Николас МОНСАРРАТ.
КОРАБЛЬ, ПОГИБШИЙ ОТ СТЫДА.
Рассказ
В этой истории я и сам до сих пор не все полностью понимаю. Мне долгое время пришлось иметь дело с кораблями. Даже слишком долго. И если мне что-то известно доподлинно, то лишь одно: корабли — предметы неодушевленные. Они сделаны из дерева и металла, и все тут. У них нет души, нет воли. Они не умеют говорить и вовсе непохожи на женщин. Впрочем, лучше начну-ка я свой рассказ…
Начало его относится к военному времени, как, впрочем, и все в моей жизни. Меня зовут Билл Рэнделл. Если вы достаточно внимательно читали сводки военных времен, то это имя должны запомнить. Почти всю войну я провел в береговом охранении. И это означало — для меня, по крайней мере, непрерывные рейды на канонерках. Чертовски веселое занятие! Нас называли сорвиголовами. Кличка говорит сама за себя. Мы предназначались для особой роли — налетать на французское, голландское, а несколько позже и немецкое побережья и тут же удирать восвояси, стараясь всякий раз хоть на несколько минут опередить рассвет.
Целью для наших орудий могло оказаться что угодно. Это зависело от удачи. Иногда попадался каботажный конвой, направляющийся в Шелдт. Иногда — немецкие торпедные катера и минные тральщики. Иногда — сопровождаемые немцами рыбацкие суда (если даже вы просто рыбачили на немцев, то становились в войну законной целью — для меня, по крайней мере). Однажды мы расстреляли маяк. В другой раз — газгольдер, а был случай, — о славный миг! — когда мы уничтожили появившийся из тоннеля поезд. Это произошло чуть севернее Булони. Одним словом, к вражескому берегу нас посылали с единственной задачей: причинять врагу побольше беспокойства и неприятностей — все равно каким образом, что мы и делали, «принимая всяческие меры предосторожности», как выразилось Их Лордство.
Между рейдами мы сопровождали собственные конвои и подбирали свалившихся в море неудачников из ВВС, расстреливали дрейфующие мины и исполняли роль буксиров для кораблей-мишеней. Канонерки могли делать все, что угодно. Особенно правомерно это в отношении к моей КЛ-1087. О ней-то и пойдет рассказ.
KЛ-1087 — просто чудо, а не канонерка. Она была ста футов длиной. На ней стояли четыре паккардовских двигателя общей мощностью в пять тысяч лошадиных сил, позволяющих развивать скорость около тридцати пяти узлов. Был бомбосбрасыватель на случай встречи с подводной лодкой, чего, кстати, ни разу так и не произошло. Стояли шесть «эрликонов» и восемь более легких пулеметов, а также две шестифунтовки пушки, способные сделать дыру шириной в фут в любой броне и еще большую в человеке. В те славные годы мы имели немало примеров и того и другого.
КЛ-1087… Практически я создал боевое судно из простой яхты, но не было лучшей канонерки ни в одной флотилии, ни на одной базе по всему английскому побережью. Мы кончили войну с послужным списком, лучше которого едва ли можно отыскать в Англии. На щите передней шестифунтовки, обычном месте записи трофеев корабля, мы поместили следующий перечень:
Мины — 126
Газгольдеры — 2
Торпедные катера — 7
Пароходы — 1
Самолеты — 8
Тральщики — 3
Все это было уничтожено нами наверняка и явилось результатом бессонных ночей, долгих ожиданий, выслеживания и сотен часов, проведенных среди хлещущих волн и пронзительного холода. И едва ли нужно осуждать нас за гордость своими трофеями.
Наградили нас за это тоже неплохо. Хоскинс, мой старпом, о нем речь пойдет буквально через минуту, предложил составить еще и такой список:
DSO — 1
DSC — 1
DSM[1] — 3
Ни тогда, ни теперь эта затея мне не нравилась… Но мы сбили, действительно сбили эти самолеты. Действительно потопили эти торпедные катера и тральщики. Действительно уничтожили все остальное. И я полагаю, что медали — тоже нечто вроде тех же трофеев. Однако мне казалось, что на эти трофеи надо смотреть совсем иначе: нарисовать их вот таким списком, чтобы все ходили и смотрели на них, я считал чем-то не слишком красивым.
Команда корабля состояла из двадцати двух матросов, в основном расчеты орудий, и двух офицеров. Я был капитаном КЛ-1087. Вторым офицером был старпом Джордж Хоскинс.
Странно, как долго можно находиться с человеком в очень близких приятельских отношениях, быть обязанным ему жизнью, а в результате совершенно ничего о нем не знать. Хоскинс мне нравился за многие качества, которые он не однажды проявлял в самых разнообразных критических случаях. За смелость, хитрость, безжалостность. Словом, за все качества, так необходимые сорвиголове. Что касается всего остального, то я попросту закрывал глаза. Он прекрасно управлялся с кораблем. Палуба всегда чиста. Машина работает как по маслу. Команда прекрасно организована и снабжена всем необходимым. Но было в нем всегда нечто, чего я не знал, да и знать не хотел.
Что-то было в его глазах… Хоскинс — маленький, аккуратный человек. Лейтенант запаса, который до войны работал, кажется, продавцом. Целых три года мы провели вместе, и ни разу он не подвел меня. Даже в тех случаях, когда мог подвести любой. Он получил медаль — ту самую, которую хотел изобразить на щитке переднего орудия, — вполне заслуженно. И все же нечто в глазах его говорило, что он беспокоился вовсе не о том, чтобы сбить побольше вражеских самолетов и потопить побольше торпедных катеров. Его волновало лишь одно: чтобы о его подвигах узнали в адмиралтействе, а оттуда — и вся публика. Чтобы всем стало известно, какие асы капитан-лейтенант Рэнделл и лейтенант Хоскинс.
В какой-то степени он имел на это право. Наша канонерка была прекрасным кораблем и имела великолепный послужной список. Частенько ее имя появлялось в газетных заголовках. Однако основная заслуга наша была не в том, что о нас писали газеты, а в том, что мы сделали для этого… Главным для нас было реальное количество потопленных кораблей, сбитых самолетов — конкретные, истинные шаги к победе. Сомневаюсь, что Хоскинс видел нашу службу именно в таком свете…
Обычно мы возвращались в гавань перед самым рассветом с прошитыми пулеметными очередями бортами, с короткой записью в бортовом журнале: «01.25. Потоплен вражеский торпедный катер», — свидетельствами дикой нервной ночи. И всегда в глазах старпома можно было прочесть: «Это должно попасть в газеты! Мы должны получить еще одну медаль. Я получу еще полнашивки, а с нею и прибавку к жалованью. А ведь мы могли потопить и два торпедных катера…»
Но правильность своих предположений о нем я мог подтвердить лишь одним примером. Когда я вспоминаю это дело теперь, оно кажется довольно незначительным. Речь идет о немецком самолете. Однажды рассвет застал нас за поисками упавшего в море возле Дюнкерка ланкастерского бомбардировщика.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)