Дима на удивление умело скопировал старческие интонации, еще и голосом передал всю степень смирения с судьбой. Так умело, что я невольно прыснула со смеху в кулак, а Психчинский лишь приложил палец к губам, прося меня помалкивать Я жестами показала, что закрываю рот на замок и ключ выкидываю в окошко. И как под Димино шоу одного актера не проснулся Олег? Для меня это навсегда останется загадкой. Хотя храп, как аккомпанемент к душераздирающей истории был даже не плох.
— Ты хочешь знать, что было после?
— Очень.
— Она отодвинула меня в сторону тросточкой и вошла в квартиру. И говорит мне такая: «Э-э-э как ты зарос, милок, прямо на моего мужа лесника похож! Он как месяц в сторожке поживет, всегда таким домой возвращается. Но ничего, сейчас баба Капа закатает рукава и приведет в порядок и тебя, и твой дом. А потом еще и оладушков тебе напеку.»
— Не понимаю, почему ты так возмущаешься. Я бы сейчас не отказался от оладушков. Со сметаной и вареньем. О, а можно и с яйцами, ну, знаешь, такими заваренными в сливочном масле.
— Серж, не в оладушках дело. А в моей чертовой сестре, — раздался трагический голос Димы на том конце. — Она наняла женщину, которая мне в бабушки годится, чтобы она убиралась у меня дома. Она меня таким образом пытается ткнуть носом, мол, смотри, братец, какой ты никчемный. Вот только у моей сестренки не получится морально уничтожить меня так же, как это сделала Штукатурова Катополина Вагоновна.
Я зажала рот рукой, чтобы молчать. Однако эскапады Димы были один в один, как жалобы Дара на меня. Хотя, если быть честной, жаловались мы друг на друга с завидной периодичностью, а иногда даже соревновались, кто нажалуется больше. И пока я проводила сравнительный анализ братско-сестринских отношений, упустила часть Диминой оды и вернулась на словах:
— …Димочка, а где же твой сервант? Как это у тебя нет серванта? А где ты хранишь свой сервиз? Что, у тебя нет сервиза? А как же гости? Как ты принимаешь гостей? Димочка, где твой стол? — скрежеща, как старуха и самую малость шепелявя, вопрошал Дима, однако продолжил уже нормальным голосом: — Надо было видеть ее взгляд, когда она поняла, что у меня в квартире нет не только серванта и сервиза, но даже стола. В спальню я ее не пустил — побоялся, что бабушку инфаркт хватит.
— От твоих умений? — глумливо спросил Сергей. — Тебя вроде на помладше тянуло.
— Из-за того, что сплю я на полу, больной. Мне от твоих шуточек дурно стало. Как представил, аж перекосило.
— Я бы пошутил, но я в машине не один, — с каким-то непонятным мне намеком, выдал Психчинский. А из динамиков раздался писк открывшегося домофона. — Дим, только не говори, что ты едешь в магазин за столом.
— Конечно же за столом. За столом, сервизом, сервантом и телевизором. Я, кстати, говорил, что бабуля удивилась, когда узнала, что у меня нет телевизора и я не читаю газет?
— Нет, не говорил, — отстраненно ответил Психчинский, вновь возвращаясь в полосу для обгона, так как в нашей впереди ехал камаз с открытым верхом и в нем были такие крупные камни, что у меня язык не повернулся бы назвать их галькой.
— А, ну вот… я полтора часа потратил на то, чтобы объяснить ей, что у меня не надо убирать. И готовить тоже не надо. Так что теперь еду за роботом пылесосом — глядишь этого окажется достаточно, чтобы наш дражайший Берсерк успокоился.
— Что, уже передумал ее убивать?
— Не цепляйся к словам.
— Ладно, — пожал плечами Псих. — Как там мой кот?
— Твой подкаблучник? Когда я уходил, вылизывал Шизу, а она смотрела на него так, словно он не достоин ее величия.
— Ясно. Не забудь дать ему витамины.
— Не забуду, — протянул Дима так, словно ему напоминали об этом уже не менее ста раз. — Ладно, Сережа, из тебя, как всегда, отличный слушатель, но мне нужно выгонять машину.
— Ты серьезно собрался ехать за роботом пылесосом?
— Серьезнее некуда. Пока.
Психчинский попрощался и сбросил звонок. Прежде чем я успела что-то спросить или сказать, он пояснил:
— Шиза — это кличка кошки.
— А у подкаблучника кличка есть?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да, Бальтазар.
— Мощно.
— Когда я его называл, даже подумать не мог, что он будет ходить за стерилизованной кошкой, которая ему никогда не давала и вероятнее всего не даст. Бальтазар — это тот парень, который вечно сидит во френдзоне.
— Зато он верный, — развела руками я. Тот факт, что у Психчинского есть кот, меня самую малость удивил, но не то чтобы сильно. Это не та информация, которая может шокировать.
Вот скажи он мне, что у него трое детей, я удивилась бы и посочувствовала этим детям. Честно, представить Психа в роли отца семейства я не могла, так же, как, к примеру, не могла представить себя в качестве матери. В институтские годы у меня была одна знакомая, которая рассказывала, как ее накрывает в период ПМС, мол, она рыдает и мечтает о детях. Ну, своих детях. Я тогда ее слушала и охреневала. Благо, мои гормоны пока так не шалят.
— Верный он лишь потому, что кастрированный и домашний. Если бы гулял по улице, сомневаюсь, что он остался бы верным.
— Я поняла, — растянула я губы в улыбке. — Это чтобы мужчина был верным, его нужно кастрировать и посадить дома на цепь? Правильно?
От шока Психчинский даже закашлялся.
— Саша, боже, какие мысли бродят в твоей голове? Мне страшно!
— Обычные мысли среднестатистической женщины, которая самую малость не уверена в себе и боится, что ей могут изменять.
— И что, тебе часто изменяли?
— Мне то? Никогда. Мне изменять опасно. Так сказать, чревато последствиями. Я собственница до мозга костей: что в дружбе, что в отношениях — и не приемлю полумер. Человек либо мой со всеми потрохами, либо совершенно не мой.
— Общение с тобой вообще чревато последствиями, — хмыкнул Псих и постучал себя по все еще травмированному носу. Синяк побледнел и пожелтел, да и отек спал, но следы были заметны.
— Слушай, а я как-то упустила один момент. А Никита тебе его сломал или просто разбил?
— Саш, ты когда-нибудь видела человека со сломанным носом?
— К счастью, не приходилось.
— Да, действительно к счастью. А у меня, мой добрый заказчик киллера, всего лишь ушиб. Через пару дней все пройдет. Хотя, когда мне сломали его в первый раз, у меня был перелом со смещением и мне его вправляли, а потом я еще некоторое время ходил с шиной. Самое смешное, что это было во время сессии: я страшно гундосил, и один из преподавателей так надо мной ржал, когда я рассказывал билет, что специально задавал мне доп. вопросы, потому что знал, что я на них отвечу. Вот только ржал не только он, но и студенты, которые вообще-то должны были писать свои билеты. Большим посмешищем в своей жизни я еще никогда не был. Ну и я этой гниде сразу же решил мстить: пошел в деканат, а там, по счастливому стечению обстоятельств, сидел ректор и пил чаек с нашим деканом. Так что я, недолго думая, начал в красках описывать, как надо мной бедным несчастным издевались. Над Сережей отличником, который не мог ни говорить нормально, ни дышать.
— Вау! И что стало с преподом? Его уволили?
— Нет, конечно. В теории это могло бы закончиться чем-то плачевным, но у меня в зачетке стояло «отлично», так что они всего лишь пожалели меня несчастного. Ну, а чтобы я не пошел жаловаться в министерство образования, посулили мне автоматы по остальным предметам. Да только они у меня уже стояли. Вот и стоим мы в деканате, смотрим друг на друга — я на них, они — на меня — и не знаем, что делать, а за окном каркают вороны.
— И чем все закончилось?
— О-о-о, — протянул Психчинский, — пришел этот самый преподаватель и давай меня на все лады расхваливать. Мол, посмотрите на Сережу, лучший студент на потоке. Скажу так, чувствовал себя в этот самый момент я идиотом, так что гнусаво попрощался и свинтил.
— Это была поучительная история?
— Да.
— И чему она должна была меня научить?
— Нужно больше думать о результатах своих поступков.