На террасе сидело несколько групп монахов. Некоторые слушали диаконов, зачитывающих вслух отрывки из Писания.
— Многие из них неграмотны, — вздохнула Тессэ. — Монахам следует изучать Библию и ее толкования, а большинство не умеет читать.
— Такой была церковь и во времена Константина в Византии, — тихо заметил Николас. — Она по сей день остается церковью креста и книги, сложного, напыщенного обряда в неграмотном мире.
Продолжая путь по монастырю, путники увидели немало групп иноков, поющих псалмы и гимны на амхарском. Со стороны келий и пещер доносился гул голосов, тянущих молитвы, а в воздухе, казалось, висел запах людей, живших здесь на протяжении сотен лет.
Пахло дымом и благовониями, испортившейся едой и экскрементами, потом и набожностью, страданиями и болезнями. Рядом с монахами находились паломники, отправившиеся в путь или принесенные сюда родственниками, чтобы обратиться с мольбой к святому или искать исцеления от хвори.
Здесь были слепые дети, плачущие на руках матерей, прокаженные, у которых плоть отваливалась от костей, находящиеся в коме и страдающие от болезней тропиков. Их стоны и хрипы сливались с пением монахов и далеким рокотом Нила.
Наконец трое странников добрались до входа в пещерный собор, посвященный святому Фрументию. Вход в него напоминал пасть рыбы, но по краям камень покрывали изображения звезд, крестов, а также лики святых. Картины были совсем примитивными, выполненными охрой и прочими естественными красками. Тем не менее они привлекали своей детской простотой. Глаза святых рисовали огромными и обводили по краю углем; на лицах угодников было написано спокойствие.
Вход охранял диакон в зеленом одеянии. Когда Тессэ поговорила с ним, тот улыбнулся и знаками пригласил войти. Притолока оказалась низкой, и Николасу пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться головой. Но, переступив порог, он выпрямился и пораженно огляделся.
Потолок был столь высок, что утопал в сумраке. Каменные стены покрывали фрески, и бесконечные легионы ангелов и архангелов смотрели на вошедших в неверном свете масляных ламп и свечей. Росписи отчасти скрывали длинные гобелены, почерневшие от копоти и обтрепанные по краям. На одном из них архангел Михаил восседал на гарцующем белом коне. На другом Дева Мария склоняла колени у подножия креста, а над ней бледное тело Христа истекало кровью из раны, нанесенной копьем римлянина.
Так выглядел внешний неф церкви. В дальней стене была распахнутая массивная деревянная дверь, охраняемая стражами. Трое путешественников пересекли зал, пробираясь между коленопреклоненными просителями и паломниками, одетыми в тряпье, погруженными в собственные страдания и благочестивые размышления. В тусклом свете лампад, сквозь голубые струи дыма курений они казались заблудшими душами, обреченными вечно скитаться во тьме чистилища.
Гости монастыря подошли к трем каменным ступеням, ведущим к дверям. Здесь путь им преградили двое диаконов в высоких шапках с плоским верхом. Один из них строго заговорил с Тессэ.
— Они не пустят нас даже в средний зал, квиддист, — с сожалением заметила та. — А за ним находится макдас, святая святых.
Путешественники заглянули в зал, не входя, но в сумраке едва смогли различить дверь во внутреннее святилище.
— Только рукоположенные священники могут входить в макдас, поскольку там находятся табот и могила святого.
Огорченные и разочарованные, они вышли из пещеры и пошли по террасе.
Странники пообедали под звездным небом. Воздух оставался горячим, и вокруг них вились тучи москитов, не решаясь сесть на намазанную репеллентом кожу.
— Так вот, англичанин, вы хотели оказаться здесь. И как же вы собираетесь искать животное, ради которого так далеко забрались? — Борис выпил водки и снова сделался агрессивен.
— С первыми лучами солнца я хочу послать следопытов изучить местность вниз по течению, — сообщил Николас. — Дик-дик обычно проявляет активность рано утром и поздно вечером.
— Не учи дедушку свежевать кошку, — заявил Борис, путаясь в поговорках и наливая себе еще водки.
— Пусть отправятся по следу, — продолжил Николас, ничуть не сбитый с толку. — Полагаю, следы полосатого дик-дика выглядят так же, как и обыкновенного. Если они отыщут свежие отпечатки, пусть затаятся в самых густых кустах и ждут появления животных. Дик-дик очень привязан к своей территории и не уходит от нее далеко.
— Да! Да! — проговорил Борис по-русски и затем опять перешел на ломаный французский. — Я скажу им. А вы чем займетесь? Неплохо проведете время в лагере с дамами, милорд англичанин? — Он ухмыльнулся. — Если повезет, то скоро отдельные домики не понадобятся. — Борис засмеялся собственной шутке. Тессэ встревоженно поднялась и отошла в сторону, сказав, что хочет присмотреть за шеф-поваром.
Николас пропустил мимо ушей грубую шутку.
— Мы с Ройан двинемся через кусты вдоль Дандеры. Там вполне может жить дик-дик. Прикажи своим людям держаться в стороне от реки. Не хочу пугать дичь.
Они вышли из лагеря на рассвете. Николас двигался впереди, неся ружье и легкий рюкзак, рассчитанный на один день. Они шли медленно, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться. В кустах, судя по звукам, шныряли мелкие млекопитающие и птицы.
— У эфиопов не принято охотиться, так что, полагаю, монахи не тревожили животных здесь, в ущелье. — Николас указал на следы маленькой антилопы, отпечатавшиеся на влажной глине. — Бушбок Менелика, — заметил он. — Обитает только в этой части страны. Очень ценный трофей.
— И ты действительно надеешься отыскать дик-дика твоего дедушки? — спросила Ройан. — Ты очень убедительно говорил с Борисом.
— Разумеется, нет, — усмехнулся Николас. — Думаю, старик все выдумал. Я склонен поверить, что он действительно использовал шкуру полосатого мангуста. Мы, Харперы, боремся за место под солнцем, не всегда придерживаясь строгой правды.
Они остановились полюбоваться на нектарницу, порхающую над кустом желтых цветов на уступе. Хохолок маленькой птички сверкал на солнце изумрудами.
— Зато это дает нам прекрасный предлог пошарить по кустам. — Харпер обернулся, чтобы убедиться: из лагеря их не видно и не слышно. Жестом он предложил Ройан присесть на поваленный ствол. — Давай определимся, что мы ищем. Скажи мне.
— Остатки надгробного храма или развалины некрополя, где жили рабочие, сооружавшие могилу фараона Мамоса.
— Значит, надо искать следы каменной или кирпичной кладки, — согласился Николас. — Особенно колонны или статуи.
— Каменное свидетельство Таиты, — кивнула Ройан. — Оно должно быть выбито на скале. Хотя могло обвалиться, зарасти или выветриться — не знаю. Даже представления не имею. Придется шарить вслепую.