Читать интересную книгу Водоворот чужих желаний - Елена Михалкова

– Чего ждем? – спросила Катя, мысленно прикидывая, кто из них наиболее опасен. Выходило, что самый старший на вид, коренастый – тот, который назвал ее цыпой.

– А ты куда-то торопишься?

Они заржали, и в ту же секунду, воспользовавшись их расслабленностью, Катя рванулась в сторону и ударила ближнего, стоящего к ней.

Это был не настоящий удар – куском обломившегося полоза она полоснула ему по лицу наискось, вцепившись в черный скользкий пластик изо всех сил, чтобы удержать его.

– А-а-а! – Парень с криком отшатнулся, зажимая рукой подбородок, из которого на снег закапали темные капли.

– Чуваки, у нее нож!

– Вот стерва!

Не теряя ни секунды, девушка бросилась бежать вверх по склону оврага. Пробежать ей удалось несколько метров, а затем она начала карабкаться, молясь о том, чтобы не скатиться обратно. Полоз в руке мешал, и она не задумываясь, сунула его в зубы.

– Стой, сучка!

Обернувшись, Катя увидела троих подростков, лезущих прямо за ней. Двое других остались стоять возле раненого. Остановившись на секунду, она подождала, пока один из преследователей приблизится, и лягнула его ногой по голове. Удар был слабый, но и его хватило, чтобы парень, потеряв равновесие, покатился вниз, увлекая за собой второго.

Не прислушиваясь к ругательствам и угрозам, доносившимся снизу, Катя лезла вверх – туда, где из-за снежного края вырастали стволы деревьев.

„Только бы не свалиться. Только б не свалиться“.

Бросив короткий взгляд через плечо, она увидела, что последний из ползущих за ней отстал. Неудивительно: Катя карабкалась как зверек – цепкий, проворный, быстрый. Страх по-прежнему оставался в ней, но больше не парализовал движения, не мешал думать и просчитывать действия на шаг вперед. Страх стал ее помощником. От него чутье обострилось, и она безошибочно понимала, куда можно ставить ногу, а какой участок пути нужно обогнуть, чтобы не съехать вместе с лавиной снега.

Когда она выбралась из оврага, то даже не обернулась, чтобы не тратить драгоценного времени. Она опередила их, и опередила изрядно, но у нее не было никаких сомнений в том, что на прямой они быстро наверстают упущенное.

Ей нужно укрытие. Оставаться в парке было равносильно смерти, и Катя, тяжело дыша, побежала обратно к домам, по фасадам которых были разбросаны редкие желтые квадратики освещенных окон.

Маша встала с постели, запнулась обо что-то мягкое и чуть не упала. Внизу визгливо заворчали, и она по голосу узнала Антуанетту.

– Цыц! – тихо, но сурово сказала Маша. – Радуйся, что тебя не раздавили.

Она присела, нащупала в темноте шелковистый загривок и провела по нему ладонью. Терьер быстро облизал кончики пальцев влажным языком.

– А где Бублик? Ты почему на полу спишь?

– Сейчас ты тоже будешь на полу спать! – Бабкин присел на кровати, потер глаза. – Почему колобродишь посреди ночи? Который час?

– Не знаю. Я почему-то проснулась.

Маша виновато пожала плечами, села на кровать. Она и в самом деле не знала, отчего проснулась.

– Сон плохой увидела? – Бабкин положил лапу ей на шею, начал медленно, нежно массировать.

Маша зажмурилась от удовольствия.

– Нет, мне ничего не снилось.

Рука на ее шее замерла.

– А что тогда? – удивленно спросил Сергей.

Удивление его было понятным: Маша спала по ночам, как сурок, и разбудить ее мог разве что Костин плач. Но Костя уже вышел из того возраста, когда дети плачут по ночам. А выражение „не спится“ было к Маше неприменимо.

– Не знаю… Сама не понимаю, правда.

Она зажгла ночник и посмотрела на мужа, щурившегося от света. Заглянула в комнату к сыну: Костя крепко спал, свесив руку с кровати. Маша поправила руку, осторожно прикрыла дверь и прошла по квартире, удивляясь себе.

– Отчего-то ведь я проснулась, правда?

Она вернулась в комнату, где хмурый Бабкин разглядывал двух терьеров на кресле: Тонька забралась к Бублику и теперь пыталась потеснить его. Тот в ответ сонно огрызался.

– Никак не пойму, в чем дело, – проговорила Маша. – И Антуанетта наша лежала на полу, когда я встала. Что совсем ей не свойственно.

– Пакость какую-то задумала, наверно. Хотела тебя за голую пятку цапнуть.

Собака подняла голову и выразительно посмотрела на Сергея.

– Да ладно, я пошутил. Смотри-ка, Машка, она обижается.

– Она вообще умница, – рассеянно ответила Маша, думая о том, что заставило собаку лечь на пол. Антуанетта предпочитала кресло и диван. – Кстати, интересно…

Не договорив, что же ей интересно, Маша встала, ни о чем не думая, подошла к окну и раздвинула шторы.

Внизу, на белом снегу, стояла одинокая маленькая фигурка, и, задрав голову, смотрела на Машу.

– Боже мой! – ахнула та. – Катя!

Бабкин в один прыжок оказался возле жены. Ее поражала эта его особенность – с виду большой и неповоротливый, как медведь, Сергей при желании проявлял удивительную ловкость и быстроту реакции.

– Кто это?

– Это Катя!

– Та самая?

– Да! Сережа, у нее что-то случилось. Я пойду…

– Сиди! – оборвал ее Бабкин, уже стоя с другой стороны кровати и натягивая джинсы. – Никуда ты не пойдешь в первом часу ночи. Я сам за ней спущусь.

Пятнадцать минут спустя он сидел на полу, на пушистой искусственной шкуре, купленной Машей специально для него, и рассматривал девушку, сжавшуюся в комочек на кухонном диванчике.

Хорошо было уже то, что она перестала дрожать. Когда Сергей вышел за ней из подъезда, она чуть не бросилась прочь, увидев мужскую фигуру, и подошла только тогда, когда он сказал про Машу. Потом, когда она рассказывала, что случилось, Бабкина поразил контраст между ее относительно спокойным голосом и дергаными, судорожными жестами.

„Изнасиловали“, – первое, что мелькнуло у Сергея в голове, как только он увидел ее перепачканный пуховик, спутавшиеся волосы и длинную царапину на лице. Видимо, та же мысль пришла в голову и его жене, потому что, разглядев Катю, она ахнула, бросилась раздевать ее и потащила в ванную, закрыв за собой дверь на защелку.

Однако по Машиному короткому отрицательному жесту, когда она вышла из ванной, Сергей понял, что его предположение было ошибочным. Он поставил чайник, поплотнее закрыл дверь в Костину комнату, чтобы голоса не разбудили мальчика, и сел в ожидании. Ждать ему пришлось недолго – жена привела умытую девушку в кухню и начала „хлопотать“.

Бабкин уважительно наблюдал за ее „хлопотанием“. Без лишних слов, восклицаний и расспросов она накапала Катерине настойки пустырника, принесла теплый плед, и девушка благодарно улыбнулась, закутываясь в него. „Точно, она ж замерзла, – подумал Сергей. – Я бы и не сообразил“. Маша как ни в чем не бывало, доставала из холодильника какие-то кастрюльки, по очереди демонстрируя их содержимое Кате, как будто не было ничего особенного в том, чтобы малознакомая девушка прибежала к ним под окна в два часа ночи. В конце концов уговорила гостью на бутерброд с сыром и одобрительно глянула на мужа, увидев, что чайник уже вскипел.

На шум прибежала Антуанетта, вспрыгнула на диван и улеглась рядом с Катей, уткнувшись носом в плед. Катя обрадовалась, взяла собачку на руки, сбросила плед и так и сидела, наблюдая за действиями Маши, поглаживая терьера по спинке.

Теперь Сергей смог как следует рассмотреть девушку. Она была среднего роста, светлокожая, с вьющимися каштановыми волосами, глазами такого же красивого орехового оттенка и большим ртом. „Симпатяга. И красотка, должно быть, когда улыбается“, – подумал Бабкин. Сейчас она не улыбалась, а глазищи на лице были испуганными, несмотря на то что Катя старательно загоняла страх вглубь. „Хорошо держится. Она в панике, но перед нами сохраняет лицо. Молодец“.

Катя боялась смотреть на мужа Маши – ей казалось, что он уставился на нее неодобрительно и зло, как свойственно мужикам, разбуженным среди ночи непонятно зачем. Он сидел почему-то не на стуле, а на полу, на шкуре из магазина „Икея“, прямо у стены, и все время молчал. Только пару раз они с Машей обменялись непонятными Кате короткими фразами – фразами для своих, почти никогда не ясными посторонним.

Поэтому Катя смотрела на хозяйку. На нее успокаивающе действовал мягкий Машин голос, и плавность ее движений, и даже то, какими ровными ломтями ложился сыр из-под ножа, приводило Катю в себя. Подумав о сыре, она тут же вспомнила про столовую, в которой его нарезали толстыми, как подошва, кусками, а вслед за столовой в голове всплыла мысль о документах и удостоверении для проходной.

– Сумка! – сглотнув, сказала она, прервав Машу на полуслове. – О господи. Этого еще не хватало!

– Что с сумкой? – хором спросили Маша и Сергей.

– Я ее потеряла. Оборонила в парке.

– Когда?

– Не знаю… наверное, час назад. Может быть, больше.

– Что вы делали в парке? – Бабкин решил, что девочка пришла в себя и теперь можно поинтересоваться, что случилось.