Читать интересную книгу Стивен Ликок. Юмористические рассказы - Стивен Ликок

— Отличный, — одобрил Уилли. — А я дарю отцу сигары.

— Да, да, я тоже сначала думал о сигарах. Мужчинам всегда подавай сигары и папиросы. Тут уж не ошибешься. Послушай, а не выкурить ли нам по одной? Можно взять их снизу. Они тебе понравятся — это русские. Куда лучше египетских.

— Благодарю, — ответил Уилли. — С большущим удовольствием. Курить я начал только прошлой весной, когда мне стукнуло двенадцать. По — моему, очень глупо начинать курить в детстве. Верно? Никотин может задержать рост. Лично я выкурил первую папиросу в двенадцать лет.

— Я тоже, — сказал Эдвин, когда они затянулись. — Впрочем, покупать папиросы я бы не стал и сейчас, да вот нужно было сделать подарок отцу. Я просто должен подарить ему что-нибудь от Санта-Клауса. Знаешь, он верит в Санта-Клауса самым серьезным образом.

А тем временем Кларисса показывала своей подруге Ульвине восхитительный миниатюрный набор для игры в бридж, купленный ею в подарок матери.

— Какая очаровательная грифельная дощечка для записи цифр! — воскликнула Ульвина. — А этот прелестный голландский рисунок… Или, может быть, он фламандский? Как по-твоему, дорогая?

— Голландский, — сказала Кларисса. — Он такой оригинальный. А нравятся тебе вот эти чудесные коробочки? Во время игры сюда кладут деньги. Я могла бы не брать их — за них пришлось платить отдельно, — но, по-моему, так несовременно — играть без денег. Правда?

— Ужасно! — согласилась Ульвина. — Но ведь твоя мама никогда не играет на деньги?

— Мама! О, разумеется, нет. Для этого она чересчур старомодна. Но я скажу ей, что сам Санта — Клаус положил сюда коробочки для денег.

— Она, должно быть, так же уверена, что Санта-Клаус существует, как и моя мама?

— О, совершенно уверена, — ответила Кларисса. И добавила: — Давай сыграем небольшую партию — вдвоем, по-французски? Или, если хочешь, по-норвежски. По — норвежски тоже можно вдвоем.

— С удовольствием, — обрадовалась Ульвина.

И через несколько минут они сидели, углубясь в игру, а возле каждой из них возвышался столбик серебряных монет.

Спустя полчаса оба семейства в полном составе снова сидели в гостиной. Разумеется, никто и словом не обмолвился о подарках. Казалось, все были поглощены рассматриванием картинок в красивой толстой библии, которую мистер Джонс приготовил в подарок своему отцу. И все сошлись на том, что теперь, с помощью этой книги, дедушка сможет легко и быстро отыскать любое место в Палестине.

А наверху, на самом верху, сидя в своей гостиной, дедушка Джонс любовно разглядывал подарки, которые стояли перед ним на столе. Это были изящный графин для виски с серебряными инкрустациями снаружи (и с виски — внутри) для сына и большой никелированный варган[24] для внука.

Еще позднее, далеко за полночь, человек или дух — словом, некто, носящий имя Санта — Клаус, взял все подарки и запихал их в чулки каждого из обитателей дома.

Но так как он был слеп — ведь слепым он был всегда, — то он все перепутал и роздал подарки так, как это было описано выше.

Однако на следующий день, в течение рождественского утра, все само собой стало на свое место: ведь рано или поздно все становится на свое место.

И вот около десяти утра Браун и Джонс играли в поезд, миссис Браун и миссис Джонс шили платья для куклы, мальчики курили папиросы, Кларисса с Ульвиной играли в бридж на свои карманные деньги.

А наверху, на самом верху, дедушка пил виски и играл на варгане.

И несмотря ни на что, рождество оказалось таким же веселым, каким оно бывало всегда.

Старая-престарая история о том, как пятеро мужчин отправились на рыбную ловлю

Это всего лишь рассказ об одной рыболовной вылазке. Его нельзя назвать новеллой. Тут нет острого сюжета, ни с кем не случается ничего экстраординарного, и никто никого не убивает. Вся суть этого рассказа — в его исключительной правдивости. Он повествует о том, что произошло не только с нами, пятью городскими жителями, о которых пойдет речь, но и о том, что произошло и происходит со всеми остальными любителями рыбной ловли — от Галифакса до Айдахо, — которые, как только начинается лето, спускают свои лодки на непотревоженную гладь наших канадских и американских озер, наслаждаясь тишиной и прохладой раннего летнего утра.

Мы решили выехать ранним утром, ибо, по общему мнению, раннее утро — самое подходящее время для ловли окуней. Говорят, что окуни клюют именно ранним утром. Вполне возможно. В сущности, этот факт легко поддается научной проверке. Окунь не клюет между восемью утра и двенадцатью дня. Он не клюет между двенадцатью дня и шестью вечера. Не клюет он и между шестью вечера и полуночью. Это общеизвестно. Вывод — окунь бешено клюет на рассвете.

Так или иначе, вся наша компания единодушно решила отправиться в поход как можно раньше.

— Кто раньше встанет, тот и рыбку поймает, — изрек полковник, как только зародилась идея рыболовной экспедиции.

— О да, — подтвердил Джордж Попли, управляющий банком. — Мы непременно должны выехать на заре, чтобы попасть на отмель, когда рыбы видимо — невидимо.

Когда он сказал это, у всех нас заблестели глаза. Еще бы! От таких слов просто сердце замирает. «Выехать на заре, когда рыбы видимо — невидимо». — эта мысль может взбудоражить любого мужчину.

Если вы прислушаетесь к разговорам, которые ведутся в мужской компании где-нибудь в пульмане, в коридоре гостиницы или, еще лучше, за столиком в первоклассном ресторане, вам не придется долго ждать — вскоре один из собеседников произнесет такую фразу:

— Итак, мы выехали спозаранку, как только взошло солнце, и отправились прямо на отмель.

А если вам и не удастся расслышать его слова, то вы увидите, как вдруг он широко, чуть не на метр, расставит руки, желая поразить своего слушателя. Это он показывает размеры рыбы. Нет, не той рыбешки, которую они поймали, а той огромной рыбины, которую они упустили. Она была уже почти у них в руках, у самой поверхности воды. Да, у самой поверхности. Если сосчитать всех огромных рыб, которые были вытащены почти на самую поверхность наших озер, количество их окажется просто невероятным. Или, во всяком случае, оно представлялось мне таким в былые времена, когда у нас еще существовали бары и ресторанчики, где подавали это гнусное шотландское виски и этот отвратительный джин. Противно даже вспоминать о таких вещах, не так ли? Зато всю зиму в этих ресторанчиках отлично ловилась рыба.

Стало быть, как уже было сказано выше, мы решили выехать на рассвете. Чарли Джонс, служащий железнодорожного управления, сказал, что в Висконсине, когда он был еще мальчишкой, они обычно выходили в пять утра — не вставали в пять утра, а в пять были уже на месте. Оказывается, где-то в Висконсине есть озеро, где окуни водятся тысячами. Кернин, адвокат, сказал, что, когда он был мальчишкой — они жили тогда на озере Россо, — они выходили в четыре. Да, на озере Россо есть такое место, где окуней видимо — невидимо; люди просто не успевают закидывать удочки. Однако найти это место трудно, очень трудно. Сам Кернин мог бы его найти, но, как я понимаю, маловероятно, чтобы какой-нибудь другой человек мог сделать это. И ту отмель в Висконсине тоже, пожалуй, не найти. Стоит вам разыскать ее, и все будет в порядке, но это очень — очень трудно. Чарли Джонс может ее найти. И будь мы сейчас в Висконсине, он привел бы нас прямо на место, но, по-видимому, никто другой, помимо Чарли, не знает, как туда добраться. Точно так же обстояло дело и с полковником Морсом. Он знал одно местечко на озере Симко, где постоянно удил рыбу много лет назад, и, пожалуй, он мог бы найти это местечко даже и сейчас.

Я уже говорил, что Кернин — адвокат, Джонс — железнодорожник, а Попли — банкир. Но мог бы не говорить. Читатель догадался бы об этом и сам. В любой компании рыболовов всегда найдется адвокат. Вы сразу отличите его. Единственный из всех, он вооружен рыболовным сачком и складным стальным удилищем с катушкой, при помощи которой рыбу вытаскивают на поверхность воды.

И там всегда имеется банкир. Банкира вы сразу узнаете по его нарядному виду. В банке Попли ходит в своем банковском костюме. Собираясь на рыбалку, он надевает рыболовный. Из этих двух костюмов второй явно лучше первого, потому что на банковском есть пятна от чернил, а на рыболовном нет ни одного пятна от рыбы.

Что касается нашего железнодорожника, то — и читатель знает это не хуже меня — его всегда можно узнать по длинной жерди, которую он сам срезал в лесу, и по десятицентовой леске, намотанной на ее конец. Джонс говорит, что такой леской он может поймать столько же рыбы, сколько Кернин — своим патентованным складным удилищем с катушкой. Что правда, то правда. Ровно столько же, ни больше и ни меньше.

Но Кернин утверждает, что с помощью его патентованного снаряда можно, подцепив рыбу на крючок, дать ей как следует заглотнуть его. А Джонс говорит, что ему плевать на это: насадите ему рыбу на крючок, и он тут же вытянет ее из воды. Кернин уверяет, что Джонс упустит ее. Но Джонс говорит, что у него рыба не уйдет. Он берется вытащить рыбу, и он вытащит ее. Кернин рассказывает, что ему не раз случалось (на озере Россо) держать рыбу на крючке больше получаса. Теперь я уже забыл, почему он переставал ее держать. Возможно, что рыбе просто надоедало висеть на крючке так долго, и она уходила.