его паниковать и думать только о побеге, а не о том, чтобы нанести смертельный удар Дубову. И Петя не к месту такой храбрый! Отчаянный парень, то хотел бросить все и уволиться из органов, а теперь вон что вытворяет. Бросился задерживать, потому что полковника увидел. Гуров успел пробежать половину расстояния, когда мужчина изловчился и ударил Дубова ногой в грудь. Ботинок угодил курсанту в солнечное сплетение, и Петя выпустил ногу, схватился за грудь и согнулся пополам, ловя с жадностью воздух широко раскрытым ртом.
Ничего, справится, подумал Лев. Сейчас важнее было задержать киллера, и он запрыгнул в ближайшее окно. Повезло, что под оконным проемом кто-то сложил очищенный красный кирпич, видимо, не успев унести его домой. В два прыжка Гуров запрыгнул в проем, не выпуская из рук свое единственное оружие – стальной прут. Между колоннами большого цеха мелькали черные джинсы незнакомца, который еще не догадался, что полицейский уже успел попасть в здание.
Зарычав от злости, Гуров побежал догонять киллера, понимая, что тот моложе и, наверное, сильнее. Кричать: «Стой, полиция!» – пока рано. Он и так напугал мужчину своими криками про окружение цеха. Теперь надо его гнать и выбирать момент для силового задержания. Мужчина услышал топот ног преследователя, оглянулся на бегу и нырнул в какой-то дверной проем справа от себя.
– Я здесь, обходите его слева! – вдруг раздался звонкий, но немного срывающийся голос Дубова, появившегося в другой части цеха.
В ответ на его голос в дверном проеме, где скрылся преступник, метнулась черная фигура. Курсант первым проскочил в дверной проем. Гуров не стал кидаться за ним следом и побежал узким темным коридором, в конце которого виднелся еще один разрушенный дверной проем. В тупик киллера надо загнать, думал сыщик, там и поговорим, когда ему деваться будет некуда. Еще бы знать, где здесь тупики. Но, по крайней мере, преступник не побежал наверх по лестнице.
У следующего дверного проема Лев остановился. Он ясно слышал топот за стеной справа от себя. Потом раздался грохот от падения чего-то дребезжащего. Лев бросился в проем и увидел, что под рассыпавшимися деревянными палетами ворочаются два тела. Мелькали грязные черные джинсы, показывалась и исчезала вихрастая голова Дубова. Потом киллер сбросил с себя обломки древесины и вскочил на ноги. Увидев второго противника, он одним махом перепрыгнул через кучу строительных материалов и оказался на подоконнике. Бежать за ним не стоило, потому что пришлось бы преодолевать сваленные и разбросанные палеты. И Гуров прыгнул во второе окно.
Мужчина бежал, прихрамывая, вдоль забора вправо. Перекрыть ему путь так и не удалось. Но зато из окна выскочил неугомонный курсант с ободранной до крови рукой и рванул за преступником, как заправский бегун. Он технично подсек ноги мужчины, и тот полетел в высокую траву на битый кирпич. Дубов не удержался и упал на киллера сверху. Они снова сцепились, но теперь преступник оказался сверху, и в его руке блеснул нож. Гуров не стал ждать развития событий, потому что все равно не успевал добежать до дерущихся. И тогда он с размаху метнул свой железный прут так, как в городках бросают биту.
В последний момент Лев испугался, что не успел помочь Дубову, но курсант, то ли собрав все силы в кулак, то ли действительно был пареньком неслабым, все же удержал руку преступника с нацеленным на него ножом и с силой ударил по этой руке брошенным сыщиком прутком. Мужчина вскрикнул и тут же опрокинулся на спину, зажимая окровавленную руку. Дубов уже сидел на нем сверху, стискивая руки киллера и прижимая их для верности еще и коленом. Гуров подбежал и отбросил ногой нож в сторону. И только потом стал осматривать рану. Рука была явно сломана. Долг велел срочно оказать пострадавшему помощь, вызвать медиков. Но картина лежавшей в коме Светланы Моревой, которую своими действиями вогнали в такое состояние те же люди, что покушались и на Дубова, стояла перед глазами, а на пальцах киллера виднелись характерные наколки, говорившие о его судимостях.
– Что, больно? – процедил Лев сквозь зубы, разглядывая преступника, потом кивнул головой курсанту: – Давай-ка, Петя, аккуратно подбери ножичек, только пальчики нашего нового знакомого не смажь.
– А я его в пакет полиэтиленовый, – с трудом переводя дыхание, ответил курсант. – У меня в кармане есть. Я в магазин хотел зайти.
– А что вам мои пальцы, – скрипя зубами от боли в руке, проговорил преступник. – Фуфло это все – без понятых. Не докажете! А за покалеченную руку еще и компенсацию выплатите, начальнички. Я законы знаю.
– А где же твои свидетели, умник?
– Че, волчары, на понт берете? – скривился киллер, но Лев перебил его:
– Хватит ваньку валять, не в зоне перед паханами и не за карточным столом с блатными! Значит, так, слушай и запоминай, если мозги есть. Я – полковник Гуров, и я никогда подлости не делал, даже вашему брату уголовнику. И врать даже вам, отребью, ниже моего достоинства. Может, и можно было бы тебя здесь прижать как следует да руку твою сломанную повыкручивать, чтобы ты мне все рассказал. Но я такими вещами не занимаюсь. Ты мне сам все расскажешь, добровольно и охотно. Потому что головой своей ушибленной поймешь, что иначе нельзя! А уж потом я тебе вызову «Скорую помощь». На меня зуб не точи, я тебе руку сломал, когда ты моего напарника хотел ножом ударить. Все честно между нами. Я его защищал, а ты его убить хотел.
Киллер только криво усмехнулся и отвернулся, глядя в сторону забора, как будто считал разговор законченным и вообще бессмысленным. Но Гуров продолжал говорить, вбивая резкими фразами информацию в голову раненого:
– Ты себе в голове нарисуй картинку, рассмотри ее, а потом выводы делай. Двух рапортов сотрудников полиции для судьи вполне достаточное основание. Есть такая формулировка: нет основания не доверять показаниям сотрудника полиции. Это первое. Второе, ты знаешь, что, попав в уголовный розыск, ты так просто оттуда не выберешься. Мы тебя наизнанку вывернем, со всеми твоими связями, со всеми делами, которые за тобой тянутся. Ты свой срок все равно получишь. Разница только в его длине, которая зависит от степени твоего сотрудничества со следствием. И это для тебя не новость.
– Никогда я сукой не был, – начал было сквозь стон говорить киллер, но Лев