Читать интересную книгу Книга снобов, написанная одним из них - Уильям Теккерей

Тем временем мистер и миссис Грей живут себе в переулке близ Грейз-инна, с одной кухаркой и нянькой, у которых полны руки хлопот, и счастливы самым возмутительным и противоестественным образом. Им бы никогда и в голову не пришло проливать слезы из-за обеда, наподобие жалобно хнычущих дам семейства Обри, моего любимого сноба из романа "Десять тысяч в год"; напротив того, они принимают скромное пропитание, ниспосылаемое им Судьбой, очень охотно и с благодарностью, — мало того, но временам даже уделяя часть этого пропитания голодному другу, — что может засвидетельствовать благодарный автор.

Стоило мне обмолвиться об этих обедах и о превосходных лимонных пудингах, которые умеет готовить миссис Грей, нашему общему знакомому, великому мистеру Голд-мору, директору Ост-Индской компании, — как лицо этого джентльмена выразило близкий к апоплексии ужас, и он едва пролепетал:

— Как! Разве они дают обеды?

По-видимому, он думал, что с их стороны это преступление, — и то уже удивительно, что они вообще обедают; ему, должно быть, представлялось, что они, собравшись у кухонного очага, тайком гложут кости и заедают их сухой коркой. Когда он встречает Греев в обществе, ему удивительно (и свое удивление он выражает всегда очень громко), как это жена может появляться прилично одетой, а на муже совершенно целый фрак, без единой заплаты. Мне пришлось слышать, как он распространялся насчет их бедности перед целой аудиторией в "Клубе Поджигателей", к которому имеем честь принадлежать и мы с Греем.

Мы почти каждый день встречаемся в этом клубе. В половине пятого мистер Голдмор является на Сент-Джеймс-стрит из Сити, и вы можете видеть, как он читает вечерние газеты, сидя в фонаре окна, выходящего на Пэл-Мэл, большой, толстый, полнокровный мужчина, в светлом жилете, с большой связкой брелоков на большом животе. У него большие карманы, битком набитые письмами агентов и документами разных компаний, где он состоит директором. На ходу все его брелоки побрякивают. Хотел бы я иметь такого дядюшку, — и чтобы своих детей у него не было. Я бы его любил и нежил и был к нему очень почтителен.

В самом разгаре сезона, в шесть часов вечера, когда весь свет собирается на Сент-Джеймс-стрит, и кареты вкатываются и выкатываются со стоянки среди толчеи кебов, апатичные лица франтов с эспаньолками смотрят из окон "Клуба Уайта", и вы можете видеть, как почтенные седовласые джентльмены кивают друг другу сквозь зеркальные окна "Клуба Артура", красные куртки стремятся быть

Бриареями, чтобы держать под уздцы всех господских лошадей сразу; перед дворцом Мальборо маститый швейцар в красной ливрее греется на солнышке, — в этот самый оживленный час лондонского дня вы видите светло-желтую коляску, запряженную парой вороных, с кучером в тесном парике из шелка-сырца, с двумя лакеями в пудре и бело-желтых ливреях, а в коляске — солидную женщину в переливчатом шелку, пуделя, розовый зонтик; все это подъезжает к воротам "Клуба Поджигателей", выскакивает паж и докладывает мистеру Голдмору (которому это отлично известно, ибо он глядит в окно, а с ним вместе еще человек сорок клубных поджигателей):

— Коляска подана, сэр. Голдмор кивает головой.

— Так не забудьте, ровно в восемь, — говорит он мистеру Малигатони, тоже директору Ост-Индской компании и, взойдя в коляску и плюхнувшись на сиденье рядом с миссис Голдмор, едет сначала на прогулку в Парк, а потом домой, на Портленд-Плейс. Глядя, как коляска уносится прочь, клубные денди помоложе втайне воспаряют духом. Это как бы часть их заведения: коляска принадлежит клубу, а клуб принадлежит им. Они провожают коляску сочувственным взглядом; а в Парке смотрят на нее с полным знанием дела. Но стоп! Мы пока еще не дошли до "Клубных снобов". О мои доблестные снобы! Какой переполох поднимется среди вас, когда вы увидите эти очерки в печати! [65]

Так вот, теперь вы можете судить, что за человек этот Голдмор. Тупой и надутый Крез с Леднхол-стрит, в общем добродушный и любезный, любезный до жестокости.

— Мистер Голдмор всегда будет помнить, — говорит его супруга, — что не кто иной, как дедушка миссис Грей, командировал его в Индию, и хотя эта молодая женщина вышла замуж весьма неосмотрительно, потеряв свое положение в обществе, ее муж, кажется, очень способный и работящий молодой человек, и мы готовы сделать все от нас зависящее, чтобы ему помочь.

И они приглашают Греев на обед два-три раза в течение сезона, а для усиления любезности дворецкому Баф-фу приказано всякий раз нанимать одноконный экипаж, чтобы привезти их на Портленд-Плейс, а потом отвезти домой.

Разумеется, я слишком хороший друг обеих сторон, чтобы не передать Грею, какого мнения о нем Голдмор и как он был изумлен, узнав, что безработный адвокат все-таки обедает. Фраза Голдмора насчет Грея даже стала ходячей шуткой среди нас, клубных остряков, и мы, бывало, спрашивали Грея, когда он в последний раз пробовал мясо, не отнести ли к нему домой каких-нибудь остатков от обеда, и вообще подтрунивали над ним на все лады.

И вот как-то раз, возвратившись домой из клуба, мистер Грей сообщил своей супруге удивительную новость: он пригласил Голдмора на обед.

— Дорогой мой, как ты можешь так жестоко шутить? — с дрожью в голосе сказала миссис Грей. — Да ведь миссис Голдмор не уместится в нашей столовой.

— Успокойтесь, миссис Грей; ее милость в Париже. Приедет только сам Крез, а потом мы поедем в театр — в "Сэдлерс-Уэлз". Голдмор говорил в клубе, что Шекспир, по его мнению, великий драматический поэт, и ему следует оказывать покровительство. От таких его слов я воспылал энтузиазмом и пригласил его к нам на банкет.

— Господи! Чем же мы будем его кормить? У него два француза-повара, ты знаешь, еще миссис Голдмор всегда нам про них рассказывает, а сам он чуть не каждый день обедает с олдерменами.

На что Грей ответил ей, цитируя моего любимого поэта:

Простой баранины, о Люси,Ты приготовь нам к трем часам:Вкуснее и сочней, клянуся,Не снилось блюда и богам.

— Но ведь кухарка захворала; а ты знаешь, какой неприятный человек этот Паттипан, кондитер…

— Молчи, фрау! — воскликнул Грей густым трагическим басом. Распоряжаться этим пиром буду я! Делай все так, как я тебе велю. Пригласи нашего друга Сноба разделить с нами пиршество. Я же беру на себя труд доставить все нужное.

— Не трать много, Рэймонд, — попросила жена.

— Успокойся, робкая подруга Не Имеющего Практики. Обед для Голдмора будет вполне соответствовать нашим скудным средствам. Лишь повинуйся во всем моим велениям.

И, поняв по плутовскому выражению его физиономии, что затевается какая-то сумасбродная шалость, я с нетерпением стал ждать завтрашнего дня.

Глава XLII

Снобы и брак

Ровно в назначенный час (кстати, не могу здесь не выразить презрения, ненависти и негодования по адресу жалких снобов, сенсации ради приезжающих на обед в девять, когда их приглашали к восьми. Так пусть же преследуют таких негодяев отвращение и неприязнь одних честных людей, неодобрение других и проклятие поваров — и мстят за общество, которое эти снобы попирают ногами!), повторяю, ровно в пять часов — время, назначенное мистером и миссис Рэймонд Грей, — можно было видеть молодого человека изящной наружности в новом фраке, чьи ровно подстриженные бакенбарды указывали на аккуратность, чья легкая походка изобличала стремительность (ибо он был голоден, как бывает всегда в обеденный час, в котором бы часу ни обедал) и чьи густые золотистые волосы, вьющиеся по плечам, выгодно оттенялись совершенно новым цилиндром стоимостью в четыре шиллинга девять пенсов, повторяю, можно было видеть этого юношу, направлявшегося по Битлстоун-стрит к Грейз-инну. Нет надобности говорить, что этой личностью был мистер Сноб. Он-то, будучи приглашен к обеду, никогда не опаздывает. Но продолжим наше повествование.

Хотя мистер Сноб, возможно, льстил себя надеждой, что производит сенсацию, выступая по Битлстоун-стрит со своей богато позолоченной тростью (и действительно, даю честное слово, несколько пар глаз глядело на меня из мастерской мисс Сквилсби — модистки с вывеской, что напротив Рэймонда Грея, — у нее еще в окне три шляпки из серебряной бумаги и две модных французских картинки, засиженные мухами), однако волнение, вызванное моим приходом, было ничто в сравнении с тем, какое взбудоражило всю эту маленькую улочку, когда в пять минут шестого по ней промчались кучер в сырцовом парике, желтая обивка и желтые лакеи, вороные кони и блистающая серебром упряжь мистера Голдмора. Улица эта очень маленькая, с очень маленькими домами, большинство из них с очень большими медными дощечками, такими же, как у мисс Сквилсби. Торговцы углем, архитекторы и землемеры, два врача, один стряпчий, один учитель танцев и, разумеется, несколько агентов по продаже домов занимают эти домики — маленькие двухэтажные строения с маленькими оштукатуренными портиками. Карета Голдмора высилась чуть ли не над крышами: вторые этажи могли бы пожать руку Крезу, покачивавшемуся на мягком сиденье; нее окна этих вторых этажей в один миг заполнились детьми и женщинами. Были там миссис Хаммерли в папильотках, миссис Саксби в криво надетой накладке, мистер Риглз, который подглядывал сквозь кисейные занавески, не выпуская из рук горячего стакана с грогом, — словом, был большой переполох на Битлстоун-стрит, когда карета мистера Голдмора подъехала к дверям мистера Рэймонда Грея.