Читать интересную книгу К строевой - годен! - Михаил Серегин

Простаков хотел отречься от чужого имени, но тут понял, что его принимают за Мудрецкого.

Леха задумался. Ведь лейтенант оставался у соседки Маши.

– Подождите, я сейчас.

Сибиряк вернулся и открыл кабину.

Валетов с деловым видом уставился на здоровяка.

– Ну, чего там?

– Фрол, погодите, не торопите. Там серьезные переговоры намечаются.

– Чего?

– Денег хочет.

Маленький солдатик отпрянул.

– И чего делать? Не даст лошадь – капец лейтенанту и всем нам.

– Я попробую по совести договориться.

– Не пройдет.

– А может.

Леха вернулся к хозяйке. Та стояла, томимая ожиданием.

– Покажите животину. А то пока не знаю, за что платить.

– В хлеву.

Прошли по двору к небольшому сараю. Хозяйка открыла дверь, включила свет и вошла первой. В стойле стояла кобыла серой масти.

Простаков смотрел на лошадь.

– Она бы нам подошла.

Хозяйка неожиданно повернулась к нему и прямо так сразу цапнула Леху между ног.

Хозяйка от удивления:

– О!

Леха от неожиданности:

– А!

Он хочет вырваться, а она его не отпускает.

– Вы чего это?

– Не надо денег, – зашептала она страстно.

– Мне же лучше, только отпустите.

– Не каждый день такие молодцы ко мне заходят, – продолжала трепетать хозяйка, держась за начинающий расти прибор.

Леха сглотнул слюну.

– Ну.

Не успел он и моргнуть, а она повернулась к нему спиной, нагнулась, задрала длиннополую юбку и уперлась руками в бревно, выступающее из стены.

– Не медли, прошу, что ты там возишься?

– Как же, все уже.

– Как все? – не поверила хозяйка и обернулась.

Леха выводил лошадь из стойла.

– А как же я?

Простаков остановился.

– Вы? А вы чего хотели? Вы ведь мне лошадь без денег даете?

– Даю.

– Ну вот я и забираю.

– Непонятливый ты мой мальчик. Ты же Машу хорошо отымел, а она замужем. Что тебе стоит и одинокую бабу уважить, служивый?

– Ах, вы об этом.

Она снова нагнулась.

– Ну, где ты?

Ей снова пришлось обернуться.

– Что ты делаешь?

Леха стоял по стойке «смирно» и отдавал честь.

– Опять что-то не так? Демонстрирую свое уважение, отдаю честь...

Баба была готова растерзать его.

– Трахни меня, ну, пожалуйста!

– Извините, не догадался.

* * *

Всю дорогу медленно, но верно трезвеющий конюх убеждал комбата в том, что отдал Мудрецкому именно Резвого. Мудрецкий, сидя рядом с пьяным на заднем сиденье, утверждал совершенно обратное. Стойлохряков очень хотел разобраться, и в душе он больше верил лейтенанту, чем какому-то алкашу.

Процессия подъехала к конюшне.

Шпындрюк выкатился из своей машины и приказал пока не выводить привезенного жеребца.

– Пойдемте посчитаем лошадей вместе, – глава района сделал широкий пригласительный жест, и все – он сам, его жена, чета Стойлохряковых, поп, лейтенант и конюх – вошли в конюшню.

Почувствовав людей, животные немного забеспокоились.

– Работать с лошадьми и пить! – возмущался Шпындрюк. – Супруга, дорогая, уберешь его отсюда сегодня же и сегодня же найдешь другого.

– Да-да, да-да, – курлыкала женушка, держа половину под руку.

– Итак, – Шпындрюк остановился и растопырил руки в стороны. – Всего у меня шестнадцать лошадей, включая двух жеребят. Вначале идем к жеребятам, которым, кстати, давно пора на воздух.

В небольшом загончике были идентифицированы два жеребенка и две кобылы.

– Итого четыре! – сформированная главой процессия молча следовала за ним. Мудрецкому пришлось взять бородатого пьянчужку за фуфайку и тащить его следом. – Осталось двенадцать, двенадцать, господа!

Он шел по коридору и тыкал пальцем в торчащие лошадиные морды. Животные будто чувствовали, что их хотят идентифицировать.

Около пустой клетки Резвого он остановился и с ехидством посмотрел на подполковника, потом прошел дальше и закончил счет.

– Девять, десять, одиннадцать! Одной нет!

– Двенадцатый конь в машине, – подсказал лейтенант.

– Чего?! – взревел лысеющий карапуз и бегом побежал в противоположный конец конюшни считать лошадей заново. Теперь он останавливался около каждого стойла, смотрел на табличку, потом заходил к лошади, сличал масть и пол.

В конце второго подсчета Шпындрюк остановился и взревел:

– Я не помню всех лошадей в лицо, в морду их я не помню! Но Резвого нет! – Он подбежал к конюху и тряхнул его. – Сволочь! Ты подменил лошадей! Кому ты отдал Резвого?

Пьяный мужик ткнул пальцем в бок Мудрецкому так, что тот отпрыгнул.

Стойлохряков рыкнул, прочистил горло и сплюнул на бетонный пол.

– Лейтенант, можешь быть свободен.

– Есть, товарищ подполковник, – вяло протянул лейтенант, пожимая плечами и выражая как бы собственное непонимание происходящего.

– Убью мудилу, – Шпындрюк тряс конюха. – Живьем закопаю! Где конь?

Бородатый дядька теперь примолк и больше не кивал в сторону Мудрецкого, успевшего уже скрыться за воротами конюшни.

Увидев выходящего лейтенанта, Резинкин повернулся на спину и громко произнес:

– Ес! – после чего получил несильный шлепок от Простакова по затылку.

Фрол добавил уже языком:

– Хорош орать. Нам еще кобылу хозяйке вернуть надо.

В своем доме Шпындрюк облачился в халат и домашние тапочки.

– Чертовщина какая-то, – жаловался он, разливая вино в высокие бокалы для себя, подполковника и батюшки.

Поп немедленно перекрестился.

– Вот протрезвеет, всю душу из него выну, – раздав напиток гостям, глава района плюхнулся в кресло, и в этот момент на пороге комнаты появилась его нелюбимая жена с конюхом.

Бородатый мужик шарил безумными глазами по комнате и причитал:

– Снова одной нет, снова одной нет, их только пятнадцать, пятнадцать их.

Протопоп Архипович наморщился.

– Петр Валерьевич, уберите его отсюда, прошу вас.

Снова стало тихо. Потом компания снова пила до тех пор, пока батюшка не слег и его не отвели в спальню почивать.

Оставшись наедине с главой, комбат надул щеки.

– Протопоп Архипович, мне неприятно говорить об этом, но едет комиссия.

– Не волнуйся, все будет схвачено.

Стойлохряков вздрогнул, налег на низенький журнальный столик вместе с локтями и приблизился к Шпындрюку:

– Я должен прекратить списывать горючку. Хотя бы на время.

– Ты что! В поле работы невпроворот. Пошла твоя комиссия куда подальше! Я тебе десяток таких комиссий отважу отсюда! – крикнул Шпындрюк в пьяном угаре. – У меня, комбат, связи знаешь куда идут?!

– Нужен человек в округе, – подполковник снова распластался в кресле. – Иначе дело придется прикрыть. На время. Какой-то месяц, два.

– Я твою горючку заливаю в свою технику, и все шито-крыто. А деньги, выделяемые мне на топливо, мы делим, не забыл? Ты еще скажи, что оставишь мои магазины без крупы, без тушенки и без сгущенки! Не забывай, где ты у меня! Кто дал тебе дом? Кто пристроил сына в университет, а дочь в экономический? Кто деньги тебе платит бешеные каждый месяц? И еще, самое главное, – как ты будешь разбираться с Сивым?

Комбат пожал плечами.

– Сивый – твоя проблема, я его никогда не касался.

– Ты обязан мне, я обязан Сивому, все повязаны.

– Списание средств я прекращу. Утечку со складов тоже.

Шпындрюк налил себе фужер до краев.

– Я могу только тебя предупреждать.

Стойлохряков поднялся.

– Армию предупреждать не надо. Она сама кого хочешь предупредить может.

Шпындрюк заегозил.

– Нехорошо расстаемся, – и тоже поднялся. – Прекращаем – так прекращаем. Только обещай, если что, с Сивым мне помочь.

Комбат хмыкнул.

– Сколько у него людей?

– Да банда небольшая, человек пять. Но они все ж там убийцы. Мразь одна. Мне страшно. Из чего я платить стану, пока мы в спячке будем?

– Раздавил бы я их давно на твоем-то месте. Ты, глава района, боишься каких-то бандитов.

Шпындрюк провожал подполковника к выходу.

– Я привык жить со всеми в мире, но, может, ты и прав, придется убирать.

Глава 9

УГОН ЗА ТРИ ДНЯ

Стойлохряков в понедельник утром собрал офицеров в штабе на предмет подготовки части к визиту комиссии. Блистать красноречием не пришлось. Хватало сказанного накануне. Все подчиненные прониклись мыслью о грядущем Страшном суде в их ничего не значащей жизни и, в свою очередь, напрягали личный состав на всех фронтах. С каждым следующим днем обстановка накалялась. Немало нервных усилий потребовалось комбату, чтобы морально отмобилизовать всех и каждого, но теперь люди шевелились, что не могло не вселять надежду на лучшее.

Заместитель по работе с личным составом докладывал, что количество проступков резко снизилось. Это явное следствие уменьшения количества времени, отведенного на отдых. Его просто не было. Солдаты приходили вечером в казарму, падали на свои койки и отрубались до утра. Комбат требовал от офицеров, чтобы те не давали никаких поблажек старослужащим, в результате у последних не оставалось сил на то, чтобы воспитывать молодежь. Российская армия собралась и перешла в решительное наступление на бардак.