Третья причина, далеко не самая последняя, заключалась в связях Одри с местным банком. Она – одно из немногих слабых мест в броне старого Пая. Шон может даже попросить в качестве приданого ферму Махобалз-Клуф, но он понимал, что слишком надеяться на это не следует. Пай нелегко расстается с деньгами.
Да, решил Шон, надо выбрать время, поехать в город и сказать Одри. У Шона даже мысли не было о том, чтобы спросить ее мнения. Он причесался, расчесал бороду, подмигнул себе в зеркале и вышел в коридор. Он уже чувствовал запах еды, и у него потекли слюнки.
Энн была на кухне. Лицо ее раскраснелось от огня в печи.
– Что на завтрак, сестричка?
Она повернулась к нему, быстрым жестом убирая волосы со лба.
– Я тебе не сестра, – ответила она. – И не зови меня так, слышишь?
– Где Гарри? – спросил Шон, пропустив ее возражения мимо ушей.
– Еще не встал.
– Конечно, бедный мальчик очень устает.
Шон улыбнулся, и Энн смущенно отвернулась. Шон без всякого желания смотрел на ее грудь. Странно, но как только Энн стала женой Гаррика, она потеряла для Шона всякую привлекательность. Даже воспоминания о том, чем они занимались, стали казаться непристойными, кровосмесительными.
– Ты полнеешь, – сказал он, заметив, как округлилась ее фигура. Она наклонила голову, но ничего не ответила, и Шон продолжил: – Мне четыре яйца, пожалуйста, и скажи Джозефу, чтобы не варил их вкрутую.
Шон прошел в столовую, и в ту же минуту из боковой двери появился Гаррик. Лицо его еще было сонным. Шон принюхался – от брата пахло перегаром.
– Привет, Ромео, – сказал Шон, и Гаррик глуповато улыбнулся – небритый, с красными глазами.
– Привет, Шон. Как спал?
– Прекрасно, спасибо. Вижу, ты тоже неплохо.
Шон сел и взял себе овсянки из миски.
– Хочешь? – спросил он Гарри.
– Спасибо.
Шон передал ему тарелку. Он заметил, как дрожит рука Гарри. «Надо поговорить с ним, чтобы поменьше налегал на спиртное».
– Дьявольщина, как есть хочется!
Они говорили бессвязно, урывками, как всегда за завтраком. Вошла Энн и присоединилась к ним. Джозеф принес кофе.
– Ты уже сказал Шону, Гарри? – неожиданно спросила Энн, спросила четко и решительно.
– Нет.
Гаррик был захвачен врасплох и пролил кофе.
– Что сказал? – спросил Шон.
Они молчали, у Гаррика нервно дрожали руки. Он страшился этого мига. Вдруг Шон догадается, что это его ребенок, и отберет их, Энн и ребенка, и оставит Гарри ни с чем?
Преследуемый неразумными страхами, Гаррик пристально смотрел на брата.
– Скажи, Гарри, – приказала Энн.
– У Энн будет ребенок, – сказал Гаррик. Он смотрел на лицо Шона и видел, как удивление сменяется радостью. Шон сильно, почти больно обнял его за плечи.
– Вот здорово! – воскликнул он. – Замечательно! Если постараешься, Гарри, у нас скоро дом будет полон детишек. Я горжусь тобой.
Глуповато, с облегчением улыбаясь, Гаррик смотрел, как Шон более нежно обнял Энн и поцеловал ее в лоб.
– Молодец, Энн! Постарайся, чтобы это был мальчик. Нам здесь нужна дешевая рабочая сила.
«Он не догадывается, – подумал Гаррик, – не знает, и ребенок будет мой, он не сможет забрать его у меня».
Они работали на южном участке. Держались вместе, Гаррик счастливо и смущенно смеялся болтовне Шона. Замечательно получать столько внимания со стороны брата. Закончили рано – сегодня Шон не был настроен работать.
– Мой плодовитый брат, каждый его залп заряжен картечью! – Шон наклонился и толкнул Гаррика в плечо. – Давай отметим это в городе. Скоренько отпразднуем в гостинице, а потом пойдем и скажем Аде.
Шон встал в стременах и крикнул, перекрывая мычание и шум стада:
– Мбежане, отведи десять больных коров в госпитальный загон и не забудь, что завтра мы забираем скот из торговых загонов.
Мбежане помахал рукой, давая знак, что услышал, и Шон повернулся к Гаррику.
– Пошли, пора убираться отсюда.
Они ехали рядом; капельки влаги собирались на их непромокаемых плащах и блестели в бороде Шона. Было еще холодно, и откос скрывался во влажном тумане.
– Погода очень подходящая для выпивки, – сказал Шон, но Гаррик ничего не ответил. Ему опять было тревожно. Он не хотел говорить Аде. Она догадается. Она обо всем догадается, она поймет, что это ребенок Шона. Ей солгать невозможно. Копыта лошадей влажно чавкали в грязи. Они добрались до места, где дорога раздваивалась и уходила наверх, к Ледибургу.
– Аде понравится быть бабушкой, – усмехнулся Шон, и в этот момент его лошадь споткнулась, сбилась с ровного шага и пошла, щадя переднюю ногу. Шон спешился, поднял копыто и увидел острый осколок, вонзившийся в стрелку.
– Проклятие! – Он наклонился, схватил осколок зубами и вытащил. – Ну, сейчас ехать в Ледибург нельзя, это копыто будет болеть несколько дней.
Гаррик почувствовал облегчение – сказать Аде придется, но не сейчас.
– Твоя лошадь не хромает. Поезжай, передай Аде от меня привет.
Шон посмотрел на брата.
– Можно сказать ей потом, – ответил Гаррик.
– Давай, Гарри, это ведь твой ребенок! Езжай, скажи!
Гаррик возражал, пока не заметил, что Шон начинает сердиться; тогда он покорно, со вздохом повернул к Ледибургу, а Шон повел лошадь в Тёнис-крааль. Теперь, когда приходилось идти пешком, непромокаемый плащ казался тяжелым и жарким. Шон снял его и повесил на седло.
Когда он приехал на ферму, Энн стояла на веранде.
– Где Гарри? – спросила она.
– Не волнуйся. Поехал в город повидаться с Адой. Вернется к ужину.
Один из конюхов взял лошадь Шона. Они поговорили, и Шон наклонился и приподнял раненое копыто. Брюки на его ягодицах натянулись, четко обрисовались мускулистые ноги. Энн смотрела. Он распрямился, и его широкие плечи развернулись под влажной белой рубашкой. Он улыбнулся Энн, поднимаясь по ступеням на веранду. От дождя его борода курчавилась, и он походил на озорного пирата.
– Ты должна теперь больше заботиться о себе. – Он взял ее за руку, чтобы отвести в дом. – Нельзя больше стоять на холоде.
Они прошли в застекленную дверь. Энн смотрела на него, ее голова была на уровне его плеча.
– Ты отличная женщина, Энн, и наверняка родишь прекрасного ребенка.
Это было его ошибкой – при этих словах глаза Шона смягчились, он повернулся к Энн. И положил руки ей на плечи.
– Шон! – Она произнесла его имя с болью, быстро извернулась в кольце его рук, прижалась всем телом и обхватила за голову, вцепившись в волосы на шее. Потом потянула голову Шона вниз, рот ее раскрылся и влажно приник к его губам, спина прогнулась, Энн прижалась бедрами к его ногам и негромко застонала, целуя его. Несколько секунд Шон пораженно стоял в ее объятиях, потом отпрянул.