в парчовую перчатку кисть для поцелуя — милость, в прежние дни символизировавшая высшую степень расположения.
— Если Учитель желает наказать меня, он может сделать это, — примиряюще предложил кочевник, не вставая. В знак покаяния одним движением Великий Иерофант сорвал с себя богато украшенную верхнюю мантию и застыл, оставшись в простой нижней одежде.
Красный Феникс мысленно усмехнулся. Ах, вот для чего волчонку вздумалось так нарядиться — подчеркнуть весомость своих извинений! Что ж, за подобные дерзости действительно следует наказывать. Но если ты можешь наказать кого-то только тогда, когда тебе позволяют сделать это, такое наказание — просто игра.
— Нет нужды. Так ты позволишь мне выйти наружу?
— Откройте подарок, — не выпуская благодушно дарованной ему руки, негромко предложил Черный жрец. — Учитель окажет мне честь, приняв его.
Внутри принесенного учеником свертка оказалась одежда серых цветов с доминирующим орнаментом черного. В раздражении Элирий сузил глаза. К чему весь этот нелепый фарс? Чтобы подчеркнуть и без того унизительную перемену в статусе?
— Что это значит? — строго спросил он. — В нашем прежнем мире серый был цветом рабов.
Второй ученик медленно поднялся на ноги. На Материке царила весна, снаружи нежно цвел абрикос, и волос выходца из Великих степей неуловимо пах абрикосом. Отчего-то вдруг захотелось сладких, лопающихся от спелости солнечных плодов, но до их созревания было ещё так далеко. Совершенный тряхнул головой, отгоняя посторонние мысли и сосредотачиваясь на непростой беседе, которая происходила здесь и сейчас.
— В этом смысле ничего не изменилось, — виновато развел руками кочевник. — Но вам придётся облачиться в него. Однако, одеяние не полностью серое — края обрамлены черным.
Память услужливо подсказала: серый цвет в сочетании с любым незапрещенным цветом считался отличительным признаком гражданина, серый же без примесей был цветом рабства. В прежние дни как раз-таки черный был вне закона, а вот сейчас, похоже, он в фаворе и занял место красного.
— Черный цвет истощает вас, а красный — запрещён, — вслух подтвердил его догадки Второй ученик. — Мне очень жаль. В одежде любого другого цвета в моем окружении мессир будет смотреться странно. Если наденете эту накидку поверх ваших титульных одежд и согласитесь вести себя скромнее, я разрешу иногда выходить отсюда в моем сопровождении. А также сегодня же начну переговоры с владетелем Ангу по поводу нашего возможного визита.
С каких пор он должен спрашивать дозволения у собственного ученика? В своих мыслях Элирий витиевато и длинно выругался, но вслух сказал другое:
— Насколько я должен быть скромным?
— Прежде чем делать что-то, что угодно, вашей светлости рекомендовано прежде спросить у меня, — безо всякого выражения кратко объяснил Великий Иерофант.
Лицо Элирия также осталось непроницаемо, будто заледенело. Нарочитая благожелательность вытекла из цианового взгляда и оставила его пустым, как разбитый сосуд.
— Как будет уместно называть тебя… в присутствии других? — как ни в чем не бывало поинтересовался Совершенный, более не утруждая себя улыбкой.
— В присутствии других мессиру лучше всего сохранять молчание.
— Воспрещается ли мне еще что-то?
— Не подумайте дурного: вы ни в чем не ограничены. С вами будут обращаться так же почтительно, как и прежде. Я лишь прошу проявить разумную осторожность… Учитель исполнит мою просьбу?
Что ж, подарок подарку рознь.
Мессир Элирий Лестер Лар отнюдь не был глуп и прекрасно понимал, что в нынешнем положении у него не осталось никаких реальных рычагов воздействия на своего ученика. Тот всё еще прислушивается к нему и сохраняет внешнюю видимость иерархии — из необъяснимой прихоти, будто делая одолжение или играя в какую-то свою игру, смысл которой оставался пока неясен. По факту же Черный жрец был сильнее, намного сильнее — и мог сделать с ним всё, что вздумается, не спрашивая и не реагируя на протесты.
Красный Феникс помнил доставшийся с рождения вспыльчивый нрав сына Великих степей, а потому не намеревался понапрасну будить в ученике злость и испытывать на себе силу его гнева. Стремясь пройти по тонкой ленточке благоразумия, Элирий не собирался провоцировать того, в чьих руках находился, и в то же время не собирался терять лица.
Итак, нужно постараться наладить полезный контакт и завоевать доверие кочевника. Нужно сказать то, что тот хочет услышать, только и всего.
— Не будем спорить, — пытаясь говорить непринуждённо, ровным голосом ответил Совершенный. — Если мой ученик считает это необходимым, у меня нет оснований не доверять ему. Я верю тебе, слышишь?
Приходится верить — особого выбор нет. У волчонка слишком много власти над ним, чтобы опрометчиво отказывать в доверии.
Взгляд Элиара чуть потеплел.
— Я позабочусь об Учителе, — с чувством пообещал Черный жрец, видя, что наставник не собирается замыкаться и игнорировать своего воспитанника. — Для вас я готов взять Север силой, если Первый ученик не пожелает принять посольство добровольно. Так или иначе, мы вступим на территорию Ангу.
— Не нужно поспешных решений, — с сомнением проронил Совершенный. — Не думаю, что Яниэр откажет своему Учителю в простом визите вежливости.
По правде говоря, Элирий вовсе не был уверен в этом. Мир изменился: одни боги ведают, на что и на кого в нем можно рассчитывать теперь. Но другие варианты действий, беспрерывно прокручиваемые в голове, казались еще менее убедительными и реалистичными.
— Сегодняшний вечер обещает быть теплым, — гортанный голос кочевника вновь набрал силу, раздаваясь вольготно и звеня, как горный ручей. — Я слышал, мессир изъявил желание запустить весеннего воздушного змея. Если ваша светлость не против, я хотел бы посодействовать в подготовке и, если угодно, составить компанию.
На сей раз Красный Феникс нашёл в себе силы улыбнуться и милостиво кивнул ученику.
Глава 16
Игры без правил. Часть 2
Эпоха Красного Солнца. Год 277. Сезон начала осени
Беспрерывно поют цикады
Ром-Белиат. Красная цитадель
*черной тушью*
— Что за цирк ты устроил, Лестер? — Едва войдя в комнату, Ишерхэ скривила губы и уставилась на Первородного с нескрываемым раздражением. Тот молча поклонился и, ничем не выдавая эмоций, поцеловал правительнице руку.
Впрочем, неправильно было бы сказать, что Триумфатор «вошла», будто простая смертная. Нет, — скорее, дочь темного бога вплыла в покои верховного жреца, как мощный флагманский корабль, разрезающий носом волну открытого океана.
Помещение пропиталось уютным теплом, даже более того — жаром. Жар исходил от сложенного полукругом каменного очага, в котором пышным красным цветком расцветал огонь, священная стихия Первосолнца. Как известно, пламя — это солнце небожителей, возвращенное землёй небесам. Будучи единственной стихией разрушения, огонь уничтожал всё, чего касался, пожирал все прочие существующие в мире природные стихии: воздух и дерево, землю и воду, а также всякое вещество. Огонь рождался и жил за их счет.
Из этого ненасытного красного пламени Учитель мог черпать силу,