— Тпру, Сноб! Стой… стой… Тпру!
Тэш тщетно пыталась остановиться, но Сноб, закусив удила, словно намеревался обезглавить свою наездницу с помощью первой же ветки.
— Направь его вправо! — закричал Найл и кинулся к забору.
— Не могу! — выкрикнула Тэш в ответ.
Она нагнулась как раз вовремя, чтобы не налететь на ветки старого, причем истого дуба.
Неуправляемый Сноб галопом направился в сторону длинного и тонкого, но не менее опасного орешника.
— Захвати поводья у самых удил! — вопил Найл, беспомощно задержав дыхание, когда Сноб резко отклонился от орешника и выбрал более солидно выглядевший кедр.
Следуя совету Найла, Тэш наклонилась в самый удобный момент, чтобы избежать удара толстой, угрожающего вида ветки.
Но сейчас конь со всадницей были уже всего в нескольких прыжках от высокой стойки и ограждения с растрепанной изгородью за ней, отделяющей выгон от сада. Пытаться остановиться было бесполезно, они неслись слишком быстро.
У Найла просто сердце упало, когда он увидел высоту забора; только ограждение было по крайней мере пять футов высотой, но если сюда добавить еще и ширину заросшей изгороди… Прыжок просто невозможен, учитывая скакой скоростью они неслись.
Найл кинулся вперед.
— Прыгай с него! Прыгай! Да прыгай же, черт тебя возьми!
И только тут он заметил, что на девушке нет шлема.
Все, что оставалось Найлу, — смотреть в бессильном изумлении, как высокая наездница сама пытается справиться с ситуацией. Если конь налетит на забор, он получит ужасные травмы. Но Тэш как следует собралась, ухватилась покрепче и пришпорила коня.
Но Сноб, казалось, вдруг изменил свои намерения и заколебался. Его ноги ослабли, он не мог остановиться. Внезапно в его глазах появился ужас.
Найл в отчаянии выругался. Сейчас они влетят прямо и расщепленные бревна.
Но конь прыгнул, пролетев несколько миллиметров над изгородью, и приземлился точно на другой стороне, а затем понесся по заросшему саду, периодически взбрыкивая от восторга, отчего Тэш пришлось крепко ухватиться за его медную гриву.
Наконец они остановились у каменных ступеней кухни. Грудь Сноба вздымается, громкий храп вырывается из его медных ноздрей.
Найл был просто в шоке. Онемев, он смотрел на смеющуюся Тэш, которая гладила разгоряченную мокрую шею коня и говорила тому, какой он молодец. Волосы растрепаны, линялая розовая футболка спала с одного загорелого плеча. Ровно держась в седле, девушка повернулась к нему, само воплощение спокойной уверенности. Внезапно Найл вспомнил о тех девчонках, с которыми встречался его брат, — диких, бесстрашных деревенских девушках из Ирландии. Они ездили верхом с самого детства и иногда ломали себе шеи во время какого-нибудь глупого детского трюка, скача галопом без седла в полночь по полосе препятствий или объезжая глупых годовалых жеребят для продажи.
— Разве это было не великолепно? — спросила Тэш у Найла, прикрывая одной рукой лицо от солнца, так что Сноб, наклонившись за травой, чуть не скинул хозяйку.
Что-то словно щелкнуло внутри Найла. Лавина сдерживаемых эмоций вырвалась наружу.
— Какого черта ты ездишь на этом животном без шлема?
— Э… — Тэш посмотрела на него, и улыбка исчезла с ее лица, как воздух из проколотого воздушного шарика. — У меня его просто нет, — нервно проворчала она.
— Тогда Паскалю следовало, черт возьми, купить тебе шлем, — разгорячился Найл, схватив Сноба под уздцы и глядя ей прямо в глаза.
Невысказанная ярость и недостаток сна прорвались наружу, как нефть из скважины. Сейчас все люди просто злили Найла.
— На этом коне опасно ездить! — заорал он. — Я удивляюсь, что у тебя еще до сих пор все кости целы!
Сноб, почуяв, что Найл его не любит, презрительно сути глаза и дернулся назад: зубы обнажены, уши прижаты к шее.
— Это мои проблемы, — тихо ответила Тэш, она выглядела удивленной и обиженной.
— Да неужели?
Найл немного отодвинулся, стараясь взять себя в руки. Но его кулаки были все еще крепко сжаты; однажды найдя выход, его сдерживаемый внутри бурлящий гнев пытался вырваться наружу.
— Так, значит, это твои проблемы, если ты сломаешь шею? — продолжал он почти шепотом. — Это твои проблемы, если мать потеряет дочь только потому, что та была слишком тщеславна, чтобы носить шлем? Это твои проблемы, если это животное вдруг станет настолько неуправляемым, что причинит кому-нибудь вред, возможно ребенку?
— Минутку… — попыталась вмешаться Тэш, но Найл се проигнорировал.
— А что было бы, играй здесь сейчас Том или Полли? А? — Он с осуждением приподнял брови. — А вдруг бы гной маленький трюк не удался и конь поранился так сильно, что его пришлось бы усыпить?
Тэш вскрикнула и покачнулась, словно от удара. Почувствовав состояние хозяйки, Сноб привстал на задних ногах, намереваясь встать на дыбы.
— Пытается ударить меня, — с горечью произнес Найл. — Тебе пора бы прекратить упрямиться и попросить помощи.
Сноб наскочил на него, и Найл едва успел уйти с дороги.
Наблюдая, как Тэш успокаивает раздраженного гнедого, Найл почувствовал, что ярость уходит.
— Послушай… — начал он, уже собираясь предложить ей свою помощь.
Но Тэш уже развернула Сноба и поскакала прочь.
Через десять минут Найл ввалился обратно в кабинет Паскаля. Он понимал, что зашел слишком далеко. И сейчас его уже начинала потихоньку мучить совесть.
— Дерьмо.
Найл в отчаянии уронил голову на руки. Он едва знал эту девушку, но отругал ее так, как будто она его младшая сестра.
Еще он жалел, что позже зло ответил Бену и Паскалю, когда те пригласили его сходить вместе с ними за целебной рюмочкой в деревню.
Затем, в довершение всего, бесподобная Аманда, на которой не было ничего, кроме облегающих кремовых шортиков и узкого топа, подкралась к Найлу сзади, пока он в задумчивости стоял на террасе, и предложила прогуляться.
На этот раз его застали врасплох: он развернулся и уставился на нее. У Аманды был такой же прямой взгляд, как и у Лисетт, — холодный, уверенный, сексуальный, та же гладкая загорелая кожа и точно такая же стрижка. Ему так хотелось сказать «да», увести Аманду подальше от дома и в отчаянии целовать ее нежные, притягивающие губы. Но затем он ощутил укол резкого презрения к самому себе.
— Оставь меня в покое, — проворчал Хуго, не желая этого в действительности. — Просто уйди и оставь меня в покое.
И только сейчас, сидя в одиночестве, прижавшись спиной к холодному стеклу окна и слушая отдаленные выкрики детей, он осознал, насколько бесчувственно и грубо вел себя все утро.