Парень этот первым, с утра пораньше, на гулянку прибежал. И что бы вы думали! Оказалось, что выпить-то он и не может. Нет, водичку там, квасок – за милую душу, пожалуйста. А вот хмельного – никак! Стоит ему чарочку винца или кружечку пива в руку взять, как руку-то начинает крупной дрожью бить. Как он ни пытается, а не может хмельного до своего рта донести!
В общем, целый день народ пытался его напоить. Пробовали даже налить ему вина в ведро, чтобы он, значит, голову туда сунул, да только он попробовал над этим ведром наклониться, как у него голова затряслась. Только лоб себе о край ведра разбил.
Вот тут народ и понял, что непростой старичок в Пустоши поселился.
Шалай помолчал, а потом задумчиво добавил:
– Серьезным дед колдуном оказался. Кое-кому здорово помог, кое-кого от страшных болезней вылечил. Пару-тройку раз убить его хотели, да только хотельщикам этим солоно пришлось. – Он посмотрел на меня. – Если к нему в ямину попадешь, обрати внимание на кота его. Тридцать лет назад этот кот был атаманом крупной шайки. Безумной отваги и дерзости человек. От королевских гвардейцев дважды отбивался. Да вот задумал Отшельника заставить сделать кое-что… Теперь вот в котах живет, мышей и крыс, говорят, знатно ловит!
– А парень-то этот, ну, драчун который, так до сих пор антиалкогольной трясучкой страдает? – неожиданно поинтересовалась Эльнорда.
– Парень этот два года назад умер, – усмехнулся Шалай. – От старости. Так до конца жизни больше ни капли и не выпил.
Именно в этот момент Шалай свернул с широкой наезженной дороги на хорошо утоптанную, но достаточно узкую тропу, вильнувшую в глубину леса. Мы с Эльнордой послушно повернули за ним, а за нами последовали и остальные наши спутники. Буквально через пару минут сзади послышался вопль до боли знакомого тембра:
– Куда вас понесло!.. Шалай, надень свою кастрюлю, у тебя голова перегрелась, и ты дорогу перепутал!.. Да что вы в этом лесу потеряли!.. Стойте!.. Я не могу ехать по этому бездорожью!..
Наш обозник явно не хотел следовать в арьергарде нашего отряда по узкой лесной тропе. Однако я почему-то был уверен, что его возок вполне укладывался в ширину нашей тропки. Поэтому я остановил своего жеребца, сделав знак воеводе продолжать движение по намеченному маршруту.
Фродо на своем пони и четверо гвардейцев Шалая проехали мимо меня очень быстро, а вот возок оперуполномоченного все не появлялся на тропке, хотя визгливый голосок карлика явственно приближался. Только вот звучал он как-то странно:
– Да-а-а-а… по-о-до-о-о-жди-и-и-те вы-ы-ы ме-е-е-ня-я-я… Не-е-е бро-о-о-са-а-а-йте-е-е ме-е-е-ня-я-я одно-о-о-го-о-о. Я-а-а все-е-е до-о-о-ло-о-о-жу-у-у пра-а-а-вит-вит-вит-те-е-е-лю-ю-ю.
Тут за ближним кустом, скрывавшим от меня изгиб тропы, послышался странный звук, похожий на щелк сработавшего капкана, и визг пропал. А еще через минуту передо мной появились ездовые козлы, бодро перебиравшие тонкими ножками, и следом за ними наконец великолепный Твистов возок.
И тут мне стало все понятно! Возок вполне проходил по тропе, но сама тропа в отличие от дороги была довольно густо перевита древесными корнями. Мы ехали верхом и потому не обратили внимания на сей интересный факт, а вот для лишенной рессор брички Твиста тропка действительно была не слишком удобной. Во всяком случае, Твист сидел на своей скамеечке, бросив вожжи и ухватившись за сиденье обеими руками. И тем не менее все его хрупкое тельце тряслось и подпрыгивало самым причудливым образом.
Козлы дошли до моей лошади и остановились, благоразумно не пытаясь ее объехать. Я смотрел на карлика и удивлялся его молчанию, а он смотрел на меня исподлобья и… почему-то не произносил ни слова! Наконец я не выдержал:
– Ты что это молчишь?
Карлик обиженно шмыгнул носом.
– Неужто язык проглотил?
В ответ – новый шмыг.
– Ну что случилось-то? – не на шутку встревожился я странным поведением маленького визгуна.
– Яжик пўикусиўв… – почти не разжимая губ пробормотал он наконец.
И тут мне стало его невыразимо жалко. Он был таким маленьким, таким несчастным и таким молчаливым, что я совершенно забыл, насколько он нагл и противен. Нагнувшись с седла, я спросил:
– Твои козлы без тебя-то никуда не убегут?
Он поднял испуганные глазки и замотал головой. Тогда я подхватил его под мышки, поднял и посадил на своего жеребца перед собой. Твист и тут промолчал, но когда я тронул своего коня шагом, а Твистовы козлики побежали за нами следом, весело погромыхивая полегчавшей тележкой, я услышал придушенно-искаженное:
– Шпашипо…
Однако, чтобы догнать наших спутников, мне пришлось перейти на рысь, и карлика, не имевшего стремян, снова немного потрясло. И все-таки эта тряска была гораздо более плавной, да и я старался в меру сил придерживать малыша.
Конечно, мои ребята позубоскалили, когда увидели, что я везу Твиста на своей лошади. Но в меру. Грохот Твистова шарабана вполне объяснял мои действия и оправдывал их в глазах моих в общем-то добросердечных спутников.
Таким порядком мы ехали до самого вечера, и когда остановились на ночевку на прелестной лесной поляне, окруженной вековыми дубами и неправдоподобно высоким орешником, как-то само собой получилось, что Твист расположился около общего костра.
Поужинали мы быстро, но укладываться спать не торопились. Общий разговор затянулся за полночь. Правда, никаких планов мы не строили, а просто рассказывали друг другу разные истории. Молчавший карлик был почти незаметен, но, поглядывая на него, я отлично видел, что ему очень интересно, и он с удовольствием внес бы свою долю историй. Если бы мог.
Палатка была поставлена только для нашей прекрасной дамы, хотя она и резко протестовала против такого преувеличенного, по ее мнению, внимания.
Ночь прошла спокойно, а утром оказалось, что Твист забрался в палатку Эльнорды и проспал там до самого подъема. Однако, как ни странно, эльфийка отнеслась к этой вопиющей наглости карлика с презрительным пренебрежением.
С этого дня так и повелось. По лесным тропам, ставшим отныне нашей главной дорогой, Твист передвигался, сидя перед моим седлом, пищу он принимал за общим для всего Братства столом, а ночи проводил в единственной имевшейся у нас палатке. Правда, в полном одиночестве, поскольку Эльнорда наотрез отказалась пользоваться этим временным пристанищем после того, как увидела, что из него выбирается заспанный карлик.
Всеми этими явно незаслуженными благами Твист пользовался с удивительной непосредственностью, награждая нас взамен почти полным молчанием, хотя я прекрасно понимал, что его язык «выздоровел» уже на следующий день после кросса на козлах по пересеченной местности. Кстати, его козлы безропотно тащили опустевший шарабан и выглядели при этом чрезвычайно довольными.
Так мы и путешествовали без каких-либо особых приключений в течение последующих четырех дней. Наша маленькая компания очень подружилась с пятью Шалаевыми гвардейцами. Эти бравые вояки преклонялись перед Душегубом, считая его непобедимым, были готовы на все ради прекрасной Эльнорды, дружески-покровительственно относились к маленькому Фродо и несколько сторонились моей особы, явно не понимая, что делает этот угрюмый старикан в их боевой компании. Тем более, что при каждом удобном случае я доставал подарок Твердобы и погружался в увлекательное чтение. А грамотность, как я понял, в этой стране была явлением довольно редким и приравнивалась к серьезному чародейству.
Когда вечером четвертого дня мы остановились на ночлег, Шалай отозвал меня в сторону и, опустив глаза в землю, негромко проговорил:
– Завтра ты один дальше поедешь…
– Почему? – удивился я.
– Вон за тем оврагом Вересковая Пустошь начинается, а по ней даже вдвоем пройти нельзя. Один обязательно сгинет.
– То есть как сгинет? – Мое удивление росло на глазах.
– А так! – Шалай слегка повысил голос. – Только что он был и вдруг пропадет… Сгинет. А потом окажется, что он объявился лигах в двухстах от Пустоши и не помнит ничего.