Читать интересную книгу Проект Германия - Андрей Мартьянов

По небу пролетел самолет, и хрустальный мир снова предстал населенным. Больной, израненный мир. Мы отбили его у врага, и теперь нам придется его лечить.

3. СЕРДЦЕ ШЕСТОЙ АРМИИ

Полночи иностранные журналисты маялись животами и со стонами топотали по коридору: не впрок пошла им бурая свекла. Зато немецкие летчики, равно как и мы с Чесноковым, никаких неудобств после ужина не испытывали. Вот не думал, что фриц к бурой свекле приучен.

Луиза Шпеер вообще не подавала признаков жизни, спала бесшумно и, кажется, даже не ворочалась.

Утром на аэродроме село звено наших истребителей. Я пришел в столовую — попросить горячей воды для фрау Шпеер. Пусть у себя в комнате умоется. В столовой уже завтракали и здорово шумели. Оба немца уплетали перловку и бурно обсуждали что-то с нашими — будто и войны никакой нет. Все-таки летуны всегда промеж собой общаться смогут.

Завидев меня, наши истребители замахали руками:

— Товарищ лейтенант, идите к нам! Они тут про Африку рассказывают, не всё понятно — поможете?

Я показал на чайник и жестяную кружку:

— Вода остынет. Погодите, отнесу и вернусь.

— Он к немецкой фрау денщиком приставлен, — сообщила одна из раздатчиц и мстительно поджала губы. Чем-то я ей не угодил.

Когда я постучал, фрау Шпеер откликнулась сразу же. Она была полностью одета и причесана, кровать — аккуратно застелена. Могло создаться впечатление, что Луиза вовсе не ложилась спать.

Я вручил ей чайник и сказал, чтобы она потом приходила в столовую. Непременно нужно позавтракать, иначе не сдюжит поездку.

Чесноков поутру сгинул. Не могу сказать, чтобы я по нему сильно скучал, но его отсутствие меня беспокоило. Дурная ситуация: спрашивать с полковника, да еще из Управления Особых отделов, я не мог, а вот случись с ним что — отвечать придется. Куда же он подевался? И Гортензий тоже пропал. Но Гортензий, скорее всего, возится с «виллисом» или пошел договариваться насчет бензина.

Я возвратился в столовую, взял себе тарелку и подсел к летчикам. Они сразу меня облепили.

— Ты ведь по-немецки шпрехаешь?

Оба германских авиатора, и Шаренберг, и Геллер, выспавшиеся, отдохнувшие, весело скалили зубы и о чем-то рассказывали в промежутках между кашей и компотом.

— Ты их спроси, ты спроси их, товарищ, — приставал ко мне младший лейтенант с детским, страдальчески сморщенным лицом и орденом Красного Знамени на впалой груди, — какие у англичан машины. Мне что интересно: если «Спитфайр» сбивать — как лучше заходить…

— Зачем тебе «Спитфайр» сбивать? — удивился я.

Немцы ели, аж за ушами трещало, и посмеивались.

— Мало ли, — упрямо сказал младший лейтенант. — У нас в полку один был, летал на «Харрикейне». Сам-то я на английских еще не летал. А вдруг что понадобится, лишнее не бывает. Никогда ведь заранее не знаешь.

Я заговорил с немцами об Африке, об английских самолетах. Те положили ложки, задумались, потом Геллер начал рассказывать. Он шпарил быстро, с множеством непонятных слов, делая короткие, стремительные жесты. Я кое-что понимал и переводил как мог, но летчики скоро меня отодвинули и начали опять общаться только между собой на какой-то дикой смеси немецкого, русского и еще черт-те какого. Я спокойно доел кашу.

Чесноков вернулся, когда завтрак уже закончился. Через плечо у него висел ППШ. Он не делал даже попыток что-то выпросить у раздатчиц, сразу подошел ко мне.

— Добыл нам другую машину, повместительнее, — сообщил он. — В штабе армии покочевряжились, но дали. Идем, глянешь, какой красавец.

На дворе стоял «фиат». Настоящий итальянский Fiat-Spa TL.37. Шестиместный, с удлиненным кузовом. Роскошь.

— Видал? — с отеческой гордостью молвил Чесноков и похлопал себя по бокам. — Наши удальцы после капитуляции дрюкнули у какого-то мордатого итальянского полковника в шинели с бобровым воротником. Тот, говорят, плакал неподдельными слезами. Полковника в штаб увели для задушевной беседы, а «фиат» экспроприировали в качестве трофея.

— Вам, товарищ Чесноков, цены нет, — сказал я. — Только вы мне ответьте, пожалуйста, куда вы «виллис» штабной дели?

— А что? — хмыкнул он.

— Ничего, просто душа болит, — ответил я.

— Мы с Гортензием его обратно отогнали. Ваш майор Силантьев уж так обрадовался, не передать. Хотел и Гортензия обратно забрать, да я не позволил. Нам водитель нужен хороший.

— Не сомневаюсь, — пробормотал я, глядя на «фиат». — А это там не красный крест намалеван?

— Точно, хотели госпиталю передать машину, — кивнул Чесноков. — Так мы в госпиталь же и едем, не так, что ли? Да ты не думай, Морозов, — добавил он, — я же не зверь какой-нибудь, раненых оттуда не вытряхивал. Нам всего-то на пару дней. Потом вернем.

Наверное, у меня было какое-то не такое лицо, потому что Три Полковника, понизив голос, прибавил:

— Ты на себя всё не бери, не надо. Я здесь как раз для этого. Чтобы отдельные вещи за тебя решать.

— Я вот чего не понимаю, товарищ полковник, — сказал я. — Вы здесь за старшего?

— Операция поручена тебе, — ответил он. — А я осуществляю контроль.

Он пошевелил растопыренными пальцами: мол, как хочешь, так и понимай.

Я понимать отказывался. Я никак не хотел. Хотя и подозревал, что без самого высокого распоряжения тут не обошлось. Недаром генерал-лейтенант Шумилов вскользь упоминал самого товарища Сталина.

— Или вы мне подчиняетесь, товарищ полковник, и тогда я отвечаю за всю операцию, или вы старший, но тогда и ответственность вся ваша. У вас есть письменное предписание?

— Только устные инструкции… Тебе, товарищ лейтенант, «фиат» не нравится?

— Нравится…

— Ну вот и хорошо. Выводи свою мадаму, да проследи, чтобы потеплее закуталась. Сегодня опять под тридцать. Журналистов по дороге встретил: носы красные, щеки белые, красота — не рожи, а польский флаг.

— А куда они поехали?

— Развалины Сталинграда смотреть. Универмаг, последнее логово Паулюса… Оттуда их прямо к пленным генералам повезут, пусть от генералов себе впечатления составят… Хочешь, я тебе потом английские газеты достану?

— Да мне, в общем, без разницы… Я сам уже все впечатления составил. Да и по-английски не читаю.

— Хоть фотографии посмотришь.

— Что мне фотографии смотреть, я этого добра живьем навидался. Гортензия в штабе накормили?

— Накормили меня, товарищ лейтенант. — Гортензий подошел к нам с полковником. — Ехать можно. Немцы-то готовы?

Как будто их позвали, из столовой вывалились оба фрица. Полностью одетые, в регланах. Померзнут они, надо бы полушубки им дать, подумал я. И ничего не сделал. Дяди взрослые, понимать должны, что не в Африке.

За немцами вышли и наши, не прекращая беседы и смеха. Только тот, худенький, с орденом, поглядывал задумчиво, мрачновато, покусывал губу.

Немецкие асы простились с нашими истребителями за руку и подошли к «фиату». Заглянули внутрь, потрогали сиденья.

— Садитесь, — сказал я им. — Сейчас приведу фрау Шпеер, и можно ехать.

Чесноков, покряхтывая, забрался в машину. Вынул из-за пазухи рукавицы, спрятал руки, поднял воротник, нахохлился. ППШ поставил между колен, заботливо закутал каким-то чехлом. Он расположился с краю. Рядом с Гортензием уселся обер-лейтенант Шаренберг.

— Откуда у вас ППШ, товарищ полковник? — спросил я Чеснокова.

— В штабе разжился. А ты с одним ТТ?

— Так смысла нет, товарищ полковник, мы же не на войну отправляемся.

— Тут везде война, Терентий, — возразил Три Полковника. — Журналистов-то повезли в самый город, там от фрицев более-менее очищено, да и то — кто поручится, что где-нибудь в подвале не засело несколько сумасшедших? А мы двинемся через степь. По дороге — развалины зернохранилища, я по карте смотрел. И еще два поселка. Ты как хочешь, Морозов, а я привык к комфорту.

Он весело позвякал в кармане гранатами.

— Вы бы уж сразу пулемет прихватили, товарищ полковник.

— Просил, да не дали, — невозмутимо ответил Чесноков.

Он посмотрел на меня искоса и прибавил:

— Эх, молодежь. Бояться разучились.

Я проезжал этой дорогой несколько дней назад. В том числе и мимо поселков, и мимо развалин зернохранилища. Никого там нет. Но говорить об этом Трем Полковникам я не стал.

Луиза Шпеер устроилась сзади, между капитаном Геллером и мной. Вязаная шаль изящно прихватывает меховую шапочку; валенки, шуба, муфта. Привядшие щеки разрумянились, глаза отливают синевой в тон зимнему небу.

— Ivanytsch, — приветствовала она меня, очень довольная тем, что нашла наконец имя, которое ей выговаривать не трудно. — Хорошо спали, Ivanytsch?

— Фрау Шпеер, — ответил я, — я всегда очень хорошо сплю. Вообще последние два года в России люди спят на удивление крепко. Вот совсем недавно пришлось расследовать случай, когда танкисты покалечили красноармейца. Красноармеец спал и не слышал, как едет танк. И танк наехал ему на руку. Понимаете? Человек так устал, что не слышал танка. Проснулся от того, что ему ломают кости…