аммонитов сменить рацион и опуститься на дно.
Но это все-таки маловероятный ход событий, зато исчезновение хорошо прогревающихся эпиконтинентальных морей было равносильно исчезновению всемирных печек. Чумаков Н. М. писал, что в мелу наблюдалось одно из самых сильных за последние 400 млн лет повышений уровня мирового океана[123]. Имеется в виду именно начало мелового периода, а не его конец, когда уровень океана гораздо ближе к современному. Тогда образовывались огромные, мелкие и хорошо прогреваемые моря, раскинувшиеся над современными континентальными равнинами. Уровень океана в юрский период был тоже довольно высок. Шельфовые (вернее, эпиконтинентальные) моря тропического пояса интенсивно испарялись. А зона теплого «тропического» (тропический климат не был в строгом смысле этого слова тропическим — не был приурочен к тропикам) климата в мезозое распространялась гораздо дальше от экватора: как на юг, так и на север. Это приводило к созданию соленых и плотных, тяжелых вод, которые могли вслед за тем опускаться на глубину, формируя теплые подводные течения, и растекаться по всему океану, формируя как бы его теплую «подкладку». Но главное, они были весьма плотными. В этих плотных и весьма соленых слоях воды и могли обитать аммониты, по мере же поднятия континентов, сокращения внутренних морей и, главное, похолодания климата уменьшилось и испарение — соленость стала падать, исчезли и плотные соленые океанические течения. Удивительным образом снижение уровня моря привело к тому, что вода у его поверхности стала менее плотной, а значит… а значит, для того, чтобы в ней перемещаться, надо было стать легкими… И сегодня хрящевых рыб, приспособленных к жизни в пресной воде, почти нет, именно потому, что хрящевые рыбы, не имеющие даже костного скелета, удивительным образом для пресных вод слишком тяжелы. Зато лучеперые отлично живут как в пресных, так и в соленых водах.
Лучеперые рыбы с их плавательными пузырями — это, по сути дела, подводные мини-дирижабли, которым газ позволяет оставаться на плаву, не применяя усилий. Напротив, ничего подобного у брюхоногих моллюсков не наблюдается. Хотя в раковинах аммонитов используется тот же принцип, что в плавательных пузырях современных лучеперых рыб: пустые камеры раковины заполняются газом, увеличивающим плавучесть, раковины наутилусов гораздо легче раковин аммонитов (да и сами они значительно меньше своих ископаемых родичей).
Древние головоногие не единственные, кому так не повезло с плавучестью. Хрящевые рыбы вообще лишены такого замечательного устройства, как плавательный пузырь. Именно попытки минимализировать расход энергии при поддержании тела в воде привели хрящевых рыб к созданию плавающих организмов конструктивного типа «простыня» с безразмерными плавниками, скатов, и освоению подводного «парения». В соленой воде хрящевые рыбы еще в состоянии держаться на плаву, но в пресных водоемах расход энергии на это увеличивается колоссально. Они буквально тонут. Как неспециалист подозреваю, что тенденция производить крупных детенышей у хрящевых рыб также отчасти связана с отсутствием плавательного пузыря. Если взрослый тяжеловес просто тратит усилия на поддержание себя в воде, то мелкому существу приходится еще и сопротивляться течениям, и это тоже требует усилий, получается двойной расход энергии, уже лучше быть сразу крупным. Впрочем, это ни к чему не обязывающее предположение — биология рыб от меня так же далека, как геология Южного Урала.
Среди хрящевых рыб есть обитатели пресных вод, головоногие же моллюски потерпели в этом полное фиаско. И это при том, что их родичи — брюхоногие и двустворчатые моллюски — в пресных водоемах чувствуют себя отлично. Неудача головоногих может быть связана в частности, с тем, что они не могут (в массе своей) ограничиться простым и безмятежным сидением на дне либо меланхоличным ползанием по тому же дну. Хотя среди каракатиц есть и прирожденные «пешеходы», головоногие в массе приспособлены к активному поиску пищи. Именно плавание (без плавательного пузыря) в неплотных водах с умеренной соленостью для головоногих при всем желании (даже если бы они научились поддерживать солевой баланс в своих организмах) представляет огромную сложность. Я, скорее всего, сильно преувеличиваю: все-таки современные головоногие если и сохраняют остатки раковин, то, как правило, уже в рудиментарном состоянии. Как бы то ни было, обладающим толстой (пусть и отчасти заполненной газом) раковиной аммонитам плавать в водах с низкой соленостью было сложно. Аммонитам пришлось, как сказано выше, искать себя в роли обитателей придонья.
Тот факт, что «теплая подкладка» океана существовала, подтверждается распространением теплолюбивых морских организмов, по крайней мере в мелу, на крайнем севере и на крайнем юге. Конечно, не стоит преувеличивать степень подогрева древних морей, но все-таки в целом они были теплее современных.
Снижение уровня моря было связано с изменением климата и не только, мало того, исчезали хорошо прогревающиеся и долго удерживающие тепло внутриконтинентальные моря. Меловой период не просто так меловой, действительно, тогда запасы мела создаются так же интенсивно, как и в каменноугольном периоде — запасы угля. Над сотворением залежей мела трудятся именно морские организмы, когда океан отступает, все эти запасы постепенно обнажаются, место прогревающейся и запасающей тепло воды занимают меловые скалы с отменным альбедо (то есть хорошо этот свет отражающие). Климат портился, вернее, становился холоднее. Кстати, отступление морей способствовало изменению состава материковой флоры. Во-первых, первые цветковые возникли, видимо, именно как виды-пионеры, приспособленные к стремительному занятию территорий, а тут появляются огромные просторы для освоения. Кроме того, так как вымирают наземные виды, ранее связанные с океаном, изменяется транспорт минеральных веществ от океанов и прибрежий вглубь материков, что также сказывается на флоре. Морские птицы ведь не исчезли, так что можно говорить именно об изменении потоков минеральных веществ вглубь материков, а не об исчезновении этих потоков, тем не менее это изменение также влияло на растительность, а вслед за ней и на все организмы.
Конечно же, и само по себе колоссальное сокращение акватории было ударом по рыбоядным (или размножающимся вблизи от моря) организмам. Речь не о том, что все жители океанских окраин по мере изменения поступления минеральных веществ с континента и отступления океанов, подобно аммонитам, опустились на дно, вовсе нет, но искать и добывать пищу стало намного сложнее. Океаны на какое-то время сильно опустели, мелководья уменьшились: рифы вокруг обретших новые очертания континентов еще предстояло нарастить.
Поздние птерозавры, мы помним, в массе своей любят рыбу и все с ней связанное, но есть среди них и исключения — тот же кетцалькоатль, а это уже поздний (позднее некуда) мел, мог питаться и питался, скорее всего, на суше. Дуглас Лоусон нашел его останки в отложениях, которые не то что не имеют никакого отношения к морским, но