— Ты не женщина — бульдозер! — орал мой братец на всю машину, а я тем временем судорожно пыталась переключить песню, но в этот момент моя удача вновь улетела в трубу, а телефон — под пассажирское кресло.
Ну а пока я пыталась извернуться и достать его, машину прорезал сигнал от отстегнутого ремня безопасности, а раскатистые барабаны сменились знакомым околоджазовым мотивчиком, и Дар запел:
Ночь. Квартира. Холодильник.
Подхожу — хочу поесть.
Не звучал ещё будильник,
Но уж не на что смотреть!
«Где еда?» — взываю к чести.
Только нет такой на месте.
Если в доме все пропало —
Значит Сашка здесь бывала!
— Я сейчас выключу, — пискнула я, понимая, что телефон достать не получится, и потянулась к колесику громкости на панели.
— Нет, погоди, — остановил меня Психчинский. — Интересная разбавка песен о любви.
— Вы уверены? — слушать стебные песни Дара в компании с Сергеем Павловичем — сомнительное удовольствие, но он кивнул и сделал погромче. А у меня запылало лицо.
Нет, вы не подумайте, песня-то прикольная и даже смешная. Дома я под нее обычно готовлю. Но то дома. И не в компании с Психом, который сейчас максимально внимательно вслушивался в текст. А тем времен Дар, потерявший в какой-то момент связь с рифмой, продолжал:
«Лучше в мире нет сестры!»
Эй, алло, глаза протри!
Бей, пинай, кричи, души —
Но не трожь моей еды!
— Если я скажу, что просто нашла ее в интернете, вы мне поверите? — вклинилась я в разбивку между куплетом и припевом.
— Нет, — усмехнулся Псих и вторило ему протяжное «о-о-о» Толика.
Лучше б был абьюзер,
А не Сашка-объедузер!
(О-о-о)
Объедузер! Объедузер! (Спасайте!)
(О-о-о)
Сашка-объедузер! (Спасайте еду!)
Толик вторил Дару, добавляя мощи звучанию. Хотя о какой мощи может идти речь, когда это старая и даже не студийная запись, сыгранная в папином гараже и прошедшая несколько вариантов не самой качественной обработки. Песня-прикол, написанная ради веселья, когда ребята — в то время еще и правда ребята — только искали себя. Я до сих пор помню свои эмоции, когда мы вместе с мамой стояли в гараже и слушали эту глупую, абсурдную песню. Которая почему-то вместо смеха вызывала слезы. Не обиды — то было странное чувство, замешанное на гордости и удивлении. Когда Дар пел даже что-то настолько нелепое, он отдавал всего себя, словно светился изнутри.
Нет сестры, но есть еда?
Одолжу свою за бакса два!
Заберите, отвезите и отдайте хоть куда:
Женщина-бульдозер дальше справится сама!
Следующие строчки вырвали меня из воспоминаний, заставив улыбнуться. И насторожиться. Если Псих скажет, что песня говно — я расцарапаю ему морду. Я готова терпеть его нелюбовь к моим пиздострадальчиским песням, но нелюбовь в музыке Дара терпеть отказываюсь. Это банальная семейная солидарность. Я может и могу сколько угодно говорить, что его песни не очень, но другим этого делать нельзя. Хотя, если честно, я никогда не говорила Дару, что его музыка какая-то не такая. Просто язык не поворачивался насмехаться над тем, во что человек вкладывает душу.
Летом так вообще напасть —
Хоть горюй да стой и плачь:
Стоит лишь купить арбуза —
Тут как тут наш объедузер!
Ты не женщина — бульдозер!
Будет пузо больше бедер,
Если так продолжишь жрать!
Как же жаль твою кровать…
И снова припев о том, что нужно спасать еду от Саши. А я все-таки сделала потише — настолько тише, что слов было уже не разобрать, — потому что дальше шли строки о любви ко мне. И мне не хотелось, чтобы их слушали другие. В любом случае, эту песню в общем доступе они никогда не найдут.
— Вау, так у тебя брат — музыкант? — спросил Олег.
— Был когда-то, — от чего-то закашлявшись ответила я, то и дело косясь на Психа.
— В смысле был? Он умер?
Я поперхнулась воздухом и закашлялась еще раз.
— Еще вчера был жив. Он завязал, теперь работает в папиной фирме.
Дальше Психчинский помалкивал и следил за дорогой, а Олег, видимо от скуки, решил меня порасспрашивать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— И что за фирма? — он подался вперед, примастив голову на спинке моего сидения. Получалось так, что дышал он мне практически в ухо. Неприятное ощущение, если честно.
— Строительная, — ответила я, сдвигаясь к стеклу.
— Так-так-так… Я знаю все строительные фирмы в нашем городе. Ну-ка давай название! — тоном знатока потребовал он.
— Добрострой, — буркнула я.
— Падажжи, так ты дочка Добронравова? Да ну, правда что ли? Вы с ним совсем не похожи! Он темненький, а ты — рыжая.
— Ага, в маму пошла, — как-то стушевавшись ответила я.
— Блин, как тесен мир, оказывается. Классный мужик, мировой. Он у меня проект увел пару лет назад. Ты, наверное, в курсе. Проект реконструкции Болотнинского парка. Я тогда ух как злился: по гос. программе столько денег выдавили, и тендер был у меня в кармане, но тут в последние дни в гонку вошел твой папуля — и обскакал меня. Обидно, конечно, но парк получился классный. Правда, теперь его в пору Озерным называть, болото-то они очистили.
— Очистили, — слегка неуверенно ответила я.
О парке-то я знала — то был один из известнейших папиных проектов. Вот только Олег врал. Папа не в последний день вошел в гонку: они несколько месяцев работали не покладая рук над презентацией полной реконструкции Болотнинского парка. Папа тогда ночами не спал. Даже после того, как выиграли тендер, легче ему не стало — с марта по октябрь он дневал и ночевал в этом парке. Мама тогда даже шутила и предлагала подарить ему палатку, чтобы он перебрался в Болотнинский на постоянку, а она будет сдавать в своей кровати койко-место посуточно.
Но ничего из этого рассказывать Олегу я не собиралась. Делиться историями своей семьи с ним не хотелось от слова совсем. Поэтому, заметив слегка остекленевший взгляд Психчинского, которого дорога измотала не меньше, чем меня, я ухватилась за него, как за спасательный трос, переключив разговор на него.
— Ты устал?
Он как-то рассеянно кивнул, не отрывая взгляда от дороги. Пока сама не начала водить, не понимала, почему человек за рулем никогда не смотрит на тебя во время разговора. Теперь понимала и старалась не лезть под руку, как это делала подростком, постоянно тыкая папе что-то под нос и требуя посмотреть.
— Я на ногах с шести утра, — ответил Сергей и зевнул.
— Хочешь, я сяду за руль?
Он коротко нервно хохотнул.
— Саш, я только поменял колпаки, так что лучше воздержись. В моем бюджете не предусмотрена еще одна замена в этом месяце. Да и если машина вдруг сломается, сомневаюсь, что мы найдем здесь автосервис.
— Да что ей будет? Она же новая! К тому же я нормально вожу!
— Помню я, как именно «нормально» ты водишь. И колпаки тоже помнят.
— Так это было специально.
— Я в курсе. Но нам осталось минут тридцать. Давай доедем без приключений? Хорошо?
Вел он себя самую малость глупо. Но спорить я не стала — слишком устала для этого. Да и вообще, женщина-муза должна вдохновлять на хорошие поступки, а не вызывать желание бросить ее в полях.
***
Доехали мы и правда без приключений, правда не за тридцать минут, а за час. Примерно половину всего времени мы колесили по маленькой деревушке, вытянувшейся вдоль железной дороги. Я спросила у Психа, почему мы не поехали на поезде, ведь это лишило бы нас некоторых проблем и явно сохранило бы нам нервные клетки, на что он ответил, что не оказалось поездов на нужные нам даты, а если поезда и были — не было билетов.
Что еще больше убедило меня в том, что место гиблое и Белозерову нужно подыскивать что-то другое. Где-нибудь поближе к дому. У нас там тоже были озера, возможно не целебные, но к ним было явно проще добраться.
Домик оказался маленьким и тёмным, типично деревенским: обшитый сайдингом и очень низкий. Просматривался он через невысокий деревянный заборчик хорошо. Я, возможно, не буду биться головой об потолок, а вот Психчинский явно приложится не один раз, а Олег так вообще скорее всего не пройдет в двери.