побежал к зданию «Адмиралтейства», небольшому, в сравнении с настоящим, петербургским Адмиралтейством, домику в голландском стиле, стоявшим на берегу пруда. Там хранились лодки и жила команда матросов, назначенная специально для лодочных прогулок.
— Отчего же ты так вдруг обеспокоился денежным вопросом? — с некоторым изумлением спросила Екатерина. — Не беспокойся, друг мой, несмотря на безумства твоего папа́, средств и тебе ещё хватит! Мы не какая-нибудь Швеция, где король живет на дотации Версаля…
— Да просто, бабушка, очень уж мне интересно, как в государстве всё установлено, как армия устраивается, финансы там, торговые всякие предприятия… Мне бы с другими людьми ещё познакомиться, а не только с мосье Де Ла-Гарпом!
— Смотрите, каков! — улыбнулась государыня, обращаясь к английскому послу, мистеру Фицгерберту. — Его, как славного нашего предка, Петра Первого, интересуют подробности своей будущей роли, все, вплоть до йоты!
— Мистер Фицгерберт, — обратился я к тому на английском, — скажите, какого рода занятия наибольшей степени способствуют благополучию и процветанию наций?
Англичанин изобразил на лице стандартный вариант любезной и неискренней «придворной» улыбки. В те времена англо-саксы еще не носили на лицах постоянный заученный дружелюбный оскал, так что, каждый раз им приходилось улыбаться отдельно для каждого случая.
— Несомненно, сие зависит от положения страны, принц. Такие обширные и богатые землёю страны, как Ваше отечество, обретают богатства в плодах земледелия; а такие бедные, как моя родина, вынуждены полагаться на неверные волны и ветра, а равно трудолюбие своих ремесленников.
— Да, вот: ремёсла и торговля. Кто у нас главный по торговле и ремеслам?
— Граф Воронцофф, я полагаю!
— Вот! Бабушка! Граф Воронцов! А какой из…?
— Мистер Фицгерберт разумеет Александра Романовича, мой свет! — с улыбкой объяснила императрица.
— Вот. Давайте мне его, пусть расскажет всё, что знает!
— Это нетрудно, он сейчас при дворе.
— Так прикажите найти его! Пожалуйста!
Рассмеявшись, императрица отдела нужные указания, и после окончания нашей прогулки граф А. Р. Воронцов* (президент Коммерц-коллегии — прим) предстал передо мною на аллее перед Эрмитажным павильоном.
Александр Романович оказался плотным господином близко к пятидесяти годам. Похоже, он уже был наслышан про мои вдруг прорезавшиеся таланты, и смотрел слегка настороженно; так могут относиться к опасному душевнобольному, пока ещё тихому, но готовому в любой момент взорваться буйством.
— Мне сообщили, Ваше Высочество, вы желаете узнать про устройство нашего хозяйства, торговые и промышленные установления державы Российской. Сочту за честь в меру сил своих просветить вас!
— Прекрасно, граф. Давайте присядем вон там, да и поговорим спокойно!
Мы устроились на массивную, чугунного литья, парковую скамью. Вечерело, и, хотя темнота в Царском Селе наступит ещё нескоро, в воздухе уже замелькали надоедливые комары.
— Вы, кажется, при дворе человек новый?
Граф слегка поклонился.
— Истинно так. На днях всемилостливейше назначен в Совет при высочайшем дворе!
— Очевидно, за заслуги перед Отечеством?
Тёмные глаза графа оценивающе пробежали по моему лицу. Видно, он не мог понять, что малолетнему отроку нужно рассказать про деятельность поднадзорного ведомства, чтобы тому было не скучно.
— Государыня высоко оценила усилия и результаты, достигнутые на сибирских заводах по выплавке серебра.
— Очень интересно! Расскажите про это!
Из долгого разговора с графом выяснилось, что в России имеется два сереброплавильных завода — Нерчинский на Амуре и Колывано-Воскресенский на Алтае. Недавно, благодаря новым методам плавки руд, выплавка на этих заводах достигла невиданных ранее тысячи пудов ежегодно.
— Ого. И сколько это в деньгах?
— Более чем восемьсот тысяч рублей, Ваше высочество!
Я замолк, пытаясь понять, насколько велика эта сумма. Лет сто назад это были очень весомые деньги — при царе Алексее Михайловиче город Киев был куплен у поляков за 146 000 рублей, правда, несколько более весомых. Но для 1787 года сумма эта в любом случае была уже не особенно значительной.
— А бюджетная роспись у нас сейчас в какую сумму?
В тёмных глазах графа мелькнуло веселье; видимо, очень забавным показалось ему словосочетание «бюджетная роспись» из уст от десятилетнего мальчугана.
— Финансовою частью заведует Экспедиция Сената, и подробности сего предмета мне неизвестны. Но, полагаю, около 45 миллионов в год.
Так-так. Сумма-то от этих заводов получается очень даже небольшая. В основном деньги поступают не отсюда!
— Хорошо, понятно. А откуда же в казну идут основные доходы?
— Эти средства вообще в казну не идут — это личные доходы императрицы!
Из дальнейших ответов Воронцова стало понятно, что в основном деньги поступают с крестьян в виде подушной, а с казенных крестьян — ещё и «оброчной» подати. Вторые по значимости государственные доходы — от водочных и соляных откупов. Довольно существенные деньги — около двух миллионов ежегодно — шли от таможенных платежей. На этом пункте я решил остановиться подробнее.
— Какая таможня приносит наибольший доход?
— Конечно же, Петербургская!
— А кто у нас начальник Петербургской таможни?
— господин Даль, Карл Иванович!
— Он, наверное, человек занятой, да?
— Конечно, Ваше высочество! К тому же немолод и очень болен.
— Таак… Ну, наверное не стоит беспокоить такую важную особу. А есть там ещё толковые чиновники?
— Ну, вот, извольте: г-н Радищев Александр Николаевич, коллежский советник, правая рука управляющего. Между прочим, занимался составлением ныне действующего таможенного тарифа. Честнейший и талантливейший человек, верный слуга Ея величества!
— Вот, давайте ко мне этого Радищева. Пусть и расскажет мне про эти таможенные дела!
— Прекрасный выбор, Ваше высочество. Он наилучшим образом вам всё разъяснит!
— Весьма на то надеюсь. А как обстоят у нас дела с производством металлов? Кто может просветить меня на сей предмет?
За время нашего разговора Воронцов, похоже, сумел свыкнуться с необходимостью удовлетворить внезапно прорезавшееся любопытство девятилетнего наследника престола, задающего совсем не детские вопросы.