Читать интересную книгу Король без трона - Морис Монтегю

Бруслар, опустив голову на руки, вспоминал события дня. Последний был неудачен. Не приведший к желанным результатам заговор еще не беда: можно начать снова, не жалея средств и людей. Но это открытие его плана было знаменательно: оно обличало измену.

С некоторого времени у него ни в чем не было удачи. За каждым его шагом следили: стоило ему двинуться с места, как немедленно около него оказывался драгун справа, жандарм — слева, и другие синие или красные мундиры появлялись поблизости. Это начинало надоедать. Приходилось сознаться, что завелся один или несколько изменников среди им самим организованного отряда, среди людей, которых он считал вполне надежными. Только этим и можно было объяснить постоянный неуспех его лучших планов.

Кроме того, сегодняшний день обошелся очень недешево. Из двадцати пяти человек, только что собравшихся в зале Дианы д’Этиоль, сколько осталось живых в эту минуту? А главное, главное…

Бруслар опустил голову. Им овладело уныние, а вместе с тем в его душе поднялось жуткое сомнение в своем заветном деле, в его справедливости и законности. Он размышлял:

«Бурбоны? Граф Прованский, д’Артуа? Какие странные, непонятные люди! Их поведение в отношении Людовика Семнадцатого — ложь, воровство, преступление! А против своих приверженцев? Подлость, постоянная измена, все — чужими руками, ничем не рискуя сами… Ведь они — не законные наследники трона, а между тем так охотно играют эту роль в дни удачи, при всякой же опасности скрываются со сцены. Сколько раз обещали преданным, ослепленным шуанам, что из Англии прибудет принц королевской крови, чтобы стать во главе их и идти на Париж! Увы!

Каждый раз дул противный ветер, и никто не появлялся! В Кибероне тоже ждали графа д’Артуа, а он прохлаждался в Лондоне.

Герцог Беррийский[6], как говорили, был более рыцарем, но именно потому-то и не решался объявить себя законным наследником, не будучи им в действительности. Герцог Энгиенский поплатился за всех без своего ведома, помимо своего желания. Он убит… Знал ли что-нибудь он?

А этот белокурый юноша, разъезжающий по дорогам Франции в белом мундире, под именем Гранлиса, этот сын Людовика Шестнадцатого и Марии-Антуанетты… Какая странная судьба, какое роковое сцепление обстоятельств! Что можно сделать для него, которого все отвергают, которому все изменили? Он вычеркнут из числа живых и отказывается действовать сам ради каких-то неизвестных соображений… Как вывести его на свет Божий и надеть ему на голову трижды отнятую у него корону? Бедный принц! Те, кто спас ему жизнь, вместе с тем предали его гражданской смерти».

Так размышлял под сенью леса Бруслар. Горькое чувство все более поднималось в его душе, им овладевало невольное желание оставить свою неблагодарную борьбу, бросить всех этих принцев-королей на произвол судьбы. Его легендарная преданность пошатнулась… Он почувствовал непреодолимое желание покоя и отдыха среди природы, вдали от кровавых столкновений, от лжи и обмана… Да, перестать быть Брусларом, превратиться в простого крестьянина.

Прошел целый час. Отдохнувший шуан поднялся и снова отправился в свой неведомый путь.

Наступил бледный рассвет, когда Бруслар подошел к деревне Вье-Мулен, состоявшей из десяти-двенадцати убогих избушек, сгруппировавшихся около первобытной, полукаменной церкви.

Бруслар постучал в дверь первой от дороги избушки условным стуком. Она немедленно отворилась, и путник вошел в дом. Минут через двадцать он вышел оттуда переодетый крестьянином, с бородой, покрытой пылью почти добела, в старой зеленой шляпе, надвинутой на глаза, в грязной и желтой, выцветшей блузе, в заплатах и дырах.

Из сарая выкатили старую повозку, куда запрягли такую же старую, белую лошадь. Бруслар сел в тележку, нагруженную дешевыми овощами, взял веревочные вожжи, щелкнул кнутом и шагом поехал со двора. Крестьянин, вышедший за повозкой, кричал ему вслед:

— Счастливого пути, хозяин!

Жалкий экипаж со скрипом покатился по дороге, а широкоплечий шевалье Бруслар плотно сидел в нем, между кочанами капусты.

Деревня просыпалась: где-то залаяла собака, ей ответили другие, запел петух, за ним другой… Солнце вышло из-за леса; птицы приветствовали его единодушным пением.

Бруслар ехал задумавшись, еще сильнее ощущая желание покоя и отдыха, забыв на время свои тревоги и сомнения…

Стук лошадиных подков вывел его из задумчивости. Он выпрямился и принял умышленно грубый и наивный вид.

Показались два всадника, покрытые пылью от долгой езды, как будто они скакали всю ночь… Бруслар сейчас же узнал их.

— Иммармон, Прюнже! — проворчал он. — Они, конечно, ищут принца.

Всадники остановились около него.

— Эй ты, старина! — крикнул Иммармон. — Откуда ты едешь?

— Из Вье-Мулена, ваша милость.

— Ты никого не встретил дорогой? — продолжал виконт.

— Решительно никого, — ответил «старина».

— Спасибо! Прощай!

— Мое почтение, прекрасные господа!

Оба всадника исчезли в облаках пыли, а Бруслар продолжал про себя: «Рано они поднялись на ноги, и место не особенно подходящее… Сейчас они наткнутся на драгун, будет потеха! Тем лучше, это окончательно спутает следы… Ну, едем дальше, старина!..»

Шуан громко рассмеялся, старая лошадь попробовала перейти на рысь, и тележка загромыхала, скрипя всеми своими сочленениями. Картофель запрыгал в мешке, кочан цветной капусты выкатился на дорогу, увлекая за собой две репы…

Бруслар, играя свою роль, хотел с ворчанием слезть на землю, чтобы поднять свой товар, как вдруг из кустов раздался звонкий женский голос:

— Подождите, дедушка, я подберу вам ваших беглецов, а потом мы с вами потолкуем.

На дорогу вышла красивая девушка, одетая служанкой из богатого дома; она обеими руками раздвигала ветки кустов, оберегая свое слишком белое лицо от старых колючек. Бруслар поздравил себя в душе, что так старательно играл свою роль.

Девушка легко перебежала дорогу, подняла скатившиеся овощи и, смеясь, подошла к повозке. Подавая Бруслару его товар, она весело сказала:

— А теперь за труды, в награду, позвольте мне сесть с вами в тележку; я могу сесть на репу — ей ничего не сделается.

— Ладно, — сказал Бруслар, рассматривая свою новую знакомую.

«Ты такая же служанка, как я огородник, — думал он. — Какие глаза, цвет лица, какая фигура под ситцевым платьем! Нет, это просто принцесса, играющая в поселянку, это ясно».

— Куда вы едете? — спросила она.

— В Суассон.

— К вечеру вы туда доедете?

— Может быть… Мы стары, но делаем, что можем…

— Ну, у меня нет выбора, — вздохнула она.

— Что же, садитесь, что ли? — грубовато предложил шуан.

Девушка легко влезла в тележку. При взмахе ее платья до ноздрей Бруслара долетел аромат ириса и розы, и они расширились от удовольствия.

— Черт возьми! — вырвалось у него.

— Кого черт возьми? — спросила девушка.

— Никого. Просто черт возьми!

Тележка загромыхала дальше, но, почуяв лишнюю тяжесть, лошадь пошла еще медленнее.

— Ну-ну! Коко! — подогнал ее Бруслар.

— Ее зовут Коко?

— Да, мадемуазель!

— А вас?

— Меня? Бонжан Баптист, к вашим услугам. А вас?

— Жанна Бертран, — без запинки ответила девушка.

— Отлично! — кивнул головой шуан. — Самое лучшее — сказать правду.

Девушка закусила губы, чтобы не рассмеяться.

Наступило молчание. Бруслару пришло в голову, что он напрасно взял с собой такую подозрительную попутчицу, что ему, переодетому в свою очередь, не следовало тащить с собой эту принцессу, так плохо переодетую водевильной служанкой. Это была еще лишняя опасность, которую он себе навязал, а ему уже надоели ненужные опасности.

Со своей стороны, Жанна Бертран, украдкой разглядывая своего спутника, тоже почувствовала недоверие: несмотря на грязь, руки этого крестьянина были хотя и велики, но слишком белы и нежны для огородника, и ее зоркий глаз заметил на них очевидные следы наскоро снятых колец. Она заметила также, что под грязным, изорванным платьем у него было белое и тонкое, барское белье, которое он, как видно, не догадался скрыть. Девушка все более удивлялась и тоже призадумалась; она начала бояться этого случайного спутника и жалела теперь, что остановила его.

А в это время Бонжан обернулся сам к ней боком, с самым невинным видом оглядываясь на недавно скошенные поля. Неожиданное воспоминание мелькнуло в голове его соседки. Почему-то с этим лицом в ее памяти соединялись крики, шум, конский топот… Мелькнул образ человека, скакавшего во весь опор, спасаясь от двадцати других, сделавшего безумный скачок через стену парка…

— Бруслар! — сорвалось с ее губ невольное восклицание.

Крестьянин вздрогнул и обернулся к ней со свирепым видом.