Но Шушик было не до него: она срывала плоды и собирала их в подол своей ветхой юбочки.
Шишки мушмулы, да еще какие шишки! Тот, кто в ноябре находил их в глубине леса, знает, что это такое для голодного (да и не только для голодного) человека.
Листья с дерева давно опали, и плоды висели обнаженные, ничем не прикрытые. Они были похожи на маленькие, с наперсток, сосуды, наполненные густым и сладким соком. Круглые с зубчиками верхушки, словно глаза, опушенные ресницами, не мигая смотрят вверх, в глубокое небо.