Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Откуда ты знаешь, что такое плохо и что такое неплохо? – с горечью говорит он.
– Ладно, я получила по заслугам. – Отступаю с дороги Сэма.
– И правильно. – Он в возмущении уходит.
Смотрю ему вслед, пока он не скрывается из виду. Ковыряюсь с фотокамерой, чтобы отвлечься от боли, сжимающей горло. Регулирую настройки, и вдруг что-то бросается в глаза.
Темные волосы.
Сердитые глаза.
И этот смех.
Малика.
– Эй! – спешу к ней. – Погоди!
Она мчится в комнату, где много недель назад я впервые увидела биби. Но сейчас паркетный пол снят и заменен на гладкие темные доски.
Она поворачивает голову и ухмыляется мне:
– Ты чуть не опоздала.
– Чуть не опоздала куда? – Врываюсь в комнату. Я тут одна.
В сердцах испускаю вопль.
– Что ты скрываешь от меня? – Падаю на колени. – Я больше не могу. Не могу.
Прячу лицо в ладонях, но темнота не приносит покоя. Не могу сбросить с себя бремя, которое несет биби, не могу избавиться от тоскливых снов, отдающихся криком по ночам. Чувствую, как все это бурлит у меня в голове, и не могу ничего поделать.
Мне отвечает тихий шепот:
– Погоди еще одну ночь, и все станет ясно.
– Вот так всегда. Еще одна ночь, потом еще… – говорю я, ни к кому не обращаясь. Хватаюсь за дрожащие запястья. В голове повисла дымка, оставшаяся там еще с четвертого июля.
Оглядевшись, вижу их глаза. Смотрят. Ждут.
Хочется закричать: «Чего вы ждете?»
Телефон звонит и звонит, я сглатываю подступивший к горлу комок.
Падар: Я здесь
Вряд ли удастся еще долго убегать.
* * *
В квартире падара пахнет томатным соусом и запеченным сыром. После череды наших катастрофических встреч это может означать только одно.
Жест примирения.
Падар идет в свою комнату вымыть руки. Замечаю: там, где мы обычно смотрим телевизор, расстелен дастархан[6]. Стол вместе с диваном сдвинут в сторону, чтобы нам было где рассесться. Увидев три столовых прибора, я слегка пугаюсь. И, хотя падар в этот раз предупредил меня заранее, все же мне непривычно думать, что третий прибор приготовлен не для мадар.
Их кухни выглядывает голова. Та самая папина «кое-кто». У нее мягкие каштановые волосы до плеч и добрые глаза. При виде меня они прячутся в морщинках.
– О, ты довольно рано. – Она достает из духовки противень с печеной лазаньей и ставит на плиту. – Рада наконец познакомиться. – Она нервно приглаживает блузку.
– Да. – Не могу сказать то же самое, поэтому не говорю ничего.
Мы неловко разглядываем друг друга. Широко распахнув дверь, в комнату входит падар.
– М-м, как вкусно пахнет. Ты не поверишь, как долго мы питались одним раменом. – Он с надеждой улыбается мне. – Правда, хорошо, что у нас наконец-то гости?
Я пожимаю плечами, стараюсь совладать с расшалившимися нервами и вдруг замечаю в комнате падара груду чемоданов.
Она тут не гостья.
В этой картинке есть что-то такое, от чего я застываю на месте. Сжимаю голову руками.
– Я к этому не была готова.
Такой «жест примирения» больше похож на засаду.
Вечер разбивается вдребезги мелкими осколками, на их место приходит головная боль.
Падар бьет кулаком в зеркало, под его окровавленными руками разлетается битое стекло. Мадар кричит: «Я без тебя умру». Отпечатки рук падара на ее шее: «Своим безумием ты погубишь нас обоих». Я парю над собственным телом, взираю на начало конца. Дрожу, трепещу. «Если они оба уйдут, мне не жить».
«Сама виновата. Сама виновата. Сама виновата».
Я пытаюсь закрыться от этих слов, но они крутятся и крутятся в голове, не желают отпускать.
Падар кладет руку на талию своей гостье, не зная, как относиться к моей далеко не идеальной реакции.
– После фиаско четвертого июля я решил, что неплохо бы встретиться в более, так сказать, тесной обстановке, чтобы вы получше узнали друг друга. – Он сияет улыбкой, глядя на нее. – Я не думал, что этот день когда-нибудь настанет. Когда рядом со мной появилась Сахар-джан, я почувствовал, что после долгих лет несчастья в мою жизнь возвращается музыка.
Сахар заливается румянцем и шутливо отмахивается:
– Не преувеличивай.
Момент знакомства протекает так спокойно и непринужденно, что мне – странное дело – становится еще хуже.
– Понимаю, нужно выждать время, пока все устаканится. – Падар оборачивается ко мне; его кадык подскакивает, выдавая волнение. – Но если все пойдет хорошо… начнем обсуждать помолвку. Сара, правда это будет здорово – планировать счастливое событие?
– Ты… – То ли у меня мозг окончательно расплавился, то ли я перестала понимать английский язык. – Хочешь снова жениться, будучи еще женатым человеком?
А теперь уже удивляется падар.
– Что ты хочешь сказать? – Он поправляет воротник рубашки. – Я на днях получил от юриста твоей мамы подписанные документы о разводе.
– Что-что?
– Дорогой, давай снизим накал разговоров о будущем, – вмешивается Сахар. Вид у нее встревоженный. – Будем двигаться вперед постепенно. Что скажешь, Сара? – Надо отдать ей должное, она искренне пытается наладить отношения. – Твой папа говорил, ты любишь аниме. Я тоже. Может быть, посмотрим что-нибудь?
– Отличная мысль, – соглашается падар.
Ждет моего отклика, но я все еще в шоке. Смотреть, как Сахар заботится о том, что мне нравится, а что нет, выше моих сил. Слишком уж все это нормально, слишком хорошо.
– Погодите минутку. – Убегаю к себе в комнату и тихо закрываю дверь. Даже не знаю, что хуже: объявление падара о возможной помолвке или поступок мадар – подписала документы о разводе и ничего мне не сказала. Пытаюсь сдерживать слезы, но… не могу. Ничто не предвещало, никаких тебе «Сара, давай сядем и поговорим, прости, мы старались, но у нас ничего не вышло».
Опускаюсь на четвереньки, ищу под кроватью пыльную коробку. Сидя на теплом ковре, открываю крышку. Здесь всякие мелочи, не представляющие особой ценности. Сломанный йо-йо. Листочек с аппликацией из лапши и пряжи. Записка из печенья с предсказаниями. И фотография.
Беру ее дрожащими руками.
Мне лет пять или шесть. Родители впервые взяли меня с собой в Узбекистан, чтобы расширить мой кругозор. Я кружусь в традиционном платье. Мадар прячет улыбку за наманикюренными пальцами, а падар сидит, играет на барабанах-табла и поет в микрофон. До сих пор слышу ритм барабанов и смех родителей.
Вернуться и вспомнить, какими мы были.
Слезы затуманивают взгляд. За последние годы я привыкла к нашему танцу, привыкла играть роль каната, соединяющего родителей, и мне и в голову не приходило, что мы не справимся. Каким-то странным образом эти вечные ссоры вселяли в меня надежду. Словно нам судьбой суждено всегда возвращаться друг к другу, потому что для нас это важно, потому что нам нравится ругаться, кричать, ссориться.
Потому что семья никогда не сдается. Разве не об этом говорится во всех сказках? Разве не о вечной любви?
Нет.
Теперь мы сдались.
Бросаю фотографию на пол.
Видимо, сказка о моей семье закончилась.
И мне не осталось никакого резона цепляться за нее.
Глава 25
В детстве, когда я лежала в кроватке, свернувшись калачиком, меня не убаюкивали словами из английских сказок: «Однажды, давным-давно, жили-были на свете…» Мой ежевечерний ритуал был немного другим. На фарси сказки начинаются со слов: «То ли было это, то ли не было…»
Не зная больше ничего, я сразу поняла, что во всех началах и почти во всех окончаниях сладость идет пополам с горечью. Даже если принцесса обрела счастье, даже если добро победило зло, даже если юноша оказался настоящим, по пути всегда приходилось чем-то жертвовать. Например, другом или книгой. Голосом или частичкой свободы. В словах «долго и счастливо» никогда не было столько счастья, сколько мне хотелось бы.
Не было тогда, нет и теперь.
Особенно сейчас, когда падар высаживает меня перед домом мадар. Во мне помимо воли звучат слова «то ли не было…», и я пытаюсь понять, почему история моей семьи пошла не так, как надо. Мои
- Отражения нашего дома - Заргарпур Диба - Ужасы и Мистика
- Молчание между нами - Джоанна Хо - Прочая детская литература / Русская классическая проза
- Большая книга ужасов — 67 (сборник) - Мария Некрасова - Ужасы и Мистика