закрыл дверь, нагнулся и отомкнул лючок. Теперь кошка могла выходить наружу, если захочет. При условии, что она умеет пользоваться лючком. Он не мог вспомнить, чтобы у миссис Маккатчен был такой в дверях; ее кошки ходили взад-вперед через открытое окно. Если что, придется ей показать, ну или пускай сама разбирается.
В холодильнике не обнаружилось почти ничего съестного, зато там оставалось полбутылки «рислинга», который имело смысл прикончить. Он налил себе стакан и собрался уже заказать пиццу по телефону, когда в парадную дверь позвонили.
Маклин застыл на месте. Он никого не ждал. Если на то пошло, на работе мало кто знал его новый адрес. У него бывали только Ворчун и Макбрайд – и конечно, Эмма. Кровь прилила к его щекам от стыда, когда он подумал об Эмме. О том, как он поступает с ней. Его поведение вряд ли можно назвать жестоким, скорее уж – начисто лишенным отзывчивости, и он понятия не имел почему. Разве лишь потому, что Эмма была дружелюбна и жизнерадостна, и он, очевидно, нравился ей настолько, что она была готова мириться с его поведением. А он, наоборот, боялся снова с кем-то сблизиться.
В дверь позвонили еще раз, и он на какое-то мгновение подумал о том, чтобы затаиться и сделать вид, будто никого нет дома. Впрочем, идея довольно дурацкая. Свет из кухни падает широким прямоугольником прямо на подъездную дорожку, так что любому, приблизившемуся к двери, ясно – дома кто-то есть. И потом, вдруг это что-нибудь важное?
Вздохнув, он поставил пустой стакан и двинулся по коридору к дверям, щелкнув по дороге выключателем, чтобы зажечь свет у входа. Не успел он открыть дверь, как с десяток голосов радостно затянули:
– Добрый король Венцеслав…
Они продолжали петь, куплет за куплетом, а он все стоял, разинув рот, как деревенский дурачок. Рождественские песнопения! Он не слышал их много лет; последний раз – когда еще учился в школе. Глядя на поющих людей в тяжелых пальто, он думал, что узнает кое-кого из бабушкиных соседей. С теми, кто помоложе, мог быть и лично знаком в детские годы.
Песня закончилась, причем почти никто не сбился с ритма, и только тогда Маклин сообразил, что должен как-то вознаградить певцов. Бумажник остался в кухне, в кармане пиджака, который он повесил на спинку стула.
– У вас, это… здорово выходит, – наконец нашелся он, собрав весь энтузиазм, который сумел найти в себе на ледяном, свистящем ветру, дувшем из сада прямо в дом. – Послушайте, здесь же холодина жуткая. Заходите внутрь, думаю, у меня найдется, чем вас согреть.
Только произнеся свое приглашение, Маклин осознал, чем оно грозит. Оправившиеся от неожиданности певцы, бормоча слова благодарности, один за другим потянулись мимо него в гостиную. Маклин поспешил обратно в кухню, вытащил бумажник, достал из шкафчика бутылку солодового виски. Пока он искал стаканы, наполнял водой графин и тащил все это на подносе в гостиную, большая часть нежданных посетителей уже разбрелась по комнате, разглядывая фотографии и изо всех сил стараясь не выглядеть чересчур любопытствующими.
Раздавая дозу за дозой свое средство для восстановления сил, Маклин не мог не заметить, что компания подобралась довольно пестрая. Отказался лишь один из вошедших, пожилой джентльмен изможденного вида, с редкими белыми волосами и столь же белой густой бородой. На нем было длинное пальто и толстые рукавицы, и особого желания общаться он не изъявил. Маклин попытался бы разговорить и его, если бы остальные не требовали внимания, протягивая руки за щедро наполненными стаканами.
Когда он добрался до последней гостьи, та уже расстегнула пальто, под которым обнаружилась черная блуза и воротничок служителя Епископальной церкви. Ей было под пятьдесят, хотя наверняка сказать трудно: лицо умудренного опытом, немало повидавшего человека, в черных прямых волосах до плеч уже видна седина, но морщин почти незаметно.
– Кажется, мы незнакомы, – протянула она руку. – Я – Мэри Карри.
– А я Тони Маклин. Вы давно в этом приходе, мадам Карри?
– Зовите меня Мэри. Достаточно давно, чтобы познакомиться с вашей бабушкой. Мне было очень печально узнать, что она умерла. У нас с Эстер случались довольно жаркие споры. Похоже, ее точка зрения на Господа несколько отличалась от моей.
Маклин удивился, он ни разу не слышал от бабушки, что местный викарий – женщина. Быть может, она и говорила, просто он не обратил внимания?
– Но я рада, что теперь здесь решили поселиться вы, – продолжала тем временем Мэри Карри.
– Боюсь, с моим появлением у вас не образуется лишних прихожан. Я довольно-таки равнодушен к религии.
– Это дело поправимое, – улыбнулась она, допивая свой виски. – Спасибо, сейчас уже мало кто помнит о старых традициях гостеприимства. Хотя вам не помешала бы пара-тройка рождественских украшений, а то что-то здесь не слишком весело.
Маклин почувствовал неловкость, осознав, что в доме вообще ничего не напоминает о наступающем празднике. По правде сказать, если не считать официальных поздравлений от начальства, он и открыток-то к Рождеству никогда не получал. Впрочем, удивляться было нечему – он и сам не посылал ни одной.
Викарий собрала свой хор, они торопливо исполнили «Посреди зимы» и гуськом прошествовали к выходу. Стоя в дверях, Маклин смотрел, как его гости дружно спускаются по подъездной дорожке и исчезают за поворотом. Они болтали между собой, шутили и хохотали, подогретые виски. Один лишь беловолосый старик подотстал и смотрел назад, пока Маклин не закрыл дверь. Когда он наконец собрал стаканы из всех тех неожиданных мест, где их оставили гости, дом вдруг показался ему огромным. И пустым.
32
Трудно сказать, в чем именно дело, но волнующееся море журналистов всегда ассоциировалось у Маклина с кошмарными снами. Возможно, жадно вытянутые шеи напоминали ему о персонажах из комиксов-страшилок, которыми он увлекался в детстве. Или дело в запахе с выраженными тестостероновыми нотками, в них чувствовалась смесь испуга – и предвкушения аппетитных подробностей. Так или иначе, из всех своих служебных обязанностей Маклин больше всего ненавидел пресс-конференции. Это было даже хуже, чем сообщать дурные новости убитым горем родственникам.
Прийти на эту встречу, чтобы ответить на вопросы о расследовании, ему пришлось в качестве наказания за вчерашнее отсутствие на связи. Все усугублялось тем, что слева от него сидел сержант Дэн Хой, отвечающий за контакты с прессой, а справа – суперинтендант Макинтайр. Даже не имей Маклин диплома по психологии, ему было бы нетрудно догадаться, что и тот и другая в данный момент не особо к нему расположены. Старший инспектор Дагвид, довольно ухмыляясь, пристроился позади.
– Леди