Читать интересную книгу Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.) - Леонид Васильев

Итак, подытожим уже известное. Немногочисленные стоянки микролитического мезолита в бассейне Хуанхэ свидетельствуют лишь о связях китайского мезолита с тем, что было характерно 14—12 тыс. лет назад для всего евразийского и североафриканского степного пояса. Стоянки юго-восточноазиатского мезолита (культура Хоабинь) на крайнем юге китайского субконтинента свидетельствуют о близости этой зоны к юго-восточноазиатскому центру мини-революции неолита в ее незерновом варианте. Стоит особо оговориться, что ни микролит севера, ни тем более мезолит юга сами по себе к развитому зерновому неолиту привести не могли — для этого нужны были серьезные и длительные промежуточные этапы развития, т.е. то, что и именуется неолитической революцией в полном смысле слова, с учетом всей радикальности такого рода революционного процесса. Следов существования этих промежуточных этапов в Китае или рядом с ним нет. Можно сказать осторожнее: пока нет. Но это факт, с которым нельзя не считаться.

Самые ранние из известных на сегодняшний день неолитических культур (стоянки субнеолита, явственно тяготеющие к микролиту, в счет не идут) в Китае — горизонт предьяншаоского неолита на севере, в бассейне Хуанхэ. Это развитый земледельческий зерновой неолит, знакомый со всеми основными достижениями и нововведениями неолитической революции, кроме росписи. И в первую очередь — с агротехническими приемами выращивания злаков, с принципами одомашнивания животных, с оседлым образом жизни. Зерновое земледелие в данном перечне особенно важно, ибо оно не могло быть перенято с юга, из юго-восточноазиатской зоны незернового неолита.

Еще более очевидно это для южной культуры Хэмуду, которая при всей ее необычной для неолита расписной керамики Китая характеристике вписывается в серию культур расписной керамики Евразии по двум важнейшим признакам — знакомству с зерновым земледелием и с росписью. Оба этих признака с юга, из юго-восточноазиатской зоны не могли быть заимствованы. Стало быть, либо насельники Хэмуду, как и предъяншаоского горизонта бассейна Хуанхэ, самостоятельно овладели агротехникой зернового хозяйства (с выращиванием соответственно чумизы и риса), а со временем и принципами росписи, со всей ее весьма сложной и в основном однообразной для всей серии культур расписной керамики Евразии семантикой и символикой, либо эти признаки были приобретены в результате каких-то контактов с их обладателями.

Большинство современных специалистов склоняются к тому, что весь процесс генезиса развитого зернового неолита протекал в Китае самостоятельно, хотя некоторые из них (речь о западных ученых, в Китае таких нет) оговаривают при этом возможность некоей «диффузии стимулов», которая могла ускорить процесс. На мой взгляд, такие оговорки бессодержательны и могут быть восприняты с немалой дозой юмора: любое рождение связано с оплодотворением, либо оно было, либо его не было. Но если говорить всерьез, то отрицать контакты в процессе генезиса развитого зернового неолита Китая просто невозможно. Контакты были, и были в изобилии на протяжении всей истории становления и развития китайского неолита. И «диффузию стимулов» в этой связи никак нельзя сводить к чему-то второстепенному, сыгравшему лишь вспомогательную роль в сложном процессе становления китайского неолита. Как раз наоборот, эволюция напрямую и в первую очередь зависела именно от такого рода редких, но игравших решающую роль контактов, особенно если условия для восприятия заимствуемых достижений уже созрели.

Каким мог быть механизм гипотетических контактов? Хотя выше шла речь о цепной реакции миграционного потока ранних земледельцев, едва ли всерьез можно говорить о больших потоках мигрантов с запада в Китай. Годные для земледелия районы заканчиваются на территории Средней Азии и северной Индии. Дальше идут неудобные горные долины тибетско-гималайской зоны, пустыни и степи Монголии и юга Сибири с редкими пригодными для земледелия анклавами. Правда, их можно было все же одолеть, освоить, пересечь, но для этого нужны были немалые усилия и время. И если на восток просачивались отряды земледельцев, то их было сравнительно немного, а применительно к тому времени, о котором идет речь (VI—V тысячелетия до н.э.), видимо, и вовсе мало. Во всяком случае, современная археология пока их не фиксирует: между ранними земледельцами Средней Азии и Индии, с одной стороны, и Китая — с другой, промежуточных культур зернового неолита той эпохи не найдено. Неудивительно, что ставится лишь проблема диффузии стимулов. Но согласимся, что «стимулы» сами по себе не перемещаются. Их кто-то как-то разносит — и именно в этом их «диффузия». Но кто? И как?

Гипотетически можно представить себе такую картину. Группа мигрирующих в поисках удобных для поселения земель, не находя их, вынуждена идти все дальше и дальше, время от времени вступая в контакт с местным субнеолитическим населением. Результат мог быть разным, но чаще всего вследствие неблагоприятной для мигрантов ситуации он, видимо, сводился к их ослаблению, если не уничтожению. В любом случае, однако, взаимодействие могло и даже должно было привести к какому-то культурному обогащению субнеолитических групп, т.е. к «диффузии стимулов»: женщины группы мигрантов, будучи включенными в качестве добычи в коллектив победителей, как раз и приносили с собой эти стимулы. Субнеолитические культуры монголоидных собирателей и охотников могли под влиянием такого рода стимулов трансформироваться в освоивших возделывание местных подходящих для этого злаков (на севере зоны чумизы, на юге — риса) земледельцев. Что же касается росписи на керамике, то она в серии культур расписной керамики всегда была делом именно женщин, о чем говорится в специальных солидных работах (см. [228, с. 331]).

Роспись здесь особенно важна: в ней была закодирована духовная культура, весь интеллектуальный опыт предшествующих поколений. Потому-то она почти обязательна в культурах зернового неолита на раннем этапе их существования. Ее нашли в отдаленной от гипотетического района контактов восточнокитайской культуре Хэмуду. Ее в изобилии можно встретить во всех культурах расписной керамики яншао-цинляньганского региона. Нет ее только в предьяншаоском раннем горизонте. Как и почему это могло случиться? Как мог существовать развитый зерновой неолит без росписи, т.е. материальная высокая культура без духовной ее ипостаси? Ответа пока нет. Но можно надеяться, что недалекое будущее позволит решить и эту немаловажную проблему. В любом случае, однако, очевидно, что гипотетическая «диффузия стимулов» не могла не сыграть решающую роль в процессе генезиса зернового неолита в Китае, хотя о его деталях и о миграционных перемещениях ранних земледельцев вдоль бассейна Хуанхэ и тем более бассейна Янцзы с его неожиданностями (самые ранние из обнаруженных культур — на востоке бассейна) говорить пока еще сложно. Для этого слишком мало данных.

Поздний неолит Китая: луншаноидный горизонт

Неолит расписной керамики просуществовал в Китае свыше двух, а кое-где и трех тысячелетий. Однако уже на исходе первого из них он начал приходить в упадок и постепенно трансформироваться. Если говорить в общем, то трансформация сводилась к постепенному уменьшению доли расписной керамики, к утрате многих из высокохудожественных традиций полихромной росписи и к изменению привычного набора типов и форм сосудов. Параллельно шло столь же постепенное наращивание нового качества, главным культурообразующим признаком которого с определенного момента опять-таки была керамика, на этот раз — преимущественно черно-серая, подчас тонкостенная и лощеная. Собственно, именно ее наличием и отличается в первую очередь поздний неолит луншаноидного горизонта и, в частности, классический шаньдунский Луншань от предшествующих ему яншаоских культур расписной керамики. Важно даже не столько исчезновение расписных сосудов и росписи как таковой, сколько появление сосудов черных и серовато-черных, подчас тонкостенных и лощеных. Их выделяют как культурообра-зующий признак, поскольку они были принципиально иным типом изделия: эти сосуды изготовлялись на гончарном круге либо подправлялись с его помощью.

Гончарный круг, ближайший потомок колеса (собственно, оно же, но поставленное горизонтально, приспособленное для иных целей), принадлежит к числу фундаментальнейших открытий человечества после неолитической революции и в этом смысле может быть приравнен лишь к металлургии, открывшей век металла. Историки технологии утверждают, что открытия такого рода совершались в истории лишь однажды и что изобретения, подобные колесу-кругу или металлу, затем распространялись по ойкумене за счет заимствования. Справедливость этого утверждения особенно очевидна на примере гончарного круга, который без колеса как первоидеи вообще возникнуть не мог (стоит напомнить, что в доколумбовой Америке, с ее весьма заметным развитием очагов цивилизации, колеса и гончарного круга не знали). Косвенно отсюда следует вывод: если в отдаленных неолитических культурах, оказавшихся знакомыми с гончарным кругом, колеса еще не было — это едва ли не вернейшее доказательство того, что круг появился там в результате заимствования, а не собственных поисково-технологических потенций.