по Москве вместе с дождем. Нет, скорее, наперерез, наперекор ему. Почти ничего не видел от заливающих глаза струй, но продолжал идти. Где-то в районе Ленинских гор (сам не знаю, как меня туда занесло) меня остановил милицейский патруль. Видок у меня был, надо полагать, тот еще, документов при себе не было, в общем, выглядел я образцово-подозрительным типом. Молодой сержант с круглым рябоватым лицом долго принюхивался, даже довез до ближайшего поста ГАИ, попросил коллег «пусть подышит в трубочку», потом не верил, утверждал, что прибор, наверное, сломался, пока «коллеги» не отправили его восвояси.
– Ладно, обойдемся без вытрезвителя, – буркнул сержант. – Посидишь, пока разберемся, что ты за фрукт такой.
Ночь я провел в «обезьяннике», поразившем меня почти полной пустотой, только какой-то дед (а может, и не дед, но потасканный изрядно мужичонка) время от времени завывал: «Отпустите, ироды! Отпустите душу на покаяние!»
Утром за мной приехала бледная, с красными от бессонницы глазами, Таня. Тщательно переписав данные из привезенного ею моего паспорта, недовольный сержант меня выпустил, хотя обещал «присматривать». В другой момент я, пожалуй, рассмеялся бы. Присматривать! До сегодняшней эпохи вездесущих камер наблюдения и прочих возможностей «присмотра» оставались еще годы и десятилетия. Но в тот момент мне было не до смеха.
– Я беспокоилась, – прошептала Таня, когда мы оказались наконец на улице. И прижалась ко мне, словно ища опоры. Ужасно, если вдуматься. Таня, которая всегда сама была опорой, которая тянула на себе все, улыбаясь и не унывая. А я только принимал.
Как в той отвратительной поговорке про любовь: дескать, всегда так, один целует, другой подставляет щеку. Я и щеку-то подставлял не слишком охотно. Но – подставлял. И ведь женился! Если бы повернуть время вспять! А сейчас – поздно. Поздно мчаться разыскивать Тосю. Я отыскал бы! Но как быть с Витькой и Оленькой? И – как быть с Таней? Такой подлости она точно не заслужила. Уж будто можно заслужить подлость… И я ведь даже попросить у нее прощения за эти мысли не мог. Мне легче не станет, а ей будет больно – за что? Эту ношу нести мне одному. Пусть я не мог Таню полюбить, по крайней мере так, как горела любовь к Тосе. Но не сделать хуже – мог. Обязан был.
– Все хорошо, родная, – пробормотал я, не глядя ей в глаза. – Все хорошо… – повторил, словно сам себя старался в этом убедить… – Все хорошо…
Глава 12
– Все хорошо, – бабушка обошла вокруг застывшей перед зеркалом Олеси. – Только бледная ты совсем. Погоди секунду…
Отражение и впрямь походило на призрак. Темно-синее платье неплохо оттеняло золотистые локоны, но лицо… Крась не крась, все одно недельная утопленница получается. Да и не идет Олесе яркий макияж, и платье строгое. Слишком строгое, но она давно не уделяла внимания гардеробу, выбирать-то и не из чего. Может, все-таки джинсы? И блузку поярче? Или даже джемпер, вот этот, бледно-бирюзовый, Каринин, кстати, подарок на прошлый Новый год. Но подруга предупредила жестко: никаких джинсов! Пятница, вечер, ресторан – вот и будь добра выглядеть соответственно.
Она все-таки приложила к себе джемпер – прямо поверх платья. Так вроде получше. Нет, в самом деле лучше! Была бы длинная юбка – и нормально. А офисный «карандаш» до колена… нет.
– Значит, что? – спросила она у своего отражения. – Джинсы?
– Лесенька, в джинсах в ресторан неприлично, – вернувшаяся бабушка выдернула из ее рук джемпер и приложила что-то к вырезу платья.
Удивительно! Окружающий горловину волан моментально перестал напоминать о безнадежной старой деве, смягчился, принимаясь намекать на скрывающиеся под ним тайны. Скрывалось, по правде сказать, не так чтоб много, но строгий вырез вдруг стал чуть не соблазнительнее самого бесстыдного декольте. И грудь обрисовалась. Чудеса! В платье-то ничего не изменилось. Всего лишь брошь. Олеся помнила ее с детства. Играть с «драгоценностью» не позволялось, только смотреть, и тогда брошь казалась воплощением первого бала Золушки. Скромно, строго, но в то же время волшебно. Камень поделочный, темно-синий, с полупрозрачными прожилками, немного светлее платья. И нежная «кружевная» оправа вокруг овальной середины украшена бледно-голубыми кристалликами – не то фианит, не то хрусталь. И из-за этих, наверное, искорок и платье, и сама Олеся преобразились сказочно.
Бабушка улыбалась.
Под окнами коротко бибикнули. Карина! Олеся клялась, что и сама прекрасно доберется, но подруга была непреклонна: еще сбежишь, не доехав, так спокойнее.
– Опять эта унылая хламида! – скривилась Карина, открывая для Олеси пассажирскую дверь. – Погоди, не влезай, ну-ка, распахни свой жуткий лапсердак.
– Карин, другого у меня нет, он теплый и вполне приличный, – довольно резко ответила Олеся, ей уже хотелось вернуться домой и никуда, никуда не ездить, ни в какой ресторан, никуда и никогда. Пуховик, однако, расстегнула, даже шарф приспустила.
– Хм. Знаешь, а ничего, – покачала головой Карина. – И не просто ничего, а вполне ничего себе. Ладно, садись, я уж хотела тебя в бутик какой-нибудь тащить, а времени нет, нас ждут.
Ждали их прямо на крыльце ресторана, Олесе, разумеется, незнакомого, но, по уверениям Карины, весьма приличного. Не слишком модного, но и не затрапезного. Главное, подумалось Олесе, не огромного и пышного, а небольшого и уютного.
– Кариночка, ты никогда не говорила, что у тебя такая красивая подруга! – широко улыбался носатый брюнет с заметными залысинами и даже, кажется, брюшком. – Артурчик, не стой столбом!
«Жених» Олесю разочаровал: неужели Карина решила, что обеспеченность перевешивает чувства?
Стоявший справа красавчик, поименованный Артурчиком, легко коснулся Олесиного локтя, словно подсказывая: пуховик следует оставить в гардеробе. И так ловко подошел сзади, что она, совсем отвыкшая от того, что кто-то помогает раздеться, и опомниться не успела, как в огромном зеркале слева вместо черной вороны в блондинистом парике увидела стройную златовласку, на груди которой сияла звезда.
Красавчик даже шарф не уронил!
– Мальчики, мы сейчас! – Карина зачем-то потянула ее вправо, где на деревянных дверях красовались стилизованные «бронзовые» фигурки мальчика и девочки.
– У меня что, колготки поехали? – испугалась Олеся, оказавшись внутри дамской комнаты.
– Да отлично все! – Здесь тоже было зеркало, но Карина взглянула в него лишь мельком. – Слуш, а то потом забуду! Она тебе никого не напоминает?
– Кто?
– Да гардеробщица же!
– А должна? Я на нее и не смотрела.
– Иди сюда, – Карина приоткрыла дверь, поднеся к узкому проему извлеченное из сумочки зеркальце.
– Мы играем в шпионов? – хмыкнула Олеся.
– Ты смотри давай, а то я уже начинаю думать, что у меня крышу уносит.
Согнувшись и покрутив головой, Олеся сумела