Читать интересную книгу Наш Современник, 2005 № 09 - Журнал «Наш современник»

Мне кажется, это положение, хотя оно и не применяется на практике церковным руководством, даёт церковному народу легальную возможность активнее действовать в этом духе явочным порядком и более настойчиво ставить перед своим священноначалием вопрос об отношении к нынешней неправедной власти и о выполнении Церковью своей миссии духовного вождя. Таким вождем может стать даже один мужественный архиерей в опоре на здоровые силы церковного народа.

Ирина Медведева, Татьяна Шишова

ОКО, ГЛЯДЯЩЕЕ В ОКНО

Когда между верующими людьми заходит спор по поводу электронных документов и установления с их помощью тотального контроля над личностью, противники электронизации обычно слышат от своих оппонентов следующее: «Ну и пусть я буду для власти прозрачным, на здоровье! Я — человек честный, заработков своих копеечных не скрываю, так что пускай отслеживают. Мои перемещения и контакты тоже не могут заинтересовать органы безопасности. Какие у меня маршруты? Дом — работа, работа — дом. По выходным — церковь. Даже если камеру слежения прямо в церкви установят, мне эта камера, что, молиться помешает? И вообще, страх контроля — типичный признак маловерия. Тому, кто с Богом, скрывать нечего. А значит, нечего и бояться».

Короче говоря, не нарушаешь норм морали и права — тебе никакой электронный чип, никакой оруэлловский «телескрин» не страшен.

И вроде бы все правильно, все логично. Но как это часто бывает, житейская, с виду такая безукоризненная логика лишь в первом приближении выглядит непреложной. А чуть углубишься — становится даже странно, как можно было всерьез соглашаться с подобными утверждениями. Да и сам спорщик, немного охолонув и подумав трезво, скорее всего, удивился бы собственному легкомыслию.

ПЛАТА ЗА КОМФОРТ

Давайте отвлечемся от темы ИНН и спросим себя: только ли злодеяния и пороки скрывают от посторонних глаз? Конечно, нет. Нормальные люди скрывают и свою наготу, и то, что происходит в супружеской спальне, и всякие разные отправления организма, и определенные гигиенические процедуры. Словом, то, что показывать неприлично. Интимную сторону жизни.

Но разве понятие интимного сводится только лишь к неприличному? А разговор по душам, причем вовсе не обязательно о любовных тайнах? А письма? Даже если там нет никаких секретов, а просто распрорядок дня в санатории или рассказ о школьных оценках сына, все равно человек чувствует себя оскорбленным, если узнает, что его письма без спросу читал кто-то, кроме адресата. Вспомните, как негодовал Пушкин, обнаружив, что его переписка с женой перлюстрируется почтовым ведомством.

Однако в XX веке интимная область бытия стала сжиматься, как шагреневая кожа. (Мог ли представить себе Пушкин и другие русские классики, что их самые интимные письма и дневники в качестве литературного наследия станут добычей не единичного штатного цензора, а миллионов читателей и почитателей!) И процесс этот был встречным. С одной стороны, люди сами переставали дорожить сокровенным, принося его в жертву на алтарь комфорта. Взять те же письма. С изобретением телеграфа, радиосвязи и телефона коммуникация значительно упростилась. Правда, она утратила конфиденциальность. Чужой человек принимает телеграмму, чужой передает, чужой приносит домой. О переговорах в эфире вообще нечего говорить. Их фактически может подслушать любой, была бы соответствующая аппаратура. Наверно, немаловажную роль, помимо упомянутого комфорта, в том, почему на это согласились, сыграла безликость и незаинтересованность соглядатаев и слухачей. В старину почтовый служащий читал письма с целью выявить политическую неблагонадежность. Это оскорбляло, пугало, сковывало письменное общение. Нынешняя работница почты механически даже не читает, а считает слова, чтобы определить плату за телеграмму. А телефонистка вторгается в разговор, напоминая, что время заканчивается.

С появлением компьютерной связи и Интернета был сделан еще один шаг, а вернее, скачок в сторону открытости. Письмо-«емеля» (e-mail), несмотря на всякие интернетные пароли, может, употребив некие усилия, прочитать кто угодно. Тут даже специального оборудования не нужно, только определенные навыки. Но поскольку ты этих непрошеных читателей не видишь и не слышишь, их будто не существует.

В общем, неуклонная тяга к комфорту и к прогрессу, обеспечивающему комфорт, сыграла чрезвычайно важную роль в рассекречивании частной жизни.

С другой стороны, и государства в XX веке дерзнули установить такой контроль над личностью человека, какой предыдущим правителям даже не снился. Да, Пушкина возмущала не только перлюстрация его писем к супруге, но и то, что царь не позволил ему съездить за границу. Но в Советском Союзе разрешение на выезд, причем для немногих избранных и после многоступенчатой проверки, стало чуть ли не самой невинной формой контроля. Кто при «проклятом царизме» посмел бы предложить то, что впоследствии стало повседневной реальностью и даже нормой жизни: концентрационные лагеря? Концентрация, т. е. скученность заключенных, не предполагала вообще никакого личного пространства. В Германии пошли еще дальше. В фашистских лагерях начали ставить опыты, помещая женщин и мужчин в общую камеру. Дальнейшее зависело от цели научного эксперимента: иногда просто наблюдали за поведением заключенных, а порой и приказывали, когда, с кем и как совокупляться.

Однако на воле у людей все-таки сохранялось — хотя и в урезанном виде — право на интимность. Даже советское государство, где было принято публично осуждать на собрании (это называлось — «прорабатывать») неверного мужа, на которого жена пожаловалась в партком, не лезло к человеку под одеяло.

Впрочем, к середине XX века и в этой области произошли существенные подвижки. Огромную роль в уничтожении интимного сыграл пляжно-курортный отдых. Попробуйте взглянуть глазами наших предков на эти груды полуобнаженных тел — мужских и женских, худых и тучных, молодых и старых, знакомых, малознакомых и совсем незнакомых, лежащих рядом в весьма откровенных, а часто и вовсе не пристойных позах (для равномерности загара), с выставленными напоказ шрамами, бородавками, отвислыми животами. Ведь тогда был сделан семимильный прыжок, по сравнению с которым последующая мода на купальники-бикини, перепонку вместо трусов или обнаженный бюст (сейчас говорят по-иностранному — «топ-лесс») это даже не полшага, а так, почти ненаблюдаемое микродвижение…

А ведь водоемы существовали тысячелетиями. Как, впрочем, и летняя жара. И люди, конечно, купались, но это было делом интимным, а потому сокрытым от посторонних глаз. Для богатых оборудовались специальные купальни. Бедные выбирали какие-то укромные места. Никому и в голову не приходило раздеваться при всем честном народе. Кстати, во многих восточных странах и доныне местное население ведет себя именно так. Да что далеко ходить за примерами! Те из нас, кто любил ездить в Абхазию, пусть вспомнят, много ли они видели абхазских женщин в купальниках. Они даже плавать-то, как правило, не умеют, хотя родились и выросли у моря.

Очень серьезным вторжением в сферу интимного явилось и развитие служб акушерства и гинекологии. Ну-ка образуйте мужской род от слова «повитуха»! Ничего не выйдет, потому что такого слова не существует. Не принимали роды мужчины. А теперь принимают, и даже укоренился миф, будто мужчина-акушер или гинеколог лучше, чем женщина. Про интимность в условиях роддома вообще говорить смешно. Кстати, не все, наверное, знают, что впервые роддома появились в революционной Франции, когда была предпринята попытка существенно урезать и огосударствить частную жизнь. Попытка эта не удалась, так как смертность в роддомах того времени оказалась гораздо выше, чем при домашних родах. Вторично роддома появились лишь после Октябрьской революции, многое перенявшей у французов.

Но все же до второй половины XX века какие-то стороны интимной жизни не демонстрировались и не обсуждались, а для каких-то существовали специально отведенные места. Жующей и пьющей сегодня на каждом углу молодежи, наверное, трудно поверить, что даже еда считалась действием достаточно интимным. Во всяком случае, было совершенно не принято есть и пить в толпе, на ходу, на улице или в городском транспорте. Малому ребенку и тому говорили: «Потерпи до дому». (Исключение составляло мороженое.)

Не принято было совсем недавно и прилюдно наводить марафет. Прическа, завивка, макияж и разные другие способы себя приукрасить — все это были женские секреты, женская интимная жизнь.

Ну а проблемы кишечника, прыщей, гинекологии, потенции и проч. и вовсе были тайнами, открываемыми только врачу. А многие люди и врачей стеснялись! Интересно, что, даже живя друг у друга на головах в коммунальных квартирах, культурные люди умудрялись не посвящать домашних в подробности своей интимной жизни. Мы обе выросли в коммуналках, в тесноте, когда три поколения ютились в одной небольшой комнате. И ни разу не были свидетелями той стороны взрослой жизни, о которой слышали от «продвинутых» сверстников. А знакомый дагестанец, проведший детство в маленькой глинобитной хижине горного аула, однажды признался нам, что никогда в жизни не видел своего отца в трусах!