Читать интересную книгу «Крот» в окружении Андропова - Аркадий Жемчугов

Едва получив назначение в Особую группу, Фишер направился вместе с капитаном Адамовичем в Черновцы с заданием восстановить контакты и наладить работу с оказавшимися без связи агентами НКВД в Германии и Польше. В предвоенное время работа с ними в Берлине, Данциге (ныне — Гданьск), Варшаве и Кракове велась с позиций советских дипломатических и внешнеторговых учреждений. Однако с началом войны и немецкой оккупации Польши эти учреждения были спешно эвакуированы и агентура оказалась без связи.

Адамович вез с собой фотографии, на каждой из которых были запечатлены агент и его куратор — советский разведчик. Таким образом, фотографии служили своеобразным паролем для восстановления связи. Сделать это должны были специально отобранные в Черновцах четыре опытных агента из числа этнических немцев и поляков. Каждый из них был ориентирован на работу в одном из упомянутых выше городов. Операции придавалось важное значение в Москве.

Поначалу все складывалось как нельзя лучше. Адамовича принял нарком внутренних дел Украины И. Серов, направивший в Черновцы указание обеспечить москвичей необходимой материально-технической базой, с тем чтобы Фишер мог незамедлительно приступить к обучению агентов.

Не успел Фишер приступить к работе, как Адамович… исчез. Фишер незамедлительно поставил в известность местного шефа госбезопасности. Тот просигналил И. Серову, который срочно проинформировал о ЧП первого секретаря компартии Украины Н.С. Хрущева. Начавшийся в Киеве переполох мгновенно перекинулся на Москву, куда Никита Сергеевич не преминул позвонить по правительственной связи лично наркому Лаврентию Берии и заявить: «Этот ваш Адамович — негодяй! Он, по нашим данным, сбежал к немцам».

Крайним в ЧП решили сделать Фишера, которого И. Серов вызвал к себе и в грубой форме отчитал за то, что тот не предотвратил предательства Адамовича. Негодовала и Лубянка: почему там узнали о ЧП от Хрущева, а не от своего сотрудника?! Фишер всюду стоял на своем: он действовал по инструкции — доложил об исчезновении Адамовича своему непосредственному куратору. И точка.

Трудно сказать, чем бы все это обернулось для Вильяма Фишера, если бы через день-другой совершенно случайно не обнаружилось, что капитан Адамович пребывает у себя дома в Москве, что у него легкое сотрясение мозга и врачи из поликлиники НКВД прописали ему строгий постельный режим. Выяснилась и подоплека его таинственного исчезновения. Напившись в ресторане на вокзале г. Черновцы, он ввязался в драку в туалетной комнате и получил сильный удар по голове. В полуобморочном состоянии все-таки сумел сесть на московский поезд. О своем внезапном решении возвратиться в Москву он почему-то забыл предупредить Фишера или кого-либо из украинских коллег. Но самое страшное — придя в себя в купе поезда, он обнаружил пропажу пакета с секретными фотографиями. По приезде же в Москву не обеспокоился срочно сообщить кому следовало об этом ЧП.

Адамовича строго наказали — уволили из органов госбезопасности. Фишеру же повезло. Он избежал участи вторично подвергнуться незаслуженным репрессиям. Более того, как начальника отделения связи Особой группы его привлекли к обеспечению безопасности исторического парада на Красной площади 7 ноября 1941 года.

* * *

В июле 1941 года Особая группа разработала контрразведывательную операцию «Монастырь». Ее цель состояла в том, чтобы проникнуть в агентурную сеть гитлеровских спецслужб на территории Советского Союза и, естественно, ликвидировать ее. Операция развивалась настолько успешно, что вскоре переросла в дезинформационную радиоигру стратегического характера. В середине 1942 года радиотехническое обеспечение этой операции было поручено Вильяму Фишеру. Его главнейшая обязанность состояла в том, чтобы не допустить ни малейшей оплошности (а следовательно, провала операции) в работе советских и, главное, перевербованных немецких радистов, поддерживавших двустороннюю связь с гитлеровским абвером.

В августе 1944 года началась еще одна радиоигра «Березино», которая была логическим продолжением операции «Монастырь». И Фишер опять был задействован, причем не только в своей обычной роли. Когда обведенный вокруг пальца абвер и его кумир Отто Скорцени направляли группы диверсантов на помощь якобы действовавших в тылу советских войск частей вермахта, то на полевых аэродромах посланцев Скорцени встречал в форме немецкого офицера Вильям Фишер. Он же сопровождал их к месту «дислокации». Он же принимал активное участие в их перевербовке. В первую очередь, его интересовали, конечно, абверовские радисты. И он успешно перевербовывал их. Фишер своими конкретными делами подтверждал поговорку «талантливый человек талантлив во всем».

После успешного завершения радиоигр, вошедших в учебники по истории разведки, Вильям Фишер был назначен начальником службы радиоразведки 4-го Управления (бывшей Особой группы) НКВД.

В конце 1946 — начале 1947 годов советские органы госбезопасности подверглись серьезной реорганизации. Вся внешняя разведка, и политическая, и военная, и научно-техническая, перешли в ведение специально созданного с этой целью Комитета информации во главе с министром иностранных дел В.М. Молотовым. Укомплектовывался же Комитет сотрудниками, работавшими до этого в МГБ и ГРУ, Главном разведуправлении Министерства обороны. При этом возникали коллизии. В частности, МГБ, имевшее свою радиослужбу, решительно настаивало на том, чтобы ее по-прежнему возглавлял Фишер. Но руководство Комитета информации (КИ) доказывало, что ему без Фишера не обойтись. В конечном счете была достигнута договоренность о том, что Фишер возглавит самостоятельный радио-центр, услугами которого будут пользоваться и МГБ, и КИ. Однако вскоре стало ясно, что это мертворожденная идея.

И вновь вокруг Фишера разгорелись страсти. МГБ согласилось с предложенным КИ вариантом о целесообразности направить Вильяма Генриховича на нелегальную работу за кордон. Однако руководство МГБ настаивало на том, чтобы за кордоном Фишер сконцентрировался на проверке и совершенствовании системы радиосвязи рассредоточенных в Европе и США разведывательно-диверсионных групп на случай развязывания войны против Советского Союза. Подчеркивая важность этой задачи, руководство МГБ настаивало на нецелесообразности обременять Фишера работой с прочими нелегалами, не подвергать его «неоправданному риску». Точка зрения КИ как раз и сводилась к тому, что Фишер должен быть ориентирован прежде всего на руководство несколькими нелегальными резидентурами, занимавшимися решением важных политических и научно-технических проблем. Прийти к единому мнению сторонам так и не удалось. Тем не менее в конце 1947 года было принято решение о выводе «Марка» (псевдоним Фишера) за кордон с целью оседания в США.

Незадолго до наступления 1948 года из Франции в Канаду с американским паспортом перебрался некто Эндрю Кайотис, который вскоре нелегально пересек канадско-американскую границу и поселился в нью-йоркском районе Бруклин по документам свободного художника и фотографа Эмиля Роберта Голдфуса. Свою студию он арендовал на Фултон-стрит, 252.

«Марк» прибыл в США в тяжелое для советской разведки время. Маккартизм, «охота на ведьм», шпиономания, оголтелый антисоветизм — вот с чем он столкнулся в цитадели буржуазной демократии и свободного мира. Набиравшая обороты «холодная война» не только осложняла и без того не простую агентурно-оперативную обета-новку, но и сказывалась на настроениях агентуры. Не случайно еще в Москве «Марка» ориентировали на то, что ему не следует полагаться на прежние источники информации, что необходимо заняться поиском новых конфиденциальных контактов, а попутно проверять тех, с кем советская разведка сотрудничала в 40-х и даже в 30-х годах. Ему предоставили право в каждом конкретном случае самому решать, с кем стоит возобновлять контакт, а с кем — нет.

В декабре 1948 года «Марк» установил связь с супружеской парой Морисом и Леонтиной Коэнами, через которых уже длительное время поступала ценнейшая информация по атомной проблематике. От них он узнал, что американские физики отказываются от дальнейшей передачи атомных секретов. Они вдруг прозрели и отныне смотрят на свои контакты с советскими коллегами как на элементарный шпионаж, а не научное сотрудничество. Исключение составил лишь Теодор Элвин Холл, «Персей», который так же, как и другие ученые Лос-Аламоса, начал сотрудничество с Москвой по причине «озабоченности американской монополией на атомное оружие». После личной встречи с Фишером в Нью-Йорке он еще некоторое время снабжал Леонтину Коэн секретными сведениями по оружейному плутонию и некоторым другим атомным секретам. Однако затем и он отказался от сотрудничества.

Через ту же Леонтину Коэн «Марку» удалось активизировать работу с агентом «Гербертом», кадровым сотрудником американских спецслужб. Через него, в частности, были получены копия законопроекта президента Г. Трумэна об образовании Совета национальной безопасности и создании ЦРУ, а также текст указания того же Трумэна о передаче ФБР от военной разведки функций по охране атомных бомб, реактивных самолетов и прочих секретных видов вооружений.