Читать интересную книгу ПУБЛИЦИСТЫ 1860-х ГОДОВ - Феликс Кузнецов

Мы убедились уже, что публицистика Благосветлова 1861–1862 годов, прежде всего «Современная летопись» журнала и статья «Невольничество в Южно-Американских штатах», всем своим содержанием опровергает предположение Варустина. Но, может быть, руководитель «Русского слова» превратился в «мирного просветителя» в трудную для революционной демократии пору 1863–1866 годов? Время это было не просто трудным — оно было трагическим для крестьянских революционеров шестидесятых годов.

Перенесемся мысленно в ту эпоху и попытаемся представить себе положение демократов-шестидесятников во всей его реальной сложности. Шестидесятники были гражданами и патриотами в самом истинном значении этих слов. Их боль за народ, их ненависть к деспотизму  и крепостничеству, их жажда видеть свою родину процветающей и счастливой толкали к активной деятельности, к поиску реальных путей освобождения народа. Крестьянские волнения, недовольство народа несправедливостью реформы давали им надежду на скорую крестьянскую революцию, которая разом покончит с самодержавием и крепостничеством, с эксплуататорскими порядками в стране. Крестьянские волнения в 1861–1862 годах достигли своего апогея. И пошли на убыль. Надо сказать, что в последующие десятилетия XIX века революционное недовольство крестьянства уже никогда не поднималось до уровня начала шестидесятых годов. Шестидесятые годы — вершина, пик крестьянской революционности, и неудивительна та святая вера в народную революцию, которая питала классический революционный демократизм в лице Чернышевского, Добролюбова, эемлевольцев, которая определяла все их миросозерцание. Объективный драматизм положения заключался в том, что эта вера в революционность русского крестьянства, в его способность подняться и совершить коренной общественный переворот была иллюзорной. И наивно думать, будто эта вера была абсолютной, что  и в пору высшего подъема крестьянской революционности она не подтачивалась тягостными сомнениями. Чернышевский писал в «Письмах без адреса» в 1862 году, когда стало очевидно, что сразу же вслед за опубликованием «Положений 19 февраля» революции не произошло: «Не имеешь духа объяснить свою неудачу настоящею ее причиною — недостатком общности в понятиях между собою и людьми, для которых работаешь; признать эту причину было бы слишком тяжело, потому что отняло бы всякую надежду на успех всего того образа действия, которому следуешь; не хочешь признать эту настоящую причину и стараешься найти для неуспеха мелочные объяснения в маловажных, случайных обстоятельствах, изменить которые легче, чем переменить свой образ действий».

Тревожные мысли об уровне самосознания народа не оставляли в покое и Писарева, который" в апреле 1862 года в статье «Бедная русская мысль» вопрошал: «Проснулся ли он теперь, проснется ли, спит ли по-прежнему — мы не знаем. Народ с нами не говорит, и мы его не понимаем». Горькие размышления о долготерпении народа пронизывали, как мы видели, «Летописи» Благосветлова в особенности в 1862 году, когда уже стало ясно, что крестьянские волнения идут на убыль. Некоторое время оставалась еще надежда на весну 1863 года, когда власти должны были начинать проведение в жизнь новых земельных уставов, провозглашенных «Положениями 19 февраля». Однако уже в феврале — марте 1863 года стало очевидно, что надежды на революционный взрыв по-прежнему остаются иллюзией. «Жалкая нация, нация рабов; сверху донизу — все рабы», — с тоской и горечью скажет впоследствии об атом обескураживающем, порушившем все расчеты шестидесятников факте Чернышевский. «На общее положение взгляд несколько изменился. Почва болотистее, чем думалось. Она сдержала первый слой фундамента, а на втором все ушло в трясину. Что же делать? Слабому — прийти в уныние, сильному сказать: счастье, что трясина выказала себя на фундаменте, а не на последнем этаже, — и приняться вбивать сваи» — так осмыслял новую ситуацию в 1864 году в письме Герцену и Огареву, написанном в Петропавловской крепости, один из организаторов «Земли и Воли», II… А. Серно-Соловьевич.

Ставка на революционность крестьянства, основу основ миросозерцания шестидесятников, оказалась битой.

Во второй половине шестидесятых годов началось некоторое «снижение тона» в революционной теории, началось как в «Современнике», так и в «Русском слове». Эта трагедия, кстати сказать, была трагедией всего второго (демократического, народнического) этапа освободительного движения в России. Начиная со второй половины шестидесятых годов и до конца века, до возникновения марксистской партии в России, революционеры-народники безуспешно бились над одним неразрешимым вопросом: как поднять крестьянство на революцию? Безуспешность этих попыток, как известно, завершилась в героическом отчаянии террора. И все это время теоретическая мысль революционеров мучительно искала выхода, пытаясь объяснить этот исторический фантом, выработать рецепты подъема революционного самосознания масс, нащупать реальные пути освобождения народа. Кипели дискуссионные страсти, создавались системы, пропагандировались самые разнородные рецепты — от писаревской панацеи естественнонаучных знаний до бакунинского «вспышкопускательства»; демократическая общественная мысль неумолимо отходила от классических форм революционного демократизма, выработанных Чернышевским, к субъективно-социологическим построениям позднего народничества. Это «снижение тона» в революционной теории началось уже в «Русском слове» — и оно было исторически неизбежным. Оно отражало растерянность революционеров перед очевидностью факта: «Почва болотистее, чем думалось». Растерянность, но не слабость: публицисты «Русского слова» не пришли в уныние, они принялись «вбивать сваи». Точнее, они попытались в первую очередь глубоко осмыслить эту новую ситуацию, для того чтобы выработать ответ на главный вопрос нового времени: что делать? Какими же путями решать теперь кардинальную задачу эпохи — задачу коренного преобразования общества?

Чтобы ответить на этот вопрос, приходилось обращаться к социологии и философии истории. Не случайно в первых же номерах возобновленного с 1863 года «Русского слова» Благосветлов печатает большую, программную для него работу «Историческая школа Бокля». Английский историк Бокль, автор монументального труда «История цивилизации в Англии», один из основоположников позитивизма — буржуазного течения в философской мысли Европы второй половины XIX века, — пользовался большой популярностью в России шестидесятых годов. Он попытался в своем труде превратить историю в науку. Подвергнув резкой критике идею божественного предопределения в истории, он провозгласил идею закономерности исторического процесса и сделал попытку найти эти закономерности в природных условиях (климат, пища, почва, ландшафт), которые формируют психику людей, их сознание; сознание же человека, его рассудок являются творцом исторической, общественной жизни человека, двигателем человеческой истории. Являясь глубоко идеалистической, концепция Бокля игнорировала значение производственных отношений людей для жизни общества, не касаясь проблем социальных. Вместе с тем Бокль выступал как буржуазный радикал, ратующий за широкие демократические свободы и протестующий против всякого деспотизма, рабства, религии.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});